Еще полвека назад Аргентина была одним из самых богатых государств мира: ее валовой внутренний продукт составлял почти четверть ВВП всей Латинской Америки, доход на душу населения считался пятым или шестым в мире и первым в регионе, система образования, широко доступная бедным слоям, позволяла выпускать высокообразованных специалистов. Сегодня почти половина населения Аргентины живет за чертой бедности, уровень безработицы перевалил за 20%, а политическая и социальная обстановка отличаются крайней нестабильностью. "Полит.ру" публикует статью Матеуша Задрожного "Историческая анатомия аргентинского кризиса", в которой автор, обращаясь к истории Аргентины, пытается обнаружить и сформулировать причины столь резкого падения уровня жизни в некогда процветавшей стране. Статья опубликована в журнале "Космополис" (2007. № 1 (17)).
В жаркие декабрьские ночи 2001 г. улицы Буэнос-Айреса напоминали поле боя. 20 декабря, после нескольких недель невиданных ранее по масштабу народных выступлений, президент Аргентины Фернандо де ла Руа сложил полномочия. Вслед за этим толпы бросились штурмовать президентский дворец, и де ла Руа был вывезен на вертолете в облаках слезоточивого газа, окутывавших дворцовую площадь. В ходе столкновений с полицией погибли 27 человек. Затем за 10 дней сменилось четыре президента. Один из них объявил крупнейший дефолт в мировой истории (более 100 млрд. долл.), что было встречено в Конгрессе бурной овацией. Через 4 дня он тоже сложил с себя полномочия. 2 января 2002 г. было объявлено о девальвации национальной валюты — сначала на 30%. Далее был установлен плавающий курс, и песо свалилось в бездонную пропасть. Девальвация обратила в ничто сбережения на замороженных месяцем ранее банковских счетах, разорила тысячи мелких предпринимателей и серьезно ударила по бедной части населения. После 40 месяцев рецессии стали ясны последствия: за год ВВП упал на 10,9% (или на 20,8% по сравнению с наивысшим показателем, достигнутым четырьмя годами ранее). Безработица перевалила за отметку 20%, доля живущих ниже уровня бедности — за 57,5%, инфляция подскочила до 40%. Страну захлестнули похищения, убийства и грабежи. Это было самым тяжелым потрясением в истории Аргентины, одним из худших событий в мировой истории и настоящей трагедией для людей.
А ведь всего лишь полвека назад Аргентина была одним из самых богатых государств мира, и ей прочили блестящее будущее. Ее валовой внутренний продукт составлял почти четверть ВВП всей Латинской Америки, доход на душу населения считался пятым или шестым в мире и первым в регионе. Система образования, широко доступная бедным слоям, позволяла выпускать высокообразованных специалистов. Привлеченные процветанием в Аргентину устремлялись массы мигрантов [The Latin American Economies 1998: 137].
История Аргентины — это, прежде всего, история развала, до сих пор во многом остающаяся загадкой. Каким образом страна с относительно высоким уровнем жизни, привлекавшая в больших объемах иностранные инвестиции и рабочую силу, страна, чьи ресурсы и возможности казались бесконечными, превратилась в страну огромного неравенства доходов, где почти половина населения живет за чертой бедности?
Депрессия 2001–2002 гг. была лишь одной из многих экономических катастроф, случавшихся на протяжении всей 150-летней истории Аргентины. Политическая и экономическая нестабильность — неотъемлемая черта прошлого и настоящего этой страны.
Сегодня стали общим местом утверждения о «латиноамериканизации» Аргентины, о том, что она все больше уподобляется своим соседям. Но когда-то ее история складывалась иначе.
На протяжении почти трех столетий территория, на которой ныне располагается Аргентина, была задворками владений Испанской империи в Америке. Первое поселение на месте Буэнос-Айреса, созданное в 1520 г., было вскоре уничтожено индейцами. Ко времени его нового основания в 1580 г. на обломках империй ацтеков и инков возникли два вице-королевства — Новая Испания и Перу (со столицами в Мехико и Лиме). Территория современной Аргентины — с немногочисленным индейским населением, незначительными природными ресурсами, невыгодная для развития вследствие имперской торговой политики — оставалась слабозаселенной окраиной Вице-королевства Перу. Все изменилось в 1776 г.
Для увеличения сбора налогов и лучшего управления разраставшимися колониями Испанская Корона, находившаяся уже в руках Бурбонов, основала два новых вице-королевства — Гранаду (1718 г.) и Ла-Плату (1776 г.). Вице-королевство Ла-Платы со столицей в Буэнос-Айресе включало территории современной Аргентины, Боливии, Парагвая, Уругвая и северные земли Чили. Вместе с новым статусом пришли и привилегии, и потоки товаров, поступавшие теперь непосредственно из Испании. Буэнос-Айрес стал быстро расти.
Но реформы Бурбонов не смогли задержать закат Испании и изменение баланса сил в Европе. Обретение Испанской (а также Португальской) Америкой независимости было лишь вопросом времени. Процесс начался в 1808 г., когда Наполеон, завоевав Испанию, заставил испанского короля отречься от престола в пользу своего брата Жозефа Бонапарта. Это вызвало кризис легитимности в Испанской Америке. Чрезвычайные правительства быстро стали революционными, а патриотическое сопротивление выдвинуло лозунги борьбы за независимость. Началась длительная война между лоялистами и повстанцами. Независимость Вице-королевства Ла-Платы была провозглашена в 1816 г. и признана в 1820 г.
Как только повстанцы победили, они сразу же обратили оружие друг против друга. Гражданская война, длившаяся десятилетия, привела к распаду государства. Попытки пришедших к власти «унитариев» подчинить себе провинции натолкнулись на отчаянное сопротивление местных властей («федералистов»). Несмотря на объединительные усилия популярного героя войны за независимость Симона Боливара, Испанская Америка распалась на множество государств. От Ла-Платы отделились Боливия, Парагвай, Уругвай и северное Чили [1].
Гражданские войны на территории Ла-Платы завершились к 1861 г., после чего было сформировано национальное правительство Аргентины. Государство получило конституцию по образцу конституции Соединенных Штатов. В состав страны вошли 22 провинции и одна национальная территория (позднее был образован федеральный округ Буэнос-Айреса). Главой государства стал президент, избираемый коллегией выборщиков на 6 лет (запрещалось занимать этот пост два срока подряд). Провинции, национальная территория и федеральный округ получили в сенате по два представителя, избираемых провинциальными законодательными собраниями. Нижняя палата Конгресса — палата депутатов — состояла из 257 членов, избираемых пропорционально количеству избирателей в провинциях. Был также создан Верховный суд из 5 судей.
Несмотря на появление этих институтов, Аргентина в 1862 г. оставалась страной с территорией редко и неравномерно заселенной, но уже принадлежавшей немногим владельцам, страной, истощенной десятилетиями гражданской войны, с сельским малообразованным населением, со слабыми государственными устоями, с практически не функционировавшей центральной властью и полным отсутствием либеральных традиций.
С политической консолидацией произошли значительные экономические и социальные изменения. Наступила первая эпоха глобализации. Уменьшение стоимости перевозок и совершенствование технологии замораживания вызвали бум экспорта говядины, зерна и шерсти как в Европу, так и в Северную Америку. Со своей стороны, Аргентина открыла границы для столь нужного ей импорта капитала и рабочей силы. В страну буквально хлынули прямые инвестиции, особенно из Великобритании. Британские фирмы проложили железные дороги, открыв путь к ее природным богатствам. Аргентина как бы неофициально вошла в Британскую империю.
Относительно высокая оплата труда породила волну иммиграции из Европы, в первую очередь, из «бедных» Италии и Испании. Буэнос-Айрес занял второе место после Нью-Йорка по популярности среди мигрантов. С 1875 по 1930 г. чистый приток мигрантов в Аргентину (иммиграция минус эмиграция) составил 3,5 млн. человек [Skidmore, Smith 2001]. Новые миграционные волны накладывались на предыдущие, и в результате сложилось общество, которое аргентинский историк XX в. Хосе Луис Ромеро назвал «осадочным» (по аналогии со слоями осадочных пород в геологии) [Romero 2004]. В 1914 г. примерно треть жителей Аргентины родились за ее пределами (для сравнения: в Соединенных Штатах эта цифра никогда не превышала 13%) [Torcuato di Tella 2002]. Население, ранее состоявшее преимущественно из креолов, приобрело европейский облик и начало испытывать трудности с национальной идентичностью. Жители продолжали считать себя «европейцами». К тому же в стране практически не было африканцев и индейцев. Исторически и так немногочисленные чернокожие (заселение Аргентины происходило в основном после отмены рабовладения) погибли в ходе гражданской войны или оказались «размыты» с наплывом европейцев, а племена южноамериканских индейцев были уничтожены правительством Хулио Рока [2]. Таким образом, Аргентина не стала многорасовой страной, в отличие от большей части Латинской Америки, где немногочисленная белая элита управляла бедным большинством из индейцев и мулатов. Все это подпитывало идею исключительности Аргентины как будущей мировой державы, а пока — форпоста цивилизации в диких краях.
Иммигранты селились преимущественно в Буэнос-Айресе и окрестностях. Постепенно контраст между сельскими, испаноговорящими, бедными жителями провинций и современным, индустриальным, богатым и космополитическим населением «порта» («портеньос») становился все ярче. Провинции управлялись местными «авторитетами» (каудильо), тогда как Буэнос-Айрес превратился в бастион либеральной буржуазии. С течением времени эти различия [3] не исчезли. Даже сегодня провинции управляются семьями, известными на протяжении нескольких поколений.
В отличие от Соединенных Штатов, в Аргентине земля к моменту прибытия мигрантов была уже поделена. Отсутствие свободных земель привело к неравномерной концентрации богатства и усилению неравенства [Cavallo 2004a]. На окраинах Буэнос-Айреса возникли трущобы, в центре выросли особняки, похожие на дворцы. Представители высших классов путешествовали в Европу с собственными коровами, чтобы постоянно пить свежее молоко (отсюда произошла французская пословица: “Riche comme un Argentini8;), тогда как низшие классы прозябали в нищете. Именно в этой среде, в трущобах и борделях, зародилось танго, покорившее Европу в конце Первой мировой войны. Аргентинский писатель и бонвиван Риккардо Гюральдес демонстрировал его как стиль «аргентизма» в салонах Парижа. Примечательно, что аргентинская олигархия приняла танго, сняв с него ярлык «плебейской» культуры, только после того, как этот танец завоевал популярность в высшем европейском обществе.
Аргентинская олигархия конца XIX — начала XX вв. состояла из богатых землевладельцев, скотопромышленников, банкиров и судовладельцев. Небольшая группа семей сосредоточила в своих руках всю политическую власть. В этих условиях зародилось первое народное движение в истории страны — радикализм. Оно объединило в своих рядах новых успешных землевладельцев, выходцев из старых аристократических семей, не сумевших воспользоваться плодами экспортного бума, и представителей среднего класса [Skidmore, Smith 2001]. На базе этого движения была создана первая крупная политическая партия Аргентины — Радикальный гражданский союз (Unión Cívica Radical). В 1912 г. она добилась принятия закона Саенза Пеньи о всеобщих (для мужчин) выборах при равном, тайном и обязательном голосовании. Поскольку большинство иммигрантов родились за пределами Аргентины и были лишены избирательных прав, олигархия пыталась с помощью этого закона привлечь на свою сторону средний класс. Тем не менее его принятие стало важным шагом. Через 4 года на всеобщих выборах президентом был избран Ипполито Иригоен, один из основателей партии радикалов. С тех пор радикалы оставались у власти до 1930 г.
Закат олигархии и усиление радикалов совпало с Первой мировой войной. Экономика Аргентины получила мощный стимул из-за резко возросшего спроса на ее товары. Однако после окончания войны аргентинское производство сократилось на треть. В обществе начались дебаты о том, должна ли Аргентина оставаться сельскохозяйственной страной или ей следует пойти по пути индустриализации. Следствием этих дебатов стало рождение политики «импортозамещающей индустриализации», в рамках которой и сегодня устанавливаются субсидии и таможенные барьеры.
Великая депрессия 1929 г. нанесла смертельный удар по первой волне глобализации. По всему миру, в том числе и в Латинской Америке, резко сократился экспорт, упали национальные валюты, что, в свою очередь, привело к падению демократических правительств. В 1930 г. в Аргентине произошел первый из многочисленных путчей. Под предлогом «нелегитимности» военные свергли кабинет переизбранного на второй срок в 1928 г. И. Иригоена и назначили на должность президента генерала Хосе Урибуру. Его приход к власти знаменовал собой возвращение олигархии, но уже в союзе с военными и ориентированной на фашизм.
Затем наступило так называемое «печально известное десятилетие»: правительство оставалось у власти благодаря махинациям с выборами и запугиванию политических противников. Иригоена посадили в тюрьму, а члены его кабинета были вынуждены покинуть Аргентину. Режим начал вмешиваться в деятельность университетов и, что было особенно рискованным, продолжал игнорировать нужды рабочего класса, состоявшего к тому времени уже не из недавних мигрантов, а из граждан страны. При очередной смене общественных настроений аргентинское руководство впало в другую крайность — в популизм.
В 1943 г. консервативное правительство было свергнуто в результате заговора группы военных, в числе руководителей которой был мало кому известный полковник Хуан Доминго Перон. Заняв сначала пост венного министра, а затем одновременно министра труда и вице-президента, Перон быстро завоевал симпатии рабочего класса, добиваясь увеличения зарплат, отпусков, обеспечения жильем, решения вопросов социального страхования, создания специальных судов по трудовым спорам. Он умело пользовался отсутствием рабочего представительства во власти, представляя себя «аргентинским рабочим номер один» (primer trabajador argentino). После заговора очередной группы военных Перон был посажен в тюрьму. 17 октября 1945 г. (впоследствии эта дата стала одной из важнейших в истории перонизма и отмечалась как «День лояльности») рабочие вышли на улицы аргентинской столицы и направились на площадь Плаза де Майо к правительственной резиденции с требованием освободить Перона. Напуганные власти капитулировали. Перон вновь занял свой пост, а на следующих выборах в феврале 1946 г. был избран президентом большинством в 54% голосов [Rock 1987].
Политика, которую Перон проводил на протяжении 10 лет своего правления и которую взяло на вооружение движение, названное его именем, приняла характер революции. Ее последствия ощущаются до сих пор. Из страны, жившей экспортом сельскохозяйственной продукции и управлявшейся консервативными олигархами, Аргентина превратилась в индустриальную, управляемую корпорациями, автаркическую, эгалитарную страну с широко распространившимися популистскими и националистическими настроениями. Преобразования, проведенные как с согласия общества, так и насильственным путем, раскололи и парализовали ее на многие десятилетия, заложив фундамент экономической нестабильности, массовых убийств в период правления военной хунты 1976–1983 гг. и экономических реформ 1990-х годов.
Для «новой Аргентины», рожденной под руководством Перона, было характерно широкое вмешательство государства в экономику. «Третий путь» между капитализмом и коммунизмом, избранный Пероном, по сути, означал предоставление государству роли арбитра между капиталом и трудом со значительной преференцией последнему. Вдохновляемый корпоративистскими идеями фашистского толка, Перон способствовал созданию и развитию профсоюзов (с 1941 по 1945 г. их число возросло с 356 до 969). В задачу профсоюзов входила организация забастовок, которые государство затем использовало в своих интересах для решения конфликтов в пользу рабочих. В результате вклад наемных работников в валовой национальный продукт вырос с 38,3% в 1935–1936 гг. до 46,6% в 1953–1955 гг. [Rock 1987]. Критики называли Перона «пиротехником-пожарником», подчеркивая его тактику разжигания пожара с тем, чтобы потом его успешно погасить.
Популистская политика поддержки профсоюзов позволила правительству приступить к импортозамещающей индустриализации и национализации промышленности. За период с 1946 по 1953 г. было образовано более 75 тыс. новых промышленных компаний; доля промышленности в экономике достигла к 1955 г. примерно 30% (против 27,5% в 1940–1944 гг.). Одновременно началась кампания по выкупу предприятий у иностранных владельцев. Наиболее яркий пример — национализация принадлежавших англичанам железных дорог, которая обошлась аргентинскому правительству в 150 млн. ф. ст. [Fitzgibbon 1974: 20]. Доля государственных предприятий выросла с 11% в 1943 г. до 35% в 1950 г. [Schuker 2003: 545]. Все это, наряду с выплатой внешнего государственного долга, послужило основой для «Декларации об экономической независимости» Перона. В это же время было построено более 500 тыс. жилых домов, по большей части с дешевыми квартирами для рабочих. В рамках борьбы с безработицей было увеличено число государственных служащих: в 1943 г. — до 243 тыс., в 1949 г. — до 398 тыс., в 1955 г. — до 541 тыс. [Rock 1987].
Политика Перона до некоторой степени отражала мировые тенденции того времени. В Великобритании правительство лейбористов К. Эттли национализировало тяжелую промышленность, а в Бразилии, Мексике и Индии импортозамещающая индустриализация проводилась с не меньшим рвением, чем в Аргентине. Автаркия и национализация являлись естественной реакцией на нестабильность мировой экономики и воспринимались как движение к социальной справедливости (для многих бывших колоний это был и вопрос национальной гордости) [Stanislaw, Yergin 2002].
На пути к власти Перона сопровождала Ева Дуарте — харизматичная актриса, происходившая из самых низов, которая сначала была его любовницей, а затем женой. Эвита, как ее назвали поклонники, помогла Перону завоевать популярность в бедных слоях населения. Перон назначил Эвиту министром труда и здравоохранения, а также основал Фонд Евы Перон, бюджет которого подпитывался за счет обязательных отчислений из зарплат и других общественных фондов. Средствами фонда Эвита распоряжалась по своему усмотрению, раздавая деньги бедным и поддерживая тем самым миф перонизма. В 1951 г. Перон попытался дать ей пост вице-президента, но натолкнулся на противодействие военных. Однако независимо от занимаемого поста Эвита, фактически, управляла страной вместе с Пероном. После ее смерти от рака в 1952 г. Перон устроил ей пышные похороны и даже начал кампанию за причисление своей жены к лику святых.
Четыре года в стране наблюдался значительный экономический рост. Но с 1949 г. ситуация начала ухудшаться. Чтобы вдохнуть жизнь в «новую Аргентину», Перону пришлось резко увеличить государственные расходы. На эти цели направлялись доходы, накопленные во время войны, налоговые поступления от экспорта. Использовался и печатный станок. Созданная Пероном государственная торговая компания (Instituto Argentino de Promoción de Intercambio) покупала сельскохозяйственную продукцию по искусственно заниженным ценам и продавала ее другим странам. На вырученную валюту приобретались товары, необходимые для индустриализации. Однако скоро стали очевидны негативные последствия ускоренной индустриализации:— застой в сельском хозяйстве и инфляция. Если в 1946–1955 гг. объем промышленного производства вырос незначительно, то количество денег в обращении за тот же период увеличилось в 8 раз [Rock 1987]. В 1934–1944 гг. инфляция составляла 1,6%, в 1945–1955 гг. — в среднем уже 19,7% в год [4].
Не в пользу Аргентины складывались и тенденции в мировой экономике. К концу Второй мировой войны начался закат Британской империи, неформальной частью которой являлась Аргентина. Установить похожие отношения с Соединенными Штатами аргентинскому руководству не удалось во многом из-за политики, которую оно проводило во время войны. Аргентинская элита не симпатизировала союзникам, так как верила, что страну ждет величие и что она может соперничать с Америкой за лидерство в Западном полушарии. К тому же в армии и правительстве были сильны профашистские настроения. Аргентина видела в Германии, в случае ее победы, огромный рынок для своей сельскохозяйственной продукции, тогда как США в аргентинском экспорте явно не нуждались [Goñi 2002].
В марте 1945 г. Аргентина все же присоединилась к союзникам, но столь запоздалое решение, как и свидетельства, полученные Госдепартаментом США о связях аргентинского руководства с нацистами, не могли не вызвать у американцев негативную реакцию. Перед выборами в феврале 1946 г. посол США Спруил Браден распространил «Голубую книгу» об укрывании нацистов аргентинским правительством. Этот шаг, нацеленный на дискредитацию Перона, вызвал ответную реакцию: Перон обвинил Соединенные Штаты во вмешательстве во внутренние дела Аргентины и умело обратил общественное возмущение в свою пользу. Антиамериканская риторика Перона не способствовала налаживанию аргентино-американских отношений. В итоге страна лишилась источников валюты для закупки в США необходимой ей промышленной продукции.
В 1949 г. Аргентина впервые за многие годы столкнулась с дефицитом торгового баланса. Чтобы удержаться у власти в условиях истощения накопленных за годы войны финансовых резервов, растущей инфляции, надвигавшейся рецессии и нараставшего общественного недовольства Перон был вынужден пойти на жесткие меры. По новой конституции, принятой взамен либеральной конституции 1853 г., президент получил право избираться на следующий срок. Одновременно избирательные права получили женщины. Была введена цензура. Самая крупная независимая газета, «Ла Пренса», перешла под контроль государства. Партия перонистов и перонистская феминистская партия начали распространять культ личности президента. Пропагандистским целям служили, в частности, «Двадцать заповедей перониста», содержавшие, к примеру, такое положение: «Для перониста нет никого лучше другого перониста». В итоге в 1951 г., опираясь на голоса женщин, Перон выиграл выборы большинством в 61% голосов.
Перона, в конечном счете, погубил конфликт с Ватиканом, вызванный легализацией разводов, установлением правительственного контроля над приходскими школами, а также попытками объявить Эвиту святой. В 1955 г. в Буэнос-Айресе был организован ряд антицерковных демонстраций, в ходе которых перонисты подожгли несколько кафедральных соборов. В ответ Ватикан отлучил от церкви Перона и весь его кабинет министров. Правительство вышло из-под контроля. Для антиперонистов в армии это послужило последней каплей.
В сентябре 1955 г. выступившие против Перона военные объявили ему ультиматум: либо он добровольно оставит пост президента, либо начнется гражданская война. Не желая кровопролития, Перон покинул страну и нашел убежище во франкистской Испании. Там он провел 17 лет, пытаясь влиять на аргентинскую политику, укрепляя миф перонизма и готовя свое возвращение. В наследство аргентинцам он оставил глубоко разделенное общество, власть, поделенную между корпоративистскими группировками, и инфляцию, казавшуюся непобедимой.
После ухода Перона началась кампания по борьбе с перонизмом. Перонистская партия была запрещена. Запрещалось и хранение материалов перонистской пропаганды. Восстание военных — сторонников Перона в ряде провинций в июне 1956 г. было подавлено, а 40 его руководителей казнены.
К тому времени Радикальная партия разделилась на две фракции: «народных радикалов» под руководством Риккардо Балбина и «умеренных радикалов» во главе с Артуро Фрондизи. Первая отличалась более сильными антиперонистскими настроениями, что в целом отражало расстановку сил в армии. Конфликт двух фракций обострился до такой степени, что когда на президентских выборах 1957 г. Балбин и Фрондизи набрали почти равное количество голосов, выборы были признаны несостоявшимися. Правда, почти четверть бюллетеней оказались пустыми в знак несогласия с изгнанием Перона.
На следующих президентских выборах в феврале 1958 г. Фрондизи легко одержал победу, заручившись поддержкой перонистов, с которыми заключил тайное соглашение, пообещав легализовать их партию.
Фрондизи начал реформы с целью обуздать инфляцию и восстановить рост экономики. Планировалось ускорить индустриализацию, увеличить выпуск сельскохозяйственной продукции, привлечь иностранные инвестиции, уменьшить государственное вмешательство в экономику. В частности, к возмущению националистов, предполагалось допустить иностранные компании к разработке месторождений нефти с тем, чтобы исключить зависимость от импорта нефти, покрывавшего 50% потребностей страны [Skidmore, Smith 2001].
Однако усилия правительства были почти сразу же сведены на нет кризисом платежного баланса. В отличие от действий Перона, который в 1949 и 1952 гг. проводил стабилизационные программы без оглядки на зарубежных кредиторов, Фрондизи принял рекомендации МВФ, поскольку нуждался в иностранных кредитах. Серьезная девальвация национальной валюты, урезание социальных программ, уменьшение государственных кредитов, ограничение зарплат государственных служащих и сокращение рабочих мест — все эти меры, необходимые для реформ Фрондизи, противоречили заявленной им цели — росту благосостояния граждан.
Под давлением военных, не одобрявших заигрываний с перонистами, Фрондизи был вынужден уволить всю свою экономическую команду и назначить министром экономики монетариста Альваро Алсогарая. Алсогарай решительно взялся за выполнение требования МВФ о выравнивании внутренних и мировых цен (это было необходимо для увеличения производства сельскохозяйственной продукции). Результатом стало резкое снижение реальных доходов населения: в 1959 г. зарплата промышленных рабочих выросла на 25,8%, тогда как цена на говядину — на 97%. Алсогорай также попытался (правда, безуспешно) сократить численность государственных служащих. По его словам, их число по отношению к численности населения «более чем в два раза превышало соответствующую величину для Италии и Канады и значительно превышало ее даже для таких стран, как Германия, Бельгия и Швеция, известных своим социализмом и большой государственной собственностью» [Lewis 1990].
В апреле, мае, сентябре и ноябре 1959 г. в стране прошли всеобщие забастовки, вынудившие президента пойти на компромисс. Предприниматели не решались поддержать политику стабилизации: они были недовольны ограничением кредитов и резким скачком цен на импортные товары вследствие девальвации национальной валюты. Не доверяя политике правительства, фермеры отказывались заключать долгосрочные договоры и увеличивать поставки продукции, несмотря на значительный рост закупочных цен.
Тем не менее политика стабилизации оказалась успешной. Резкое падение сменилось ростом экономики: 7,8% в 1960 г. и 8,1% в 1961 г. Инфляция, достигшая в 1959 г. 129,5%, снизилась до 27,1% в 1960 г. и 13,7% в 1961 г. Зависимость от поставок нефти из-за рубежа практически исчезла [Gerchunoff, Llach 2000: 470].
Однако, несмотря на очевидный успех в экономике, будущее Фрондизи зависело именно от политики. Перед выборами в Конгресс в марте 1962 г. он выполнил свое обещание, легализовав партию перонистов. Фрондизи рассчитывал, что все антиперонисты, в том числе радикалы Балбина, проголосуют в его поддержку, опасаясь победы на выборах перонистов. Но онпросчитался, недооценив популярность перонизма. Количество пустых бюллетеней сократилось до нуля, и перонисты набрали 35% голосов (против 28% у радикалов Фрондизи и 22% у радикалов Балбина). Недовольные военные вынудили Фрондизи аннулировать результаты голосования. Его попытки привлечь радикалов Балбина к участию в правительстве национального единства успехом не увенчались. «И снова партия среднего класса, радикалы, показали свою неспособность управлять Аргентиной, страной с наиболее развитым средним классом в Латинской Америке» [Skidmore, Smith 2001].
29 марта 1962 г., несмотря на возражения Верховного суда, военные отстранили Фрондизи от власти и назначили президентом председателя сената Хосе Марию Гвидо. Гвидо занимал этот пост под контролем военных до следующих президентских выборов. На выборах в июле 1963 г., к участию в которых перонисты вновь не были допущены, победу одержал кандидат от радикалов Балбина Артуро Илья, набравший 27% голосов. Оппозиционные профсоюзы путем забастовок вынудили правительство допустить перонистов к выборам 1965 г. Итоги этих выборов оказались близки к результатам голосования 1962 г.: перонисты набрали 30,3% голосов, радикалы Ильи — 28,9%.
В июне 1966 г. армия снова вмешалась в политику. Провозгласив начало «аргентинской революции», генерал Хуан Карлос Онгания занял президентское кресло. Конгресс был распущен, работа Верховного суда приостановлена, а критики режима изгнаны из университетов. Технократы заняли министерские посты и начали привлекать иностранных инвесторов. Министр экономики Адальберто Кригер Васена объявил о замораживании заработной платы с 1967 г. на два года. Эта мера быстро принесла положительный результат благодаря репрессивным мерам правительства и успешному разделению рабочего движения.
Но в 1969 г. ситуация неожиданно изменилась. Несмотря на репрессии, напряжение в обществе росло. 29 мая в городе Кордова вспыхнуло восстание рабочих и студентов, возмущенных замораживанием зарплаты и вмешательством правительства в дела университетов. К ним присоединились остальные жители города. Армии удалось восстановить порядок лишь два дня спустя. В результате погибли от 20 до 30 человек, около 500 были ранены и 300 — арестованы [Romero 1994]. «Кордовоза», как назвали это событие, прокатилась по многим аргентинским городам. Появились группы леваков-экстремистов, намеревавшиеся свергнуть правительство террористическими методами [5]. Одна из таких групп, “Montoneros” («Партизаны»), в день первой годовщины «кордовозы» похитила и убила бывшего президента генерала Педро Арамбуру. Это была месть за то, что в 1956 г. он приказал казнить перонистов-подпольщиков.
Дни правительства Онгании, которое не поддерживали ни радикалы, ни перонисты, были сочтены. «Кордовоза» лишила его «единственного оставшегося источника легитимности» — «мифа о порядке» [Romero 1994]. Военные сместили Онганию 8 июня 1970 г. и назначили президентом генерала Роберто Марсело Левингстона — малоизвестного офицера разведки, служившего в дипломатической миссии в Вашингтоне. Левингстону не удалось восстановить порядок и побороть инфляцию (в 1971 г. она достигла 34,7%). Он не имел ни желания, ни способностей договариваться с политическими партиями, профсоюзами и предпринимателями. После нового массового протеста в Кордове, на этот раз вооруженного, Левингстон был заменен генералом Алехандро Лануссе, который организовал смещение Онгании четырьмя месяцами ранее.
Осознав невозможность управлять страной без участия перонистов и рассчитывая на авторитет Перона в борьбе с экстремистами, Лануссе пошел на неоднозначный шаг: разрешил Перону вернуться в Аргентину и легализовал его партию. Выборы президента были назначены на март 1973 г. Самому Перону не разрешили выставить свою кандидатуру под тем предлогом, что он не проживал постоянно в стране в течение шести месяцев до дня голосования. Но у него было достаточно времени, чтобы развернуть широкую кампанию в поддержку собственного выдвиженца — Гектора Кампоры, который в действительности был лишь марионеткой. В условиях активизации экстремистских групп Кампора набрал 49% голосов против 22%, поданных за радикала Р. Балбина. Но продержаться на президентском посту ему удалось лишь несколько месяцев. На новых выборах в сентябре 1973 г. Перон вместе со своей третьей женой, Изабеллой, претендовавшей на пост вице-президента, получил 62% голосов. Вернувшись во власть, он немедленно запретил деятельность наиболее экстремистской организации, выступившей в его поддержку, — Народной Революционной Армии. Казалось, план Лануссе начал приносить плоды. Но в июле 1974 г. Перон умер. Его вдова унаследовала страну, находившуюся в неуправляемом состоянии. Краткий период экономической стабильности, достигнутый годом ранее благодаря «социальному контракту» Кампоры с профсоюзами, закончился. Инфляция в 1975 г. поднялась до 182% — из-за решения стран-членов ОПЕК поднять цены на нефть и устремившегося в Аргентину в связи с этим потока нефтедолларов. Экспорт упал, дефицит бюджета вырос, забастовки сотрясали страну.
Тем временем экстремисты продолжали нападать на полицейских, военных и гражданское население. Ситуация становилась все более неуправляемой, и уже никто не сомневался, что лишь армия сможет восстановить порядок.
24 марта 1976 г. к власти пришла хунта во главе с генералом Хорхе Рафаэлем Виделой, адмиралом Эмилио Эдуардо Массерой и бригадиром ВВС Орландо Рамоном Агости. Это был заговор с целью покончить с революцией и выйти из патового положения, в котором страна находилась с 1955 г. Снова, как и во времена правления Онгании, на повестке дня стояли наболевшие проблемы: реформирование разбухшего, неэффективного и затратного государственного аппарата, преодоление хронической инфляции и обеспечение стабильного экономического роста.
«Процесс национальной реорганизации» был направлен на полную трансформацию аргентинского общества — экономическую, политическую и моральную. Началось уничтожение террористических групп. «Грязная», или «Священная», как ее впоследствии называли, война, развернутая правительством, унесла жизни, по меньшей мере, 30 тыс. аргентинцев. Большинству жертв было от 15 до 35 лет. Некоторые действительно были членами революционных организаций, другие лишь подозревались в этом. Ирония заключалась в том, что все это делалось во имя присоединения к «западному и христианскому миру», в подтверждение приверженности страны ценностям «морали, честности и эффективности».
«Процесс национальной реорганизации» привел к революции в экономике, которая, впрочем, продолжалась недолго. Программа, предложенная министром экономики, либералом Хосе Альфредо Мартинесом де Хосом, состояла из трех частей: 1) реформа государства; 2) либерализация, модернизация и открытие экономики; 3) финансовая стабилизация с целью обуздания инфляции [Gerchunoff, Llach 2000: 471]. К этому добавилась программа частичной приватизации.
Когда правительственная стратегия борьбы с инфляцией показала свою неэффективность, было решено перейти к «ползущему курсу» (система, при которой валюта регулярно девальвируется по отношению к другой валюте). Обменный курс песо к доллару объявлялся на 8 месяцев вперед, а текущий курс подтягивался к нему по утвержденному графику в зависимости от уровня инфляции. Но и эта мера не принесла желаемого результата. Инфляция была выше прогнозируемой, и курс постоянно оказывался завышенным. «Турист, приехавший в Аргентину в июне [1978 г.] посмотреть Кубок мира и оставшийся там еще на пару месяцев, заметил бы с удивлением при отъезде, что цены на все в долларах стали на 15% выше, чем были, когда он приехал» [Gerchunoff, Llach 2000: 363]. Появились признаки спекулятивной экономики. Аргентинцы, проводившие отпуск за границей, вкладывали там деньги в предметы роскоши, в расчете на инфляцию брали кредиты в песо и переводили их в доллары. Крупный бизнес, привлеченный дешевыми нефтедолларами, которые предлагали американские и европейские банки, все глубже погружался в долларовую задолженность. Это была «эра сладких денег». Тем временем правительство, опасавшееся экономического коллапса, было вынуждено занимать все больше долларов для поддержания курса песо. С 1975 г. до конца 1980 г. внешняя задолженность частных фирм выросла с 8,1 млрд. до 28,2 млрд. долл. [Lewis 1990]. Коллапс, в конце концов, все равно наступил, приняв форму девальвации, банковского кризиса и банкротств. Расплата была переложена на население. Центральный банк взял на себя задолженность частных компаний, из-за девальвации оказавшихся на грани краха. Так образовался огромный государственный долг, сыгравший ключевую роль в кризисе 2001 г.
Мартинесу де Хосу не удалось довести до конца реформы по созданию свободной рыночной экономики. В марте 1981 г. Видела передал власть генералу Роберто Виоле, который не был сторонником свободного рынка. Мартинес де Хос был снят с должности, и страна совершила «поворот на 180 градусов» в сторону корпоративизма [Pigna 2002]. Не справившись с продолжавшейся экономической депрессией, Виола вскоре уступил свой пост главнокомандующему армией генералу Леопольдо Галтьери.
В борьбе с экономическими проблемами и поднимавшей голову оппозицией Галтьери решил сделать ставку на патриотизм. В марте 1982 г. он приказал начать вторжение на Фолклендские (Мальдивские) острова, находившиеся под британским контролем с XIX в. (на эти острова исторически претендовала Аргентина). По его замыслу, война должна была сплотить аргентинцев вокруг правительства. Галтьери полагал, что Великобритания не будет ввязываться в войну, и даже рассчитывал на поддержку США. Но он просчитался, не предусмотрев того, что непопулярный британский премьер-министр Маргарет Тэтчер сама использует аргентинское вторжение для повышения собственного рейтинга.
Война закончилась унизительным фиаско. В течение нескольких дней британский флот разгромил численно превосходившие аргентинские силы. Военное поражение правительству военных аргентинцы простить не могли. Дискредитированный режим под давлением протестных выступлений назначил новые президентские выборы на декабрь 1983 г. Победу на этот раз одержал Рауль Альфонсин, лидер радикалов, незапятнанный событиями 1970-х годов и не подвергавшийся преследованиям, несмотря на его критику нарушений прав человека военным режимом. За него проголосовали 52% избирателей [Rock 1987].
Перед новым президентом встали две главные задачи: 1) восстановить демократию, разрушенную военным режимом, и культуру политического сотрудничества и законности, отсутствовавшую, по меньшей мере, с 1930 г.; 2) укротить инфляцию и обеспечить экономический рост.
В том, что касалось восстановления демократии, Альфонсин действовал осторожно, маневрируя между стремлением народа к справедливости и наказанию виновных и опасениями военных подвергнуться преследованию. Одним из первых шагов стало создание «Национальной комиссии по поиску исчезнувших», которая занялась расследованием преступлений, совершенных в ходе «Грязной войны». Хотя точное число погибших так и не было установлено, правозащитники оценили его в 30 тыс. человек [Romero 1994]. После нескольких военных заговоров Альфонсин был вынужден пойти на уступки, наложив некоторые ограничения на следствие и помиловав младших офицеров, «просто выполнявших приказы».
Военный режим оставил после себя экономику в состоянии стагфляции и задолженности. Финансирование военных действий привело к огромному дефициту бюджета — 10,21% ВВП [Gerchunoff, Llach 2000: 471]. Внешний государственный долг, составлявший 8,5 млрд. долл. в 1979 г., вырос к началу 1984 г. до 45 млрд. долл. [Romero 1994] [6].
Перед лицом гиперинфляции и остро нуждаясь в кредитах МВФ, правительство Альфонсина приняло в 1985 г. многообещающую программу стабилизации, известную как «План Австрал». План предусматривал такие меры, как замораживание цен и зарплат (для противодействия инерционной инфляции), уменьшение дефицита бюджета за счет роста налогов и сокращения расходов, наведение порядка на убыточных государственных предприятиях, увеличение экспорта, снижение протекционистских пошлин и введение новой валюты — австрала — вместо скомпрометированного песо.
Однако этот план так и не был до конца претворен в жизнь. В 1986 г. инфляция упала до 90% (по сравнению с 672% в 1985 г.), но уже в 1987 г. снова подскочила до 131%. То же произошло и с дефицитом бюджета, который сократился с 8% (1984 г.) до 3,5% (1986 г.), чтобы вновь вырасти годом позже. В 1987 г. стало ясно, что «План Австрал» «мертв». Провозглашенный кабинетом «План Примавера» («Весна») также не позволил обуздать инфляцию. После того, как МВФ и Всемирный банк объявили о прекращении поддержки Аргентины, правительство было вынуждено вновь девальвировать национальную валюту. Испуганное население бросилось избавляться от песо, скупая товары и доллары, что привело к неконтролируемому росту обменного курса и цен. Инфляция выросла в феврале на 10%, в марте — на 17%, в апреле — на 33%. В июле она составила 200%. Это была уже гиперинфляция. В бедных районах Буэнос-Айреса толпы грабили магазины. Правительство полностью утратило контроль над ситуацией. Альфонсин передал власть новоизбранному президенту Карлосу Саулу Менему за пять месяцев до окончания срока своих полномочий. Его мечте быть первым президентом-радикалом после Иригоена, занимавшим свою должность весь срок, не суждено было осуществиться.
* * *
Отсталая страна с противоречивой внешней политикой, неукоренившейся демократией, раздутым и неэффективным государственным аппаратом, огромным внешним долгом и без средств для его погашения, с парализованной экономикой, невиданной по величине и продолжительности инфляцией, бедным и деморализованным населением... Такой была Аргентина в 1989 г. Какой разительный контраст с динамичной, уверенно смотрящей в будущее Аргентиной 1889 г. и даже со все еще процветающей Аргентиной 1950 г.! Если можно описать историю этой страны одним словом, то это слово — «упадок».
«Капитализм без рынка и социализм без плана» — так охарактеризовал Аргентину в конце 1980-х годов ее будущий министр экономики Доминго Кавалло [Cavallo 2004b]. Защищенная высокими пошлинами, с небольшими объемами экспорта и импорта, аргентинская экономика была одной из наиболее закрытых в мире. По показателю «открытости экономики» в рейтинге Всемирного банка Аргентина занимала 117-е место, деля его с СССР, Ираном и Ираком [Schuker 2003: 546]. Аргентинские фирмы (в том числе 717 госпредприятий) были неэффективны и убыточны из-за потери связей с мировым рынком и доступа к современным технологиям.
Отсутствие планирования, в свою очередь, было обусловлено политической нестабильностью и высокой инфляцией. Государственные перевороты сотрясали страну в 1930, 1943, 1955, 1962, 1966, 1970, 1971 и 1976 гг. Действие конституции приостанавливалось, либо она просто игнорировалась. «Правила игры» почти постоянно менялись или нарушались. Инфляция приобрела не только структурный, но и инерционный характер. С 1960 по 1994 г. годовой рост цен составлял в среднем 127%, при этом были несколько периодов гиперинфляции. Эту самую высокую и наиболее продолжительную в мировой истории инфляцию экономист Вильям Истерли прокомментировал так: «Представьте, что житель Аргентины обменял на песо в 1960 году 1 миллиард долларов и стал хранить их дома. К 1994 году стоимость этих денег составила бы одну тринадцатую одного цента. Шоколадка, стоившая 1 песо в 1960 году, стоила в 1994 году 1 300 000 000 000 песо!» [Easterly 2001: 220].
В течение всего этого периода правительство собирало «инфляционный налог». Часть расходов покрывалась печатанием денег. С 1913 по 1989 г. только один раз годовой бюджет был сведен без дефицита [Gerchunoff, Llach 2000: 471]. Инфляция (особенно гиперинфляция) вела к снижению производительности труда, сокращению реальных доходов и обеднению населения. Кроме того, она удерживала безработицу на искусственно низком уровне, поскольку более низкие зарплаты позволяли фирмам (то есть во многих случаях их владельцу — государству) нанимать больше работников, чем требовалось, обедняя тем самым рынок труда. Наконец, инфляция приводила к общему бюрократическому хаосу и росту коррупции, так как взятки и кражи было легко прикрыть постоянно растущими ценами [Cavallo 1997]. В этих условиях аргентинцам ничего не оставалось, как сокращать свои сбережения, брать кредиты в банках (инфляция «съедала» проценты по кредитам), выводить деньги заграницу и эмигрировать.
Политическая и финансовая нестабильность влияла и на рост ВВП, который после 1950 г. был меньше, чем в других странах Америки и Европы (см. рис. 1). В конце 1960-х годов Аргентина превратилась из богатой в бедную страну.
Рисунок 1. Показатели отставания Аргентины от стран Америки и Европы
Будучи в 1929 г. одним из 10 самых богатых (по объему ВВП на душу населения) государств мира, Аргентина скатилась на 40-е место, уступив Бразилии, Мексике, Уругваю, Венесуэле и Тринидаду и Тобаго [Schuker 2003]. Такова была печальная реальность, которая побудила Аргентину, наконец, вернуться на тот путь развития, с которого она сошла в 1940-е годы.
Список литературы
Cavallo D. 1997. El peso de la verdad. Editorial Planeta.
Cavallo D. 2004а. Lecture, 10 March. Cambridge, MA.
Cavallo D. 2004b. Capitalismo sin mercado y socialismo sin plan. Cambridge, MA.
Easterly W. 2001. The Elusive Quest for Growth. Cambridge: MIT Press.
Fitzgibbon R.H. 1974. Argentina: A
Chronology and Fact Book. N.Y.: Oceana Publications.
Gerchunoff P., Llach L. 2000. El ciclo de la ilusión y el desencanto: un siglo de políticas económicas argentinas. Buenos Aires: Ariel Sociedad Económica.
Goñi U. 2002. The Real Odessa: Smuggling the Nazis to Peron’s Argentina. N.Y.: Granta Books.
Lewis P.H. 1990. The Crisis of Argentine Capitalism. Chapel Hill, NC: University of North Carolina Press.
Pigna F. 2002. Habla Martínez de Hoz // “3 Puntos”, 26.09.
Rock D. 1987. Argentina, 1517–1987: From Spanish Colonization to Alfonsin. California.
Romero J.L. 2004. Breve historia de la Argentina. Fondo De Cultura Economica.
Romero L.A. 1994. A History of Argentina in the Twentieth Century. Buenos Aires.
Schuker S. 2003. Round Up the Usual Suspects: The Latest Latin American Debt Crisis // “Journal of World Affairs”, Summer.
Skidmore T., Smith P. 2001. Modern Latin America. 5th ed. N.Y.
Stanislaw J., Yergin D. 2002. The Commanding Heights: The Battle for the World Economy. N.Y.: Simon&Schuster.
The Latin American Economies, 1939–1950. 1998 // The Cambridge History of Latin America. N.Y.
Torcuato di Tella. Lecture. 2002. Buenos Aires: Universidad Torcuato di Tella.
Примечания
[1] Португальская Америка, имея много общего с Испанской Америкой, избежала ее участи по случайному стечению обстоятельств. Королевская семья бежала в Бразилию прежде, чем Наполеон успел захватить Португалию. Столица империи была перенесена из Лиссабона в Рио-де-Жанейро. Вернувшись в Португалию в 1821 г., король оставил наместником в Рио своего сына, который через год провозгласил независимость Бразилии. В 1889 г. Бразильская империя была преобразована в республику в ходе бескровной революции. — Прим. авт.
[2] Для прекращения нападений индейцев на поселения европейцев генерал Хулио Рока уничтожил остатки индейских племен в ходе кампании 1878–1879 гг., получившей название «Война в пустыне». Поселенцы признали его национальным героем, и в 1879 г. он был избран президентом. — Прим. авт.
[3] Описание этих различий можно найти в книге второго президента Аргентины Доминго Фаустино Сарменто «Факундо: цивилизация или варварство», восхваляющей либеральную и позитивистскую культуру Буэнос-Айреса («цивилизацию») и осуждающей культуру известнейших каудильо Факундо Кироги и Хуана Мануэля де Розаса («варварство»). — Прим. авт.
[4] Расчеты произведены на основе «Inflación al consumidor» из “Cuadro 3: Precios, Tipo de Cambio y resultado fiscal» в «Apéndice Estadístico” [Gerchunoff, Llach 2000: 470]. — Прим. авт.
[5] Радикализация была характерна не только для Аргентины. Четырьмя годами ранее аргентинец по происхождению Эрнесто «Че» Гевара был убит при попытке поднять революцию в Боливии. В 1968 г. студенческие протесты прокатились по всему миру, а подобные революционные группы появились также в соседних с Аргентиной Бразилии и Уругвае. — Прим. авт.
[6] Аналогичный процесс лавинообразного увеличения внешнего государственного долга наблюдался и в других странах Латинской Америки. Это стало следствием решения стран-членов ОПЕК поднять цены на нефть. С 1978 по 1984 г. совокупный долг всех латиноамериканских государств вырос с 153 млрд. до 368 млрд. долл. [TheLatin American Economies 1998: 228]. Ситуация еще более ухудшилась после того, как Федеральный резервный банк США поднял учетную ставку (чтобы остановить рост инфляции), и мировые цены на сырье сильно упали. Правительства стран Латинской Америки, в том числе Аргентины, стали объявлять дефолты по своим внешним долгам. — Прим. авт.
