Институт демографии Государственный университет Высшая школа экономики | ||
ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ БЮЛЛЕТЕНЯ | ||
101000, Москва, Покровский бульвар, д. 11; Факс (495) 628-7931 |
Как известно, послевоенные тенденции в области формирования семей в России характеризовались следующими взаимосвязанными тенденциями: возраст вступления в брак снижался [1], риск прекращения брака вследствие развода увеличивался [2], компенсация расторгнутых браков повторными союзами повышалась [3].
В середине 1990-х годов произошел перелом в прежних тенденциях, касающийся, в первую очередь, эволюции возрастной модели брака — возраст вступления в первый брак начал увеличиваться (откладывание браков) на фоне резкого падения интенсивности заключения браков. Кроме того, перепись населения 2002 года и выборочные обследования населения зафиксировали начало массового распространения незарегистрированных партнерских союзов (незарегистрированных «браков», сожительств, т.е. неформальных союзов, основанных на добровольном согласии), которые сильно потеснили в молодом возрасте гегемонию официально оформленного брака.
Возможности оценить, как все эти противоречивые тенденции сказывались в прошлом и продолжают сказываться в новых условиях на итоговой продолжительности супружеской жизни женщин и мужчин в России, исходя из данных официальной статистики (текущей регистрации событий, прошедших переписей и микропереписей населения), сильно ограничены. Перечисленные источники данных о текущем статусе индивида не содержат ретроспективной информации о дате наступления предшествующих событий, связанных со сменой брачно-партнерских состояний (даты начала и прекращения всех союзов различного типа).
В то же время знания о сдвигах, происходящих в сфере формирования брачно-партнерских отношений, чрезвычайно важны для понимания настоящих и будущих тенденций рождаемости и планировании семьи. В конечном итоге, от того, в каком возрасте люди начинают жить семейной жизнью, как часто меняют партнеров, как долго пребывают в супружестве или в одиночестве, во временном сожительстве или в длительном браке, в немалой степени зависит и то, сколько они имеют детей и какие потребности они испытывают в средствах и методах контроля рождений.
Репрезентативное в масштабе России обследование «Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе / РиДМиЖ» (RusGGS-2004), проведенное в 2004 году [4] в рамках международной программы «Поколения и гендер» (“Generations and Gender Programme — GGS/GGP” [5]) — первое в истории нашей страны обследование, позволяющее исчерпывающим образом анализировать брачно-семейный цикл как последовательность событий в жизни человека. В соответствии с программой обследования, каждый респондент в возрасте от 18 до 79 лет сообщал даты начала и прекращения каждого из своих союзов, в которых он проживал совместно с партнером не менее 3 месяцев подряд, а также был ли этот союз оформлен юридически. В случае прекратившегося союза задавался вопрос о причине его прекращения: расставание или овдовение, а также, если партнеры разошлись, то выяснялась и дата фактического прекращения союза, и дата оформления развода, если распавшийся союз был юридически оформленным браком. На основе этой информации можно рассчитать для каждого индивида число дней пребывания в том или ином брачно-партнерском состоянии на любом отрезке времени прожитой им жизни: в ожидании первого союза, в первом и в каждом последующем союзе, в одиночестве после прекращения союза каждой очередности раздельно по причинам: развод/расставание или овдовение. Для совокупности представителей реального поколения по году рождения можно, соответственно, получить число человеко-дней пребывания в том или ином брачно-семейном состоянии и затем рассчитать среднюю длительность пребывания в каждом конкретном состоянии для среднего представителя поколения к тому или иному возрасту. Межпоколенные сдвиги в средней длительности пребывания в различных состояниях и являются предметом нашего дальнейшего рассмотрения.
В табл. 1 и на рис. 1 приведены показатели, характеризующие фактическое использование среднестатистической представительницей реальных поколений потенциала времени, отпущенного ей в основном детородном возрасте от 18 до 45 лет, т.е. наиболее важного в демографическом смысле периода жизни длиною в 27 лет.
Поколения женщин по годам рождения | Длительность пребывания в указанном состоянии | |||||
В годах | В процентах | |||||
До начала первого союза | Во всех супру- жеских* союзах | В одино- честве после прекра- щения союзов | До начала первого союза | Во всех супру- жеских* союзах | В одино- честве после прекра- щения союзов | |
-1929 | 8,4 | 16,8 | 1,8 | 31,4 | 62,1 | 6,5 |
1930-1934 | 8,3 | 16,6 | 2,1 | 30,7 | 61,4 | 7,9 |
1935-1939 | 6,7 | 17,8 | 2,5 | 24,8 | 66,0 | 9,2 |
1940-1944 | 6,9 | 16,9 | 3,2 | 25,6 | 62,4 | 12,0 |
1945-1949 | 6,2 | 18,1 | 2,7 | 22,8 | 67,0 | 10,2 |
1950-1954 | 5,8 | 17,8 | 3,4 | 21,5 | 66,0 | 12,5 |
1955-1959 | 5,5 | 18,2 | 3,3 | 20,6 | 67,3 | 12,1 |
Самой младшей когортой, достигшей своего 45-летия, в нашем обследовании было поколение 1955-1959 годов рождения. 27 лет активной репродуктивной жизни они использовали следующим образом: в среднем 5,5 года они провели в состоянии ожидания (поиска) первого партнера/супруга (20,6% бюджета времени), 18,2 года они пребывали в супружеских союзах всех типов (формальных и неформальных), что равнозначно наиболее эффективному использованию 67,3% общего бюджета репродуктивного периода, и 3,3 года находились в состоянии одиночества (без партнера, проживающего в домохозяйстве) вследствие прекращения союзов всех очередностей (12,1% бюджета времени). Если сравнить эти данные с соответствующими характеристиками для предшествующих поколений, то нельзя не отметить существенного снижения — почти на 3 года — длительности пребывания в состоянии девичества (до начала первого партнерского союза), что еще раз подтверждает очевидную тенденцию к омоложению брачности, наблюдавшуюся в послевоенный период. Увеличение длительности пребывания в одиночестве после прекращения супружеских союзов нас также не удивляет — вероятность официального расторжения брака увеличилась после войны более чем в два раза. Однако, несмотря на действие этого фактора, прирост средней длительности одиночества после прекращения союзов оказался, по нашим расчетам, очень умеренным — не более чем на 1,5 года. Росту разводимости и овдовения противостояла тенденция расширения практики повторных союзов и сокращение периода поиска нового партнера.
Наиболее важный вывод, который можно сделать из представленных данных, касается средней длительности супружеской жизни в репродуктивном возрасте. Результирующий вектор отмеченных разнонаправленных тенденций оказался в целом положительным — средняя продолжительность супружества устояла под натиском ослабления прочности первых союзов благодаря приросту времени, которое дали повторные союзы и более ранние браки. Если расчеты произвести только для женщин, имевших опыт хотя бы одного партнерского союза (табл. 2.), то средняя длительность супружеской жизни у представительницы поколения 1955-1959 годов составит 19,2 года, что практически в точности соответствует показателю для поколения 1930-1934 годов рождения (19,3 года). Данные табл. 2 и рис. 2 показывают, что если у поколений 1930-х годов суммарное время супружества складывалось на 94% за счет первого и за редкими исключениями единственного союза, то у поколений 1950-х годов при той же общей продолжительности супружеской жизни пребывание в первом союзе составляло 85%, а пребывание в повторных союзах — 15% итогового времени пребывания в статусе супруги.
Поколения женщин по годам рождения | Среднее число лет во всех союзах в возрасте от 18 до 45 лет | В том числе в союзе указанной очередности, % | |||
Всего | В первом союзе | Во втором союзе | В третьем и после- дующих союзах | ||
-1929 | 19,6 | 100 | 94,3 | 5,5 | 0,2 |
1930-1934 | 19,3 | 100 | 94,1 | 5,4 | 0,5 |
1935-1939 | 19,6 | 100 | 91,2 | 8,2 | 0,6 |
1940-1944 | 18,8 | 100 | 90,0 | 9,4 | 0,6 |
1945-1949 | 19,7 | 100 | 88,0 | 11,5 | 0,5 |
1950-1954 | 19,2 | 100 | 85,5 | 13,6 | 0,9 |
1955-1959 | 19,2 | 100 | 85,3 | 13,2 | 1,5 |
Если же расчет строить, исходя их всех женщин, имевших и не имевших опыт супружеской жизни, то можно даже отметить увеличение периода пребывания в статусе супруги — 18,2 года у поколения 1955-1959 годов рождения против 16,6 года у поколения 1930-1934 годов рождения (табл. 1). Этот дополнительный прирост был получен в результате не только массового снижения возраста начала семейной жизни, но и некоторого сокращения и без того традиционно низкого для России уровня окончательного безбрачия [6].
Наглядное представление о том, как во второй половине 20 века трансформировалось понятие «одиночество», дают табл. 3 и рис. 3. В женских поколениях, родившихся до середины 1930-х годов и формировавших свои семьи, соответственно, в 1950-х и 1960-х годах, итоговая величина в 7,5 года одинокой жизни для 45-летней женщины на 70% объясняются пребыванием в состоянии «ожидания» начала первого союза и на 30% одиночеством в результате прекращения супружеских союзов всех очередностей. В поколениях второй половины 1950-х годов 7,8 года одиночества (т.е. примерно та же длительность, что и для их матерей, родившихся до середины 1930-х годов) лишь на 55% объясняется временем «ожидания»/«поиска» супруга, и на 45% — одиночеством после прекращения первых и повторных союзов.
Поколения женщин по годам рождения | Среднее число лет вне супру- жеских союзов в возрасте от 18 до 45 лет | В том числе по типам состояний, % | |||
Всего | До начала первого союза | После прекра- щения первого союза | После прекра- щения всех повторных союзов | ||
-1929 | 7,4 | 100 | 71,9 | 25,5 | 2,6 |
1930-1934 | 7,7 | 100 | 67,6 | 30,7 | 1,7 |
1935-1939 | 7,4 | 100 | 63,3 | 33,3 | 3,4 |
1940-1944 | 8,2 | 100 | 56,1 | 38,5 | 5,4 |
1945-1949 | 7,3 | 100 | 59,1 | 35,8 | 5,1 |
1950-1954 | 7,8 | 100 | 53,5 | 37,9 | 8,6 |
1955-1959 | 7,8 | 100 | 55,4 | 36,1 | 8,5 |
Среди двух причин прекращения супружеских союзов (развод/расставание и смерть партнера) доминируют разводы и добровольные расставания (табл. 4). В то же время высокий уровень преждевременной смертности в России поддерживает высокий риск овдовения. Среди женщин, рожденных во второй половине 1950-х годов, вышедших замуж и испытавших несчастье быть впоследствии одинокой в возрастах до 45 лет, в каждом пятом случае причиной одиночества было вдовство! Причем в абсолютном измерении среднего числа лет, проведенного в состоянии вдовства, никакого прогресса от поколения к поколению не наблюдалось, что лишний раз подтверждает тот печальный факт, что смертность взрослого населения в послевоенный период не снижалась. Прямые потери потенциального времени пребывания в супружестве от овдовения и в поколениях 1930-х годов, и в поколениях второй половины 1950-х годов измеряются одной и той же величиной в 0,7 года в расчете на одну женщину, имевшую опыт супружества к возрасту 45 лет. Поэтому снижение относительной роли вдовства как причины одиночества для тех же поколений, демонстрируемое в табл. 4 и на рис. 4, есть результат не снижения суммарного риска овдоветь, а повышения риска прекращения союза вследствие обоюдного решения партнеров, что также обеспечивало и увеличение суммарного времени пребывания для женщины вне союзов по причине их прекращения, показанное в той же таблице.
Поколения женщин по годам рождения | Среднее число лет вне супру-жеских союзов после их прекращения, лет | В том числе по причинам прекращения союза, % | ||
Всего | Развод, расставание | Овдовение | ||
-1929 | 2,1 | 100 | 63,0 | 37,0 |
1930-1934 | 2,5 | 100 | 73,5 | 26,5 |
1935-1939 | 2,7 | 100 | 74,8 | 25,2 |
1940-1944 | 3,6 | 100 | 76,6 | 23,4 |
1945-1949 | 3,0 | 100 | 76,2 | 23,8 |
1950-1954 | 3,6 | 100 | 86,1 | 13,9 |
1955-1959 | 3,5 | 100 | 78,7 | 21,3 |
Интересно отметить, что для женских когорт первой половины 1950-х годов риск овдоветь к возрасту 45 лет был существенно ниже, чем у предшествующих и последующих когорт. Не есть ли это результат временного снижения смертности в период антиалкогольной кампании 1985-1991 годов? В этом случае правы те эксперты, которые утверждают, что отсроченная смерть десятков, если не сотен тысяч мужчин должна была благотворно сказаться на итоговых характеристиках репродуктивной биографии женских поколений, находившихся в детородном возрасте в период антиалкогольной кампании.
Обратимся теперь к молодым поколениям, которые еще не завершили свой репродуктивный цикл, и посмотрим, в какой мере их поведение в брачно-партнерской сфере отличается от предшествующих поколений. С этой целью для последовательности женских поколений будем сравнивать среднюю длительность пребывания в том или ином состоянии, приведенную к фиксированным возрастам. Так, самая младшая из когорт, приведенных на рис. 5 (женщины 1980-1984 годов рождения), успела прожить к моменту обследования не менее 20 лет, когорта 1975-1979 годов — 25 лет, когорта 1970-1974 годов — 30 лет и т.д. Соответственно для представительниц когорты 1980-1984 годов средняя длительность пребывания в том или ином состоянии будет нами оцениваться на возрастном отрезке от 18 до 20 лет, для когорты 1975-1979 годов — на отрезке от 18 до 25 лет, для когорты 1970-1974 годов — на отрезке от 18 до 30 лет и т.д.
Рис. 5 демонстрирует среднюю длительность пребывания в «ожидании» первого брачно-партнерского союза для всех женщин представленных в обследовании поколений. Отмечаем, что, во-первых, от поколения к поколению отчетливо фиксируется сокращение периода «девичества» в ожидании начала собственной семейной жизни. Во-вторых, накопленный эффект сокращения длительности пребывания женщин в состоянии «до первого партнерства» к старшим возрастам оказывается весьма значимым — целых три года к возрасту 35, 40, 45 и 50 лет. Однако весь этот эффект нельзя отнести только на счет «омоложения» брачности. Если мы возьмем в расчет только тех женщин, которые испытали к тем же возрастам опыт первого партнерского союза, то снижение периода «ожидания» первого супруга хотя и будет также значимым, но все же в два раза меньшим — не более чем на 1,5 года к тем же возрастам (рис. 6). Таким образом, тенденция к более раннему замужеству объясняет половину общего снижения «добрачного» периода для женщины, а вторая половина этого снижения произошла за счет более широкого приобщения женщин к опыту семейной жизни, или иначе — уменьшения доли окончательного безбрачия.
В то же время эти обе наиболее яркие тенденции послевоенного времени, очевидно, исчерпали себя. Когорты, родившиеся после 1975 года, демонстрируют признаки повышения возраста начала первого брачно-партнерского союза. Будет ли при этом повышаться итоговая доля женщин, не испытавших на себе счастливое бремя супружеской жизни, пока судить невозможно. Сегодня мы находимся в самой начальной стадии нового процесса, затронувшего лишь самые молодые поколения.
Результаты нашего анализа позволяют поставить под сомнение широко распространенное мнение, что в послевоенной России рост разводов существенно сокращал продолжительность супружеской жизни и тем самым отрицательно влиял на уровень рождаемости. Эта констатация, в частности, лежит в основе не менее хорошо известного призыва «укреплять «советскую/российскую семью», неизменно воспроизводимого во всех известных концепциях и программах демографической и семейной политики, как принятых на официальном уровне, так и обсуждаемых на экспертном уровне, и в средствах массовой информации, начиная с 1970-х годов. Нужно только иметь в виду, что вслед за некоторыми другими ведущими экспертами в области изучения брачно-семейных отношений, мы здесь разводим в стороны влияние развода как фактора смены демографического состояния на средний уровень рождаемости женских поколений и влияние на рождаемость нестабильности, напряженности отношений в браке, которые, как правило, предшествуют разводу [7]. Последнее является предметом специального рассмотрения, выходящего за рамки данной статьи.
Данные, представленные на рис. 7 и 8, не дают нам основания утверждать, что в России во второй половине 20 века продолжительность супружеской жизни для женщины в активном репродуктивном возрасте находилась под угрозой. Влияние именно этого фактора на уровень рождаемости в стране не могло быть отрицательным. Наоборот, влияние его, скорее, должно было быть положительным. Не только суммарное время состояния во всех союзах, но и время пребывания в первом брачно-партнерском союзе к возрасту 35-40 лет во всех реальных поколениях поддерживалось на одном уровне. Более того, в возрастах до 30 лет наблюдалась устойчивая тенденция к росту, приостановившаяся лишь у самых молодых поколений.
Современная ситуация также пока особого беспокойства не вызывает. Средняя продолжительность пребывания в супружеском союзе/союзах для современной россиянки высока, как никогда прежде, а компенсирующая роль повторных союзов вполне соответствует растущему риску прекращения первых союзов (рис. 8 и 9).
Практически все, что было выше сказано о послевоенных тенденциях, относящихся ко всем брачно-партнерским союзам в России, включающим зарегистрированные и незарегистрированные союзы, справедливо и по отношению к зарегистрированным бракам, взятым отдельно. Возраст женщин при регистрации брака снижался, доля женщин, имевших опыт хотя бы одного брака в течение жизни, повышалась, риск прекращения брака по причине развода увеличивался, но в то же время и компенсационный рост вероятности вступления в повторный, также официальный, брак до определенного момента возрастал.
Рост средней длительности пребывания в зарегистрированных браках в расчете на одну представительницу реального поколения еще более очевиден, чем описанная выше тенденция по отношению к итоговой длительности пребывания в супружеских союзах всех типов и очередностей (рис. 10). К возрасту 45 лет одна женщина, рожденная в 1955-1959 годах, провела в официально оформленных браках, по нашим расчетам, в среднем 17,5 года. В то время как их матери, родившиеся в 1930-е годы — 13-15 лет. Даже к возрасту 25, 30 и 35 лет разница в длительности брачной жизни между теми же поколениями составляет более 2 лет. И это при более чем двукратном росте вероятности развода! В течение 20 лет своего существования фактически распалось (разводы и расставания без оформления развода суммарно) около 30% первых браков, заключенных в 1979-1983 годах, и менее 15% первых браков, заключенных во второй половине 1950-х годов (рис. 11).
Исторически максимальное время пребывания в официальном браке, видимо, продемонстрируют когорты женщин, родившиеся в первой половине 1960-х годов. Эти когорты активно формировали свои семьи в 1980-е годы. Вероятнее всего, семейная политика, активизировавшаяся в СССР в начале 1980-х годов, дала дополнительный импульс повышению брачности в целом и снижению возраста регистрации брака, в частности. Политика тех лет резко подстегнула обзаведение детьми в молодом возрасте [8], что не могло не вылиться и в более раннюю регистрацию брака. Да и само по себе оформление брачных отношений в те годы давало некоторые преимущества семьям, например, при получении жилья. Не исключено, что именно по этой причине браки, заключенные во второй половине 1980-х годов, показали временное падение вероятности развода, что также дало прибавку к суммарному времени пребывания в брачных союзах. Так, к 10-му году своего существования прекратилось 20% браков, заключенных в 1979-1983 годах, и 16% браков, заключенных в 1984-1988 годах (рис. 11).
Последующие поколения, снижая темпы формирования семей (рождение детей и заключение браков откладывается на более поздний возраст), демонстрируют одновременно и медленное уменьшение среднего времени пребывания в официальном браке. В то же время, возможно, мы являемся свидетелями возникновения тенденции к стабилизации риска развода для браков, оформленных официально (рис. 10 и 11). По крайней мере, об этом говорят показатели, характеризующие прекращения браков, заключенных в 1990-х годах (соответственно к первому, третьему и пятому году от начала их существования). Попутно заметим, что часто высказываемое мнение о специфической «эпидемии» разводов, якобы охватившей постсоветскую Россию, и, в особенности в 1999-2002 годах, не подтверждается данными обследования РиДМиЖ/RusGGS-2004 (рис. 11). Таким образом, нашла прямое подтверждение гипотеза, сформулированная нами ранее [9], о том, что скачок числа зарегистрированных разводов в значительной части артефакт, вызванный непродуманными изменениями системы статистической регистрации расторжения браков.
Принципиальный вывод о том, что условиях современной России официально зарегистрированный брак теряет свою привлекательность, сформулированный в нашей предыдущей статье www.demoscope.ru/weekly/2006/0237/tema01.php, проиллюстрируем еще одним наглядным примером с использованием уникальных данных РиДМиЖ/RusGGS-2004.
На рис. 12. отражена доля времени, проведенная в зарегистрированных браках всех очередностей представительницами реальных поколений, относительно итогового времени, проведенная ими в брачно-партнерских союзах всех типов.
В поколениях женщин, родившихся в 1950-х — начале 1960-х годов, зарегистрированный брак безусловно доминировал — 95-99% суммарного времени, проведенного в супружеских союзах к возрасту 25, 30, 35 и даже 40 лет, приходилось на зарегистрированный брак. По сравнению с поколениями 1930-х годов рождения имелось даже некоторое увеличение данного показателя. Соответственно, «Золотой век» господства официального брака в России пришелся на 1970-е и 1980-е годы.
Начиная с поколений россиян, родившихся во второй половине 60-х годов, ситуация коренным образом меняется. Поколения 1965-1969 годов рождения к 35-летнему возрасту в официальных браках провели менее 90% времени совместной жизни с партнерами (уровень показателя чуть ниже, чем у поколений 1930-х годов). Поколения 1970-1974 годов к возрасту 30 лет проводят в официальных браках уже менее 80% времени пребывания во всех союзах. Наконец, представительницы поколений 1975-1979 годов к возрасту 25 лет посвятили статусу «законной супруги» чуть более 75% общего времени пребывания в зарегистрированных и незарегистрированных союзах. И маловероятно, чтобы этот показатель существенным образом повысился по мере того, как эти, сегодня еще молодые женщины, наберутся с возрастом «жизненного опыта».
Мы вплотную подошли к наиболее принципиальному, почти сакраментальному вопросу, который волнует широкую общественность и экспертное сообщество: каким образом переход к нетрадиционной системе брачно-партнерских отношений сказывается на рождаемости в России.
Из исторического опыта России известно, что прочность союзов, основанных на добровольном согласии, при прочих равных условиях ниже, чем официальных браков. Известно также, что в молодом возрасте «сожительства», зачастую, носят характер временного союза, основанного исключительно на сексуальном партнерстве, не претендующего на статус полноценной семьи, в которой предполагается рождение и воспитание детей. Именно поэтому из профессионального стана демографов, социологов и политиков часто следует посыл уничижительно-дискриминационного свойства по отношению к незарегистрированным союзам. Призывы к «укреплению и возрождению семейных ценностей» сегодня в России все более трансформируются в призыв не допустить дальнейшее распространение «незаконных сожительств».
Так ли уж ущербны с демографической точки зрения новые формы супружества и семейной жизни? Опыт целого ряда зарубежных развитых стран свидетельствует, что переход к многообразию типов супружеских отношений, когда привычный брак соседствует с консенсуальным союзом, может приносить не проигрыш, а выигрыш в отношении рождаемости. Сегодня в Европе более высокая общая рождаемость встречается в тех странах, где высока и доля «внебрачных» рождений (читай, высок вклад в общую рождаемость рождаемости в широко распространившихся незарегистрированных союзах). Не этот ли путь повышения рождаемости уготован и России? На все эти вопросы мы будем пытаться искать ответа в наших последующих исследованиях и будущих публикациях результатов обследования РиДМиЖ/RusGGS-2004.
Примечания
[1] Дарский Л.Е., Ильина И.П. Брачность в России. Анализ таблиц брачности. Отделение демографии НИИ статистики Госкомстата России. М: Информатика, 2000; Захаров С.В. Возрастная модель брака. // Отечественные записки. 2006. № 4 (31), с. 271-300; Захаров С.В. Брачность в России: история и современность. // Демоскоп-Weekly. Электронная версия бюллетеня «Население и общество». № 261-262, 16-29 октября 2006, demoscope.ru/weekly/2006/0261/tema01.php.
[2] Тольц М.С. Разводы и современный уровень рождаемости // Проблемы воспроизводства и занятости населения. / Ред. колл.: А.И. Антонов, В.Я. Чураков. М.: ИСИ АН СССР, 1984, с. 18-30; Волков А.Г. Семья — объект демографии. М.: Мысль, 1986, с. 128-157; Кузнецов Л.Р. Разводимость: динамика, факторы, тенденции. // Методология демографического прогноза / Отв. ред. А.Г. Волков. М.: Наука, 1988, с. 88-100
[3] Белова В.А., Морева Е.М. (1988). Повторные браки женщин: ситуация и факторы. // Методология демографического прогноза / Отв. ред. А.Г. Волков. М.: Наука, 1988, с. 100-117.
[4] Российское обследование в рамках международной программы «Поколения и Гендер» было проведено летом 2004 г. Независимым институтом социальной политики (Москва) при финансовой поддержке Пенсионного фонда Российской Федерации и Научного общества Макса Планка (Германия). Концепция и инструментарий обследования были адаптированы к российским условиям Независимым институтом социальной политики (Москва) с участием Независимой группы «Демоскоп» и Института демографических исследований им. Макса Планка (Росток, Германия). Подробнее см.: Захаров С.В. Новейшие тенденции формирования семьи в России. Статья первая: Расширяющиеся границы брака. (www.demoscope.ru/weekly/2006/0237/tema01.php). Вопросник доступен на сайте Независимого института социальной политики www.socpol.ru/research_projects/proj12.shtml.
[5] Координатор проекта — Отдел населения Европейской экономической комиссии ООН. Программа и инструментарий разработаны консорциумом ведущих исследовательских центров Европы и Северной Америки с участием российских экспертов. Подробнее о проекте см.: www.unece.org/ead/pau/ggp/Welcome.html. Полезную информацию о проекте можно также найти на сайте Института демографических исследований им. Макса Планка www.mpidr.de (Laboratory of Contemporary European Fertility and Family Dynamics).
[6] Демографическая модернизация России: 1900-2000 / Под редакцией Анатолия Вишневского. Серия «Новая история». Москва, Новое издательство, 2006, с. 102, 112-113
[7] Тольц М.С. Разводы и современный уровень рождаемости // Проблемы воспроизводства и занятости населения. / Ред. колл.: А.И. Антонов, В.Я. Чураков. М.: ИСИ АН СССР, 1984, с. 23.
[8] Захаров С.В. (2006). Демографический анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO. Социальная политика: Экспертиза, Рекомендации, Обзоры. 2006. № 5. С. 33-69.
[9] Население России 2003-2004. Одиннадцатый-двенадцатый ежегодный демографический доклад. / Отв. ред. А.Г. Вишневский. М.: Наука, 2006. С. 213-214.