7 апреля 1902 года в газете «Новое время» известный журналист Михаил Меньшиков сообщил о существовании загадочного документа, известного ему через некую даму и содержащего «тайный заговор против человеческого рода». Впоследствии этот документ получил название «Протоколы Сионских мудрецов», было установлено и имя дамы - Юстинья Глинка. «Полит.ру» публикует статью Льва Аронова, Хенрика Барана и Дмитрия Зубарева, в которой авторы последовательно реконструируют биографию и репутацию Юстиньи Глинки, фрейлины при русском дворе, выявляют на основе найденного письма к Александру III систему ее взглядов и делают предположение о возможном участии Глинки в появлении в России «Протоколой Сионских мудрецов». Статья опубликована в журнале «Новое литературное обозрение» (2007. № 81).
7 апреля 1902 года известный русский консервативный журналист Михаил Меньшиков сообщил читающей публике о существовании некоего загадочного документа — «довольно толстой рукописи», излагающей «тайный заговор против человеческого рода», составленный царем Соломоном и в полной тайне реализуемый «мудрецами еврейскими» уже три тысячи лет [Меньшиков 1902, далее цит. по: Меньшиков 1998]. Познакомила журналиста с этим документом (названным далее «Протоколами Сионских мудрецов» [Меньшиков 1998: 713]) некая петербургская дама, не названная по имени, но достаточно подробно, не без иронии, описанная: «Изящная квартира, превосходный французский язык, все признаки хорошего круга», «элегантная», «в непосредственном сношении с загробным миром» [Меньшиков 1998: 711—712]. По словам дамы, протоколы были выкрадены из тайного еврейского хранилища в Ницце и попали к ней от «одного французского журналиста <…> Она <…> с величайшей поспешностью перевела выдержки из драгоценных документов по-русски» [Меньшиков 1998: 712].
За сто четыре года, прошедших с этого момента, литература о «Протоколах Сионских мудрецов» (далее — ПСМ) — одном из политических бестселлеров ХХ века — стала поистине необозримой. Изучены их источники, выдвинуто много гипотез относительно авторства. Однако личность «дамы», которая якобы перевела ПСМ на русский язык (французский оригинал за сто лет никем не обнаружен, а само его существование стало подвергаться сомнению [Микелис 2006]) и привезла их в Россию, до сих пор остается загадочной. Один из первых публикаторов ПСМ, С.А. Нилус, сначала сообщил лишь, что они были выкрадены «женщиной» [Нилус 1905: 321], а через двенадцать лет добавил (со слов покойного помещика Чернского уезда Тульской губернии А.Н. Сухотина), что ПСМ тот «получил от одной дамы, постоянно проживавшей за границей, что дама эта — чернская помещица (он назвал, помнится, и фамилию, да я забыл), и что она добыла ее каким-то весьма таинственным путем (едва ли не похищением)» [Нилус 1917; цит. по: Нилус 1995: 84]. Со слов того же Сухотина Нилус рассказал, что «один экземпляр этой рукописи эта дама передала по возвращении своем из-за границы Сипягину, бывшему в то время министром внутренних дел» [Нилус 1995: 84]. (Любопытно, что министр внутренних дел Российской империи Д.С. Сипягин был убит 2 апреля 1902 года — за пять дней до появления в печати статьи Меньшикова.) В отличие от Меньшикова, Нилус всегда утверждал, что «даму» никогда не видел и даже имени ее не знает. Не назвал имени «дамы» и бывший сосед Сухотина по тульскому имению Ф.П. Степанов. Оказавшись в эмиграции в Югославии, он в 1927 году оставил нотариально заверенное свидетельство, что Сухотин, передавший ему рукопись ПСМ, ссылался как на источник рукописи все на ту же безымянную «даму, проживавшую в Париже». В отличие от Нилуса, который имя дамы «забыл», Степанов утверждал, что Сухотин ее имени не назвал (см. публикацию свидетельства Степанова по архивному источнику: Аронов 1991: 388).
Таким образом, за 25 лет (1902—1927) появилось три письменных свидетельства о «даме», привезшей ПСМ в Россию. Причем лишь один свидетель — Меньшиков — утверждал, что видел «даму» и знает ее имя. Двое других — Нилус и Степанов — «даму» никогда не видели, а имени ее не знали или не помнили.
И только другая загадочная дама, активная пропагандистка ПСМ, укрывшаяся под псевдонимом Лесли Фрай, впервые опубликовавшая свидетельство Степанова, сообщила, наконец, имя таинственной переводчицы ПСМ. Она утверждала, что это была «дочь русского генерала мадемуазель Юстинья Глинка». Согласно версии Фрай, Ю. Глинка в 1884 году в Париже купила ПСМ у французского еврея Жозефа Шорста-Шапиро, перевела текст на русский и вместе с оригиналом передала жандармскому генералу Оржевскому. Еще одну копию перевода Глинка, вернувшись в свое «орловское поместье», передала Сухотину [Fry 1931: 93].
Во время одной из сессий известного Бернского процесса (возбужденного швейцарскими еврейскими общинами против распространителей ПСМ на территории Швейцарии и ставшего юридическим расследованием подлинности документа) имя Ю. Глинки упомянул выдающийся ученый-архивист, социал-демократ Б.Н. Николаевский: «По новейшей версии антисемитов, “Протоколы” были выкрадены из архивов одной масонской ложи Франции по поручению г-жи Глинки. Эта Глинка была разоблачена еще в 1882—1883 гг. за ее связи с русской тайной полицией»[1]. В дальнейшем Николаевский до конца жизни интересовался ПСМ и личностью Ю. Глинки[2]. Этот интерес был вызван тем, что причастность Глинки к привозу ПСМ в Россию подтверждала гипотезу Б. Николаевского о происхождении загадочного документа из круга ее друзей — парижских франко-русских консерваторов — Жюльетты Адам и Ильи Циона. После публикации книги Кона в литературе о ПСМ закрепились приведенные там биографические сведения о Глинке — как правильные (дочь дипломата, фрейлина русского двора, причастная к негласному политическому сыску), так и ошибочные («чернская помещица», год рождения —1844-й). Единственная работа, где приводятся документальные сведения о Ю. Глинке, — историческое исследование о французской журналистке Жюльетте Адам [Morcos 1961 — цитируется досье, заведенное на Глинку префектурой парижской полиции в 1881—1882 годы].
Вопрос о роли Ю. Глинки в истории ПСМ до сих пор остается спорным, причем расхождения во мнениях не связаны с отношением авторов к проблеме их подлинности. Историк-медиевист Ю.К. Бегунов, ставший в постсоветское время пропагандистом подлинности документа, считает ее центральной фигурой в распространении ПСМ в России. Согласно его версии, резюмированной с помощью графической схемы, именно Глинка (он именует ее «Юлианой» [Бегунов 1996: 91]), получившая ПСМ от «французского журналиста», извлекшего их из «Сионского кагала», снабдила протоколами и Сухотина, и его соседа Степанова, и министра Сипягина, и Меньшикова, и самого Нилуса! [Бегунов 1995: 423 — № 3. Схема пути ПСМ из Франции в Россию.] Особенно подробно о Ю. Глинке и о ее отце, известном русском дипломате и политическом мыслителе XIX века, пишет киевский культуролог и литературовед В. Скуратовский. Согласно его формулировке, Ю. Глинка «превращала фамильный сверхконсервативный опыт в свое сверхреакционное дело» [Скуратовский 2001: 24]. «Юстина (Юлиана) Глинка, — добавляет он, — чье духовное становление проходило, несомненно, в тени отцовской книги, была склонной к созданию или хотя бы к рецепции и становлению такой (реакционно-конспирологической. — Л.А., Х.Б., Д.З.) литературы» [Скуратовский 2001: 29]. «Итак, не исключена некоторая доля соавторства в ПСМ Юстины Глинки, транслировавшей туда — либо устно, либо даже письменно! — некоторые отцовские постулаты…» [Скуратовский 2001: 31].
Фанатичный борец с «мировой закулисой» О.М. Платонов и итальянский филолог Ч. Де Микелис, утверждающий, в отличие от прежних исследователей, что ПСМ были сфабрикованы в России в 1902—1903 годах, придерживаются противоположной версии и не находят для Ю. Глинки места в своей реконструкции истории документа. «История о краже Сионских протоколов во Франции таинственной женщиной, которой, по мнению части исследователей, являлась Ю. Глинка, скорее всего — намеренная дезинформация, для того, чтобы не скомпрометировать Царский Двор» [Платонов 1999: 227]. В свою очередь, Де Микелис рассматривает и отвергает не только выдвигаемую некоторыми исследователями версию о Глинке как возможном авторе ПСМ [Микелис 2006: 176—177], но и какое-либо ее участие в распространении текста. Не считает нужным упомянуть Глинку и автор новейшей энциклопедической статьи о Нилусе [Рейтблат 2006].
На самом деле, за более чем столетие с момента появления статьи Меньшикова и за семьдесят пять лет с появления книги Л. Фрай, где имя «дамы» было впервые раскрыто, реальных фактов о Ю. Глинке накопилось поразительно мало (к тому же в печати не появлялось ни одной написанной ею строки). Упоминание о том, что она была фрейлиной двора, не натолкнуло исследователей на мысль обратиться к адрес-календарям Российской империи, в которых сведения о придворных чинах ежегодно приводились. Имя Ю. Глинки — Юстинья — впервые появляется там в 1871 году [Адрес-календарь 1871: 34] (отчества новоиспеченной фрейлины составители календаря еще не знали). В дальнейшем, вплоть до 1917 года, Ю. Глинка — сначала фрейлина императрицы Марии Александровны, затем императрицы Марии Федоровны и, наконец, императрицы Александры Федоровны — постоянно фигурирует в этих адрес-календарях, постепенно перемещаясь в списке фрейлин от конца к началу [см.: Адрес-календарь 1916: 87]. Обращение к иному, достаточно доступному справочнику — «Русскому биографическому словарю» — позволяет исправить год ее рождения, который неправильно указан у Кона, а затем и у других исследователей ПСМ — 1836-й, вместо 1844-го [Чулков 1916]. Восходящее еще к книге Нилуса 1917 года упоминание о «чернской помещице», принятое на веру Б. Николаевским и всеми остальными авторами, поддавшимися его авторитету, легко опровергается обращением к справочникам по тульскому дворянству. Ни в Чернском уезде, ни вообще в Тульской губернии никакие Глинки никогда землей не владели [Чернопятов II, Чернопятов IV]. Любопытно, что составители новейшего генеалогического справочника по роду «Смоленских Глинок», работавшие с архивными источниками и сообщившие точную дату рождения Ю. Глинки и сведения о ее родителях и ближайших родственниках, которые владели родовым имением Закуп в Духовщинском уезде Смоленской губернии, тоже поверили Николаевскому на слово и приписали ей поместье в Чернском уезде, которым она никогда не владела [Федоров, Деверилина, Королева 2004: 139— 145, 216].
Впрочем, скупость достоверных сведений о Глинке — явление, характерное для исследований ПСМ в целом. За редкими исключениями, работы о подложном документе воспроизводят некий набор сведений различной степени достоверности, в основном восходящих к публикациям и исследованиям 1920—1930-х годов. Как ни странно, большинство авторов не сочло нужным обратиться ни к периодике той эпохи, в том числе и газете на французском языке, издававшейся самой Ю. Глинкой, ни к архивным источникам — как российским, ставшим в последние пятнадцать лет намного более доступными, так и западным.
Настоящая публикация — фрагмент начатого в 2005 году проекта по истории ПСМ и их рецепции в России и Западной Европе в ХХ веке, в котором принимают участие авторы публикации[3]. Цель проекта — выявить и ввести в научный оборот максимум не использованных раньше материалов по истории ПСМ, заполнить пробелы в истории распространения ПСМ и борьбы с ними, прояснить биографии ряда лиц, так или иначе связанных с историей ПСМ. В настоящее время по результатам проекта подготовлен сборник материалов и исследований на русском, английском и французском языках[4]. Отметим, что публикуемое ниже письмо — один из нескольких сот документов, принадлежащих перу Ю.Д. Глинки и обнаруженных в процессе работы над проектом.
Приведем текст письма и его перевод. Автограф на французском языке; авторские подчеркивания передаются курсивом. Источник — ГАРФ. Ф. 677 (имп. Александр III). Оп. 1. Д. 763. Л. 1—2 об..:
Trés confidentiel
Sire
Selon l’ordre de Votre Majesté, c’est au Comte Tolstoy, que je me suis adressée. Étant malade il m’a envoyé Mr Orjewsky, auquel j’ai communiqué, ce qui concerne sa partie, c’est à dire que Monsieur de Bismarck a conçu le plan de faire assassiner Votre Majesté.
J’ai ajouté à cela, les noms de deux des assassins (il y en a six), qui ont reçu de l’argent à cet effet, et j’ai indiqué mes sources en disant, que j’ai l’espoir d’avoir des indications plus détaillées. Je lui ai en outre passé le chiffre secret de l’ambassadeur d’Autriche, Comte Wimpfen, qui s’est suicidé, et qui a été mêlé à des affaires ténébreuses comme agent secret de Mr de Bismarck. J’ai transmis à Monsieur de Giers quelques renseignements importants et authentiques sur les vastes plans généraux du Chancellier.
Je lui ai parlé des clauses du traité secret, intervenu entre l’Allemagne et l’Autriche, et qu’un hasard providentiel m’a fait connaître. Ces clauses fixent dès maintenant, la composition des corps d’armées, de l’État Major, et des Chefs des armées réunies. — Elles indiquent les différentes éventualités pouvant se produire au moment de la lutte, et déterminant les modes d’action, qu’elles provoqueraient. Pour cette fois je n’ai osé lui nommer mes sources, ayant donné ma parole, de ne le faire que verbalement à Votre Majesté, si Elle désirait les connaître.
J’ai aussi raconté les efforts qu’on faisait du même côté, joints à ceux de l’Angleterre, pout entraîner l’Italie dans une action en Afrique afin de gâter ses relations avec la France.
J’ajoute brièvement deux points qui peuvent intéresser Votre Majesté personellement. — Le grand Rabin à Paris m’a communiqué que si la liberté de conscience et l’égalité des cultes devant la loi, étaient accordeés en Russie, Votre Majesté pourrait compter sur l’appui entier de «l’Alliance Israélite Universelle».
Cette Alliance est une immense force d’intelligences et d’argent. L’autre point concerne le Grand Duc Constantin. Il a dit à quelqu’un, qu’il compte assister au couronnement, en ajoutant, que ce jour déciderait de sa vie. Que s’il était bien reçu, il tâcherait d’être un soutient pour le trône de Votre Majesté, comme disait-il, son oncle et parrain le Grand Duc Constantin Pavlovitch l’avait été. Il a longuement développé ce thême. Si on le recevait mal, il compte retourner à l’existence de simple particulier, qu’il mêne actuellement. La personne, qui m’a répété ces paroles (car je n’ai pas vu le Grand Duc) est très sûre, et paraissait désirer, qu’elles Vous fussent redites.
Voilà les renseignements, que j’ai pu mettre par écrit, Sire. J’en ai d’autres, qui ne sont possibles, que pour une communication verbale, et il est évident, qu’on fera tout au monde pour m’empêcher de les faire. — Un ami m’a avertie, qu’un ne reculerait devant aucune calomnie, intrigue ou même violence, pour m’empêcher d’arriver jusqu’à Vous ou Sa Majesté l’Impératrice. J’ai prié la P
Le but de mon voyage sera atteint, si je parviens à faire arriver tous mes renseignments jusqu’ à Votre Majesté. — Je me dis Sire, de Votre Majesté la très humble et dévouée sujette Justine de Glinka
Весьма конфиденциально
Государь,
По повелению Вашего Величества я обратилась к графу Толстому, который, будучи болен, отослал меня к господину Оржевскому, и я сообщила ему, в части его касающейся, что господин Бисмарк задумал план убийства Вашего Величества.
Вдобавок я сообщила ему имена двоих убийц (всего их шесть), которым за это заплачено, и указала свои источники, сказав, что надеюсь получить более подробную информацию. Кроме того, я передала ему секретный шифр покончившего с собой австрийского посла графа Вимпфена, который был замешан в темные дела в качестве тайного агента господина Бисмарка. Я передала господину Гирсу некоторые важные и достоверные сведения о широких общих планах канцлера. Я говорила с ним о статьях секретного договора, заключенного между Германией и Австрией, который по воле Провидения стал мне случайно известен. В этих статьях зафиксировано, что немедленно начинается формирование военных корпусов, объединенного Генерального Штаба и Верховного Командования. — В этих статьях указаны различные варианты развития событий в случае начала борьбы и определен образ действий в зависимости от этих вариантов. На этот раз я не решилась назвать господину Гирсу свои источники, поскольку дала слово сообщить их лишь устно Вашему Величеству, если Ваше Величество пожелает их узнать.
Я также сообщила об усилиях, предпринимаемых этими (в придачу к Англии) странами с целью вовлечь Италию в военные действия в Африке, чтобы испортить ее отношения с Францией.
Коротко добавлю еще два пункта, которые могут лично заинтересовать Ваше Величество. — Главный раввин в Париже сообщил мне, что если бы в России были дарованы свобода совести и равенство вероисповеданий перед законом, то Ваше Величество могло бы рассчитывать на полную поддержку «Всемирного Еврейского Союза».
Этот Союз — гигантская сила, располагающая огромными деньгами и пользующаяся широкой сетью тайных связей. Второй пункт касается Великого Князя Константина. Он сказал некоему лицу, что рассчитывает принять участие в коронации, добавив, что этот день решит его судьбу. Если он будет хорошо принят, то постарается стать опорой престола, подобно тому как, по его словам, был ею его дядя и крестный отец Великий Князь Константин Павлович. Он долго распространялся на эту тему. Если же его примут плохо, он рассчитывает вернуться к жизни в качестве частного лица, каким является ныне. Лицо, которое сообщило мне эти слова (сама я Великого Князя не видела), очень надежное и, кажется, желало, чтобы они были Вам переданы.
Вот те сведения, Государь, которые я могу изложить письменно. Я располагаю и другими, которые могу сообщить лишь устно, но очевидно, что будет сделано все, чтобы этому помешать. Один из моих друзей предупредил меня, что кое-кто не остановится ни перед клеветой, ни перед интригой, ни даже перед насилием, чтобы помешать мне увидеться с Вами или с Ее Величеством Императрицей. Я умоляла княгиню Кочубей попросить, чтобы Ее Величество меня приняла, но Гофмейстерина, связанная с прусским двором и состоящая с ним в переписке, может даже бессознательно служить его инструментом. — Я смиренно умоляю Ваше Величество не сообщать содержание этого письма абсолютно никому из членов Императорской семьи, за исключением, конечно, Императрицы. Для такой просьбы у меня есть серьезные причины, которые касаются как Вашей, Государь, личной безопасности, так и моей.
Цель моего путешествия будет достигнута, если я смогу донести все мои сведения до Вашего Величества. Остаюсь смиренной и преданной подданной Вашего Величества Юстинья Глинка[5]
Письмо не датировано. Время его написания восстановимо на основе контекста. Последнее по времени упоминаемое в нем событие — самоубийство австрийского посла в Париже графа Вимпфена, случившееся 24 декабря 1882 года. Предстоящее событие, о котором говорится в письме, — коронация Александра III, состоявшаяся в Москве 10 мая 1883 года. Следовательно, письмо написано между январем и апрелем 1883 года.
Автор письма — Юстинья Дмитриевна Глинка. Дочь русского дипломата Дмитрия Григорьевича Глинки (любимого племянника Вильгельма Карловича Кюхельбекера, 1808—1883) и Юстины-Кристины Бангеман-Гейгенс. Родилась 1 июля 1836 года в Копенгагене (?), где в 1831—1837 годах ее отец служил в должности второго секретаря российского посольства. Отметим, что «генералом», о котором писала Л. Фрай, был не отец Юстиньи, а его родной брат Борис (1809—1895). О жизни Ю. Глинки до 1871 года ничего не известно; скорее всего, незамужняя дочь (дожив до 80 лет, замуж Ю. Глинка так и не вышла) проживала с родителями в разных местах, где ее отец проходил службу. Дальнейшая его карьера — секретарь, советник, поверенный в делах в Швеции (1837—1846), Пруссии (1846—1850), при Гессенском дворе (1850—1853). В 1853—1856 — в отставке в чине действительного статского советника. После назначения министром иностранных дел А. Горчакова — лицейского товарища Кюхельбекера — Д.Г. Глинка вернулся на дипломатическую службу с повышением: он был назначен чрезвычайным и полномочным посланником и полномочным министром России в Бразилии (Рио-де-Жанейро, 1856—1871), в 1863 году получил чин тайного советника.
В 1871 году Д.Г. Глинка переводится на ту же должность в Португалию (Лиссабон, 1871—1883, умер там 14 мая 1883 года в чине действительного тайного советника — второй по значимости чин в Табели о рангах). Его сын Николай Григорьевич Глинка (1838—1884, единственный брат Юстиньи; «сестры», о которой упоминают многие исследователи, в том числе В. Скуратовский, у нее не было) тоже стал дипломатом (в 1880-х годах — действительный статский советник, камергер, консул России во Франкфурте-на-Майне). В том же, 1871 году, когда отец переехал из Бразилии в Португалию, 35-летняя Юстинья получает (очевидно, по ходатайству отца) придворное звание фрейлины императрицы Марии Александровны и, по всей видимости, переезжает в Петербург. В 1880 году умирает старая императрица Мария Александровна; по-видимому, Ю.Д. Глинка, как и многие другие «осиротевшие» фрейлины, оставшись без дела в столице, в том же году уезжает в Париж, где у ее отца был большой дом и огромная коллекция произведений западноевропейского искусства. После убийства императора Александра II 1 (13) марта 1881 года начинается ее активная политическая деятельность, направленная против русских эмигрантов-революционеров. В связи с этой деятельностью Глинка оказывается в сфере интересов парижской полиции, которая заводит на нее личное досье. В полицейском рапорте от 16 марта 1882 года Ю. Глинка названа дочерью генерала, тайным агентом русской полиции в Париже, тесно связанной с полицейским префектом М. Андрие и редактором журнала «Nouvelle Revue» Жюльеттой Адам. Среди других ее контактов отмечены журналисты барон Гримм из газеты «Figaro» и «пишущий против нигилистов» М. де Белина (Bélina) из газеты «Presse» [Morcos 1961: 190, 494—497][6]. Другое досье было заведено на ее помощника Теодора Жозефа Шапиро, о котором упоминает Л. Фрай: здесь он назван «русским евреем» и «темной личностью» [Morcos 1961: 495].
Неудивительно, что необычная для великосветской дамы политическая активность привлекла внимание леворадикальной парижской прессы, сочувствовавшей русской революции и называвшей убийство Александра II «казнью». Летом 1882 года в газетах «L’Intransigeant» (фактически являвшейся рупором партии «Народная воля» в Европе[7]) и «Le Radical» появляются серии журналистских расследований, в которых Ю.Д. Глинка, зашифрованная как «Mlle de G…», играет одну из главных ролей как агент «международного III-го Отделения» [L’Intransigeant 1882; Le Radical 1882]. Среди других лиц, упомянутых в этих статьях, — имена уже знакомого нам журналиста де Белина, а также некоего агента «Mlle de G…», зашифрованного как «S», в котором нетрудно угадать таинственного Шапиро, якобы выкравшего ПСМ из архивов «Сионского кагала».
В одной из статей дана характеристика самой Глинки:
И тогда же, когда оппортунизм пришел к власти[8], мадемуазель де Г… была послана в Париж в качестве главы тайной полиции. Возможно, что она была рекомендована царю госпожой Эдмон Адам, с которой она очень близка, как будет показано в дальнейшем.
С тех пор, как мадам Адам впала в немилость у царицы (известно, что во время своего пребывания в Санкт-Петербурге она тщетно просила аудиенции у императрицы), мадемуазель де Г… разделяла ее неудачу.
Мадемуазель де Г… — женщина от тридцати пяти до сорока лет, с изящной, аристократической осанкой. Она скорее хорошенькая, чем красивая. Дочь посла, она живет в Париже весьма богато, и многие весьма известные художники и литераторы прилежно посещают ее салон, при этом прекрасно зная, что она состоит на жаловании у правительства.
Мадемуазель де Г… обладает очень хорошей галереей картин; продажей некоторых из них она сейчас занята.
В своем рвении мадемуазель де Г… допустила промах, недостаточно считаясь с предупреждениями, советами или приказами князя Орлова. Интриганка, склочница, подруга, подопечная, мы могли бы сказать — агент оппортунистов, она пыталась бороться с князем Орловым, который в большом фаворе у царя.
В конце концов, посол дал знать своему правительству о том, что мадемуазель де Г… создает затруднения для его действий. Мадемуазель де Г… больше не знала меры и дошла до того, что обвинила Орлова в сообществе с нигилистами.
(Le Radical. 1882. № 206; перевод здесь и далее наш. — Л.А., Х.Б., Д.З.)
Хотя имя Ю. Глинки в обеих газетных сериях не было раскрыто, ее личность была настолько узнаваема, что скандальные подробности, особенно описание ее конфликта с посланником России во Франции Николаем Алексеевичем Орловым (1827—1885), должны были вызвать какую-то официальную реакцию. Неудивительно поэтому, что на защиту фрейлины бросилась ее подруга и соратница, отправившая в редакцию газеты «Le Radical» следующее письмо и назвавшая Ю.Д. Глинку полным именем:
Сударь,
Я бы сожалела о том, что я не мужчина, если бы мужчина мог не запятнать себя общением с автором опубликованных Вами статей о русской полиции.
Было бы глупо защищать Mадемуазель Юстинью Глинку от таких нападок! Я приведу лишь один факт, который опровергает все остальные; господин Х… утверждает, что я представила Мадемуазель Глинку царю Александру II. Нужно не иметь ни малейшего представления о России, чтобы игнорировать тот факт, что Mадемуазель Глинка, фрейлина императрицы, является придворной особой, как и все члены ее семьи.
Семья Глинок является образцом чести, лояльности, героической преданности русскому отечеству.
Так что Глинка может стремиться защищать жизнь царя и не принадлежать к полиции, и одновременно она может просить милости для политических осужденных и не быть нигилисткой.
Впрочем, господин Х…, заурядный полицейский агент графа Игнатьева, знает все это, и я была бы весьма наивной, отвечая ему, если бы не рассчитывала поразить стоящих за ним тех, кто хочет лишить Mадемуазель Глинку и меня присутствия духа для продолжения нашего дела замирения.
Примите, господин главный редактор, мои наилучшие пожелания, Жюльетт Адам (Le Radical. 1882. № 217)
На самом деле французские журналисты допустили ряд фактических ошибок. Они не знали, что обличаемое ими III Отделение, с которым якобы была связана Ю.Д. Глинка, перестало существовать еще за два года до описываемых событий. Вместо него был создан Департамент полиции при Министерстве внутренних дел, но и к Департаменту полиции Глинка отношения не имела. Более того, в этот период специальной службы наблюдения за политическими эмигрантами в России не существовало, хотя необходимость такой структуры обсуждалась и она была создана в июле 1883 года [Перегудова 2000: 140—141]. После убийства Александра II наиболее политически активна, в том числе и за границей, была не государственная полиция, а основанная группой высокопоставленных монархистов так называемая «Священная Дружина». Эта добровольная «контртеррористическая» организация была создана для охраны нового императора Александра III и для борьбы с революционерами. Членом ее, как женщина, Ю.Д. Глинка, конечно, не была (по уставу в «Священную Дружину» принимали лишь мужчин), однако что-то знать о ней и стремиться помочь ей она могла. Среди 709 известных членов организации было много дипломатов, в том числе парижских, и придворных чинов, входивших в окружение Юстиньи Глинки с ранних лет. В Париже членами «Дружины» были первый секретарь русского посольства граф М.Н. Муравьев, секретари посольства Ю.П. Бахметьев и К.М. Нарышкин, советник посольства П.А. Капнист [Сенчакова 1967: 67]. В «Дружину» также входил упоминавшийся в разоблачительных французских статьях М.К. Зографо [Сенчакова 1967: 76].
Журналист из «Le Radical» оказался прав в одном важном вопросе. Деятельность аристократических сыщиков-любителей, в том числе и Глинки, вызывала растущее раздражение посла Орлова. То же самое происходило и в России: «…представители “Священной Дружины” часто не столько помогали полиции, сколько мешали ей. Они активно занимались провокационной деятельностью, и государственная полиция вела за ними наблюдение. Обе службы мешали друг другу и дезориентировали друг друга» [Перегудова 2000: 141]. В конце 1882 года, то есть незадолго до того момента, когда вернувшаяся из Парижа в Санкт-Петербург Ю.Д. Глинка пишет императору, деятельность «Священной Дружины» прекратилась (см. новейшее исследование о ее заграничной деятельности, где имя Глинки не встречается: Пелевин 2005).
Адресат письма — Александр Александрович Романов (1845—1894), с 1 марта 1881 года император Александр III. После убийства отца покинул Санкт-Петербург и почти безвыездно жил с семьей в Гатчине, превращенной в укрепленный лагерь. Революционеры продолжали (в своей газете «Народная воля», по-прежнему нелегально выходившей в России!) угрожать террором, требуя созыва Учредительного Собрания. Необходимая по закону церемония коронации в Московском Кремле (без нее император и императрица оказывались не вполне легитимны) все время откладывалась из опасения новых покушений. В Париже правительство начало неофициальные переговоры (через посредника) с вождями «Народной воли» об условиях «перемирия» на время коронации. Царь за год (1881—1882) полностью сменил министров — вместо либералов предыдущего царствования назначены твердые консерваторы, которым он полностью доверяет (оба министра, упоминаемых в письме, — Д.А. Толстой и Н.К. Гирс — останутся на своих постах до самой своей смерти). Во внешней политике постепенно начинает вырисовываться парадоксальное сближение самодержавной России с республиканской Францией и противостояние ранее дружественной (и родственной!) Германии.
В письме упоминается ряд родственников императора, его министров и придворных чинов.
«Ее Величество» — Дагмара-Софья-Доротея, в православии Мария Федоровна (1847—1928), дочь короля Дании Кристиана IX, с 1866-го жена Александра Александровича, с 1881 года — императрица. Близости между фрейлиной Глинкой и Марией Федоровной, несмотря на попытку, демонстрируемую в письме, так и не возникло. За 36 лет (1881—1916) в архиве Марии Федоровны отложилось только одно письмо от Ю.Д.. Глинки.
Великий князь Константин Николаевич (1827—1892) — дядя нового императора, родной брат и ближайший помощник его отца Александра II. Проводник либерального курса внутренней политики прошлого царствования, с 1865 года он возглавлял Государственный Совет. После убийства брата, с воцарением Александра III, 13 июля 1881 года был уволен со всех должностей и последние годы жизни провел вне Петербурга, в полном политическом бездействии. Попытка Глинки помирить императора с дядей была явно неуместной и обреченной на провал.
Толстой Дмитрий Андреевич, граф (1823—25.04.1889) — с 30 мая 1882 года министр внутренних дел Российской империи, сменил на этом посту упоминаемого в письме Ж. Адам графа Игнатьева. Крайний реакционер и бюрократ. К деятельности «Священной Дружины» относился отрицательно, был одним из инициаторов ее роспуска.
Оржевский Петр Васильевич (1839—1897) — генерал-лейтенант, в 1882—1887 годах — товарищ министра внутренних дел, командующий Отдельным корпусом жандармов. Документы оперативно-сыскного характера подписывал «Заведывающий полициею». В 1882 — член Центрального комитета «Священной Дружины». Вопреки установившемуся в литературе мнению о Глинке как орудии Оржевского, публикуемое письмо показывает, что общение фрейлины с высоким должностным лицом — командиром корпуса жандармов — было вынужденным и что она считала необходимым дозировать сообщаемую ему конфиденциальную информацию. Тем менее вероятной становится распространенная в литературе о ПСМ версия, что Глинка могла выполнять какие-то поручения чиновника более низкого ранга, и к тому же штатского, каким был руководитель Заграничной агентуры Департамента полиции П.И. Рачковский.
Гирс Николай Карлович, фон (1820—14.01.1895) — с 28 мая 1882 года министр иностранных дел Российской Империи.
Кочубей Елена Павловна, княгиня (урожденная Бибикова) (1812—1888) — в 1883—1884 годах гофмейстерина Высочайшего двора Российской империи, в 1885—1887 — обергофмейстерина. Вдова камергера князя В.В. Кочубея. Согласно мемуарам, в начале царствования Александра III доминировала в придворной жизни [Bensidoun 1990: 159].
В письме также упоминается несколько известных и малоизвестных иностранных политических и общественных деятелей, представляющих, по мнению Глинки, особый интерес или особую опасность для российского императора.
Первый среди них — князь Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон Шенхаузен (1815—1898), канцлер Германской империи (1871—1890). Подхваченные Ю.Д. Глинкой слухи об убийцах, посылаемых Бисмарком в Россию, особенно усилились после скоропостижной смерти молодого — и антигермански настроенного — генерала М.Д. Скобелева, произнесшего в феврале 1882 года в Париже речь о неизбежности войны между Россией и Германией (за что он получил от Александра III выговор). Генерал умер в московской гостинице «Англетер» 25 июня 1882 года. Современник вспоминал: «…вся Москва знала и говорила, что, по воле Бисмарка, поднесен ему был в бокале вина неотразимый яд и в час его смерти выехал из Москвы в Петербург специальный агент на экстренном поезде» [Куприн 1958: 616].
Упомянутый в письме Глинки «граф Вимпфен», которого она называет тайным агентом Бисмарка, — Феликс фон Вимпфен (1827 — 1882), посол Австро-Венгрии во Франции, покончивший с собой в Париже 24 декабря 1882 года. Глинка не указывает, каким образом она получила «секретный» дипломатический шифр, но явственно намекает на кражу, возможно, с помощью упоминаемого в другом месте ее текста «Провиденья». Смерть посла, намекает она, связана с «темными делами» Бисмарка. Согласно газетам того времени, о причинах самоубийства Вимпфена в Париже ходили разные слухи: упоминались несогласие с политикой его правительства, финансовые затруднения и т.д. [Times 1883][9].
«Главный раввин в Париже» — имеется в виду Задок Кан (1839—1905), главный раввин Парижа с 1868 года, или Лазар Исидор (1813—1888), главный раввин Франции. В своем письме Глинка затрагивает один из наиболее острых вопросов начала царствования Александра III: ситуацию русских евреев. Вслед за волной погромов в Новороссии и на Украине весной 1881 года и менее масштабными погромами весны 1882 года еврейское население империи подверглось новым ограничениям. 3 мая 1882 года были изданы «Временные правила», запрещавшие евреям селиться и приобретать недвижимое имущество вне местечек и городов в черте оседлости, а также торговать в воскресенье и другие христианские праздники. В связи с этой ситуацией упоминаемый Глинкой Всемирный еврейский союз (Alliance Israélite Universelle), созданный в 1860 году для борьбы за равноправие евреев и других национальных меньшинств, начал активно заниматься «русским вопросом», в первую очередь помогая жертвам погромов материально и содействуя их эмиграции. Во Франции и других странах были созданы общественные комитеты, в которые входили виднейшие общественные представители; французский комитет помощи русским евреям возглавил Виктор Гюго [Chouraqui 1965: 77—78].
В своем письме Ю.Д. Глинка излагает якобы поставленный «главным раввином Парижа» неофициальный ультиматум новому императору со стороны «гигантской силы» — равноправие русских евреев в обмен на «полную поддержку» России на международной арене. Как и другие сенсационные заявления Глинки, существование такого предложения не подтверждается никакими известными нам документами. Это место в письме должно было вызвать отрицательную реакцию царя, несомненно хорошо осведомленного о Союзе, начавшем действовать в России еще в 1860-х годах (в 1869 году председатель Союза А. Кремье посетил Петербург) и привлекшем настороженное внимание российской бюрократии и консервативной прессы [Klier 1995: 271, 276][10].
Подведем итоги. Публикуемое письмо — не только свидетельство политических амбиций 46-летней незамужней фрейлины, пытающейся сообщением эксклюзивной политической и военной информации через голову министров внутренних и иностранных дел (и тем более через голову Департамента полиции, чьим агентом она традиционно считается!) стать доверенным лицом императора и его супруги. Письмо проливает свет на загадочную персону, которая, как было уже указано, с самого начала возникновения литературы о ПСМ упоминалась там как «лицо секретное и фигуры не имеющее». Три момента в тексте послания перекликаются с содержанием ПСМ и легендой о них: (1) демонстрируемое умение овладеть чужими тайнами любыми, даже сверхъестественными или преступными, способами; (2) страх перед заговорами против России и попытка сорвать их; (3) восприятие международного еврейства как могучей силы. В письме эта сила представлена как еще не определившаяся по отношению к России, однако понятно, что в перспективе именно она может стать главной опасностью. Учитывая это, возрастает вероятность того, что Ю. Глинка действительно могла иметь какое-то отношение к появлению подложного документа в России. В любом случае содержание письма вместе с установленными нами фактами ее биографии делают ситуацию, описанную в статье Меньшикова 1902 года, вполне вероятной.
Цель, которую ставила перед собой Глинка, отправляя публикуемое письмо, — стать российской супершпионкой — не была достигнута. На письме нет никаких помет его единственного читателя, а других писем от беспокойной фрейлины за двенадцать лет царствования Александра III не последовало. Следующим ее корреспондентом стала фигура еще более значительная, чем российский самодержец. Это был повелитель Шамбалы, всемогущий Махатма Мория.
ЛИТЕРАТУРА
Bensidoun 1990 — Bensidoun S. Alexandre III. 1881—1894. Paris, 1990.
Chouraqui 1965 — Chouraqui A. Cent ans d’histoire. L’Alliance Israélite Universelle et la renaissance juive contemporaine (1860—1960). Paris, 1965.
Cohn 1967 — Cohn N. Warrant for Genocide. The Mith of the Jewish World Conspiracy and the Protocols of the Elders of Zion. London, 1967.
Fry 1931 — Fry L. Waters Flowing Eastwards. Paris, 1931.
L’Intransigeant 1882 — Anon.. La police russe à Paris // L’Intransigeant. 1882. № 712. 26 jouin. P. 1; № 713. 27 jouin. P. 1; № 715. 29 jouin. P. 1; № 717. 1 juillet. P. 1.
Klier 1995 — Klier J. Imperial Russia’s Jewish Question, 1855—1881. Cambridge, 1995.
Morcos 1961 — Morcos S. Juliette Adam. Cairo, 1961.
Le Radical 1882 — X… La troisieme section internationale // Le Radical. 1882. № 206. 25 juillet. P. 1—2; № 207. 26 juillet. P. 1—2; № 210. 29 juillet. P. 1—2; № 214. 2août. P. 2; № 216. 4 aout. P. 1—2; № 217. 5 aout. P. 1; № 218. 6 aout. P. 1—2.
Semi-Kürchner 1913 — Semi-Kürchner, oder, Literarisches Lexikon der Schriftsteller, Dichter, Bankiers, Geldleute, Arzter, Schauspieler, Künstler, Müsiker, Offiziere, Rechtsanwälte, Revolutionäre, Frauenrechtlerinnen, Sozialdemokraten uzw., judischer Rasse und Versippung, die von 1813—1913 in Deutschland tätig oder bekannt waren... // Hrsg. von Philipp Stauff. Berlin, 1913.
Times 1883 — Anon.. Suicide of the Austrian Ambassador at Paris // The Times (London). 1883. 1 January. P. 5, Col. D.
Адрес-календарь 1871 — Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям в Российской Империи на 1871 год. Ч. I. Власти и места Центрального управления и ведомства. СПб., 1871.
Адрес-календарь 1916 — Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям в Российской Империи на 1916 год. Ч. I. Власти и места Центрального управления и ведомства. Пг., 1916.
Аронов 1991 — Аронов Л. Примечания // Бурцев В. В погоне за провокаторами; «Протоколы сионских мудрецов» — доказанный подлог. М., 1991. С. 352—426.
Бегунов 1996 — Бегунов Ю.К. Тайные силы в истории России. Сборник статей и документов. СПб., 1996.
Бурцев 1991 — Бурцев В. В погоне за провокаторами; «Протоколы сионских мудрецов» — доказанный подлог. М., 1991.
Кон 1990 — Кон Н. Благословение на геноцид: Миф о всемирном еврейском заговоре и «Протоколах cионских мудрецов». М., 1990.
Куприн 1958 — Куприн А.И. Собр. соч.: В 6 т. Т. 5. М.., 1958.
Меньшиков 1902 — Меньшиков М. Письма к ближним. XVI. Заговоры против человечества // Новое время. 1902. 7 апреля.
Меньшиков 1998 — Меньшиков М. Письма к ближним. ХVI. Заговоры против человечества // Оккультные силы России / Под ред. А.Д. Балабухи. СПб., 1998. С. 710—723. <Публ. Д.И. Зубарева.>
Микелис 2006 — Де Микелис Ч. Дж. «Протоколы Сионских мудрецов». Несуществующий манускрипт, или Подлог века. Перевод с итальянского. Минск; М., 2006.
Николаевский 1999 — Б.И. Николаевский — Вере Кон (Бройдо) / Публ. и примеч. О.В. Будницкого // Евреи и русская революция. Материалы и исследования. М.; Иерусалим, 1999. С. 223—230.
Нилус 1905 — Нилус С. Великое в малом. 2-е изд., испр. и доп. Царское Село, 1905.
Нилус 1917 — Нилус С. «Близ есть, при дверех»: О том, чему не желают верить и что так близко. 4-е изд. Сергиев Посад, 1917.
Нилус 1995 — Сергей Александрович Нилус (1862—1929): Жизнеописание / Сост. С.М. Половинкин. М., 1995.
Пелевин 2005 — Пелевин Ю.А. «Священная дружина» против народовольческой эмиграции // «Будущего нет и не может быть без наук…» (Памяти профессора Московского университета Михаила Герасимовича Седова). М., 2005. С. 604— 634.
Перегудова 2000 — Перегудова З.И. Политический сыск России (1880—1917). М., 2000.
Платонов 1999 — Платонов О. Терновый венец России. Загадка Сионских протоколов. М., 1999.
Рейтблат 2006 — Рейтблат А.И. Нилус Сергей Александрович // Новое литературное обозрение. 2006. № 78. С. 385—391.
Сенчакова 1967 — Сенчакова Л.Т. «Священная дружина» и ее состав // Вестник Московского университета. История. 1967. № 2. С. 62—83.
Скуратовский 2001 — Скуратовский В. Проблема авторства «Протоколов Сионских мудрецов». Киев, 2001.
Троицкий 1979 — Троицкий Н.А. Царизм под судом прогрессивной общественности. 1866—1895 гг. М., 1979.
Федоров, Деверилина, Королева 2004 — Федоров Б., Деверилина Н., Королева Т. Смоленские Глинки. 350 лет на службе России. 1654—2004.
Родословная рода Глинок и потомков сестер М.И. Глинки. М., 2004.
Чернопятов II — Чернопятов В.И. Дворянское сословие Тульской губернии. Т. II (XI). Алфавитный список дворянских родов с указанием важнейших документов. М., 1908.
Чернопятов IV — Чернопятов В.И. Дворянское сословие Тульской губернии. Т. IV (XIII). Алфавитный список гг. дворян с указанием местонахождения их поместий. М., 1910.
Чулков 1916 — Чулков Н. Глинка Дмитрий Григорьевич // Русский биографический словарь (Горбовский—Гогенлоэ). М., 1916. С. 272—274.
[1] Свидетельское показание от 29 октября 1934 года, цит. по: Бурцев 1991: 308.
[2] Результаты своих поисков он сообщил историку Н. Кону, автору классической книги о ПСМ — Cohn 1967, русский перевод — Кон 1990. Переписка Николаевского 1934—1965 годов по поводу ПСМ частично опубликована: Николаевский 1999, Платонов 1999: 491—522.
[3] Проект осуществляется при поддержке Фонда семьи Невас (Nevas Family Foundation) и господина Дэвида Неваса.
[4] В сборнике также принимает участие немецкий историк, исследователь биографии Нилуса М. Хагемейстер.
[5] За помощь в переводе французских текстов мы благодарим М.С. Неклюдову.
[6] За указание сведений о Глинке в книге С. Морко мы признательны М. Хагемейстеру.
[7] Редактор газеты Анри Рошфор был уполномочен «Народной волей» помогать представителю партии во Франции; в Англии ту же роль выполнял Карл Маркс [Троицкий 1979: 254].
[8] Во Франции в это время под термином «оппортунизм» понималась проводимая лидером правых республиканцев Л. Гамбеттой политика, основанная на компромиссах и парламентских сделках. По мнению Гамбетты, только такая тактика могла привести к торжеству республиканских идей. Оппортунисты пришли к власти после парламентских выборов 1881 года, когда Гамбетта возглавил правительство. Сам термин «оппортунизм» происходит от выражения «en temps opportune» (в свое время).
[9] Согласно антисемитской литературе, к гибели графа Вимпфена был причастен знаменитый австрийский финансист и филантроп барон М. Хирш (см., например, известный «справочник» немецкого антисемита Ф. Штауффа (Philipp Stauff, 1876—1923) [Semi-Kürchner 1913: Column 559].
[10] Добавим, что третье издание (1882) известного антисемитского трактата Я. Брафмана «Книга кагала» рисует зловещую картину мировой деятельности Alliance Israélite Universelle [Klier 1995: 282—283].