В продолжение дискуссии о природе и последствияхэкономического кризиса мы публикуем работу крупнейшего специалиста пороссийскому крупному бизнесу, доктора экономических наук, главного научногосотрудника Института народно-хозяйственного прогнозирования Якова Паппэ и специальнокорреспондента издательского дома «Коммерсантъ» Екатерины Дранкиной,опубликованную в трех номерах журнала «Коммерсантъ Деньги» (2010. № 36 - 38). Публикацияосуществляется с любезного разрешения авторов и издания.
15 сентября 2008 года было объявлено о банкротстве LehmanBrothers, этот день считается формальным началом экономического кризиса.Поразивший мировое сообщество страх, что этот кризис разрушит новую глобализационнуюмодель мироустройства, так до конца и не прошел. Журнал "Деньги" всвоем специальном проекте анализирует, что же на самом деле произошло за этидва года, а также пытается предсказать, возможен ли кризис глобализации вближайшем будущем.
Вторая годовщина мирового кризиса — повод спокойнооглянуться по сторонам и оценить, что же произошло. На наш взгляд, ничегоужасного. Кризис был, продолжался примерно полтора года и весь вышел. Совторого-третьего квартала 2009-го в большинстве стран и отраслей идет не оченьбыстрое, иногда неустойчивое посткризисное восстановление.
Исходя из других соображений можно было бы отмечать невторую, а третью годовщину. Финансовый кризис можно отсчитывать с лета-осени2007 года, когда начались серьезные затруднения у игроков глобальных финансовыхи фондовых рынков и проблемы с ипотечными кредитами в США. Однако настоящаярецессия, то есть падение общеэкономических показателей в большинстве странмира, началась все же только после краха Lehman Brothers.
В любом случае, на наш взгляд, характер кризиса большинствомэкономистов оценивается неправильно. Так было с самого начала и продолжается досих пор. Общим местом в рассуждениях университетских профессоров, аналитиков,бизнесменов и государственных деятелей различного уровня стали два утверждения.Во-первых, этот кризис — самый глубокий после Великой депрессии 1929-1933годов. А во-вторых, это кризис глобализации, то есть той новой модели мира,которую принес XXI век вкупе с происшедшим чуть ранее крахом социализма.
Вот, например, что говорят о кризисе "великие иужасные" Джордж Сорос и многолетний глава ФРС Алан Гринспен. Сорос встатье, опубликованной в газете "Ведомости" в январе 2010 года,утверждает: "Мы пережили тяжелейший со времен Второй мировой войныфинансовый кризис. Его можно сравнить только с лопнувшим в 1991 году пузырем нарынке недвижимости в Японии (от которого эта страна все еще не оправилась) иВеликой депрессией 1930-х... Современные проблемы куда масштабнее, чем вовремена Великой депрессии... Многие еще не осознали, что нынешний кризисотличается от всех предыдущих, что заканчивается очередная эпоха... Вот почемустарая система развалилась и не может быть склеена заново..."
А вот что пишет Алан Гринспен в монографии"Кризис", увидевшей свет в марте 2010-го: "Нынешний кризис —наиболее острый с 1907 года... Худшего финансового кризиса в мировой экономикепросто не может быть..."
Такие же радикальные оценки звучали в это время и в России.В докладе Института глобализации и социальных движений (ИГСО), опубликованном виюне 2008 года, не без злорадства и с явным отсылом к В. И. Ленину говорилось:"Начавшийся мировой экономический кризис является системным, обусловленнымпротиворечиями неолиберальной модели капитализма (мировое хозяйство не можетдальше развиваться по-старому)". Впрочем, думали так вовсе не одни"крайне левые".
На наш взгляд, прежде всего преувеличены относительныемасштабы того, что происходило в 2008-2009 годах. С Великой депрессией это,конечно, и рядом не стоит. Тогда был и многолетний спад, и настоящий голод всамых развитых странах, и реальный вызов капитализму как системе. Иэкономические последствия ощущались до начала Второй мировой войны. А два годаназад американские безработные потеряли возможность улучшения жилищных условий,а по всему миру у инвесторов сгорели бумажные триллионы. Всего-навсего. Что,впрочем, тоже обернулось человеческими драмами.
По глубине и разрушительности воздействия на соотношение силв мировой экономике, а также по социальному и политическому резонансу кризис2008-2009 годов сопоставим с кризисом 1973-1975 годов, когда наблюдался один изсамых тяжелых циклических спадов второй половины XX века. Начинался он дажегромче нынешнего: с войны на Ближнем Востоке, эмбарго стран ОПЕК Западу, спятикратного повышения цен на нефть. Так же как и два года назад, было четкоеощущение, что западная модель выдыхается и жить по-старому мир уже не будет. Новсе устаканилось, причем за те же, что и сейчас, несколько кварталов. Идоминирование Америки сохранилось, и сам кризис не растянулся на долгие годы,как Великая депрессия.
Итак, по масштабам и последствиям этот кризис хотя и глубжесреднего, но вполне ординарен. Вполне ординарен он и по содержанию. Это вовсене кризис глобализации, а нормальный циклический кризис капиталистическойэкономики в период глобализации. И это не игра словами.
Слово "глобализация" используется так часто ишироко, что почти утратило какую-либо конкретику. Попробуем ее вернуть.Глобализация — это ряд мощных процессов в экономике, политике и культуре,развернувшихся с 90-х годов XX века. У каждого наблюдателя, вероятно, есть свойперечень этих процессов. Но в любой из этих перечней должно войти следующее:
Если согласиться с этим набором, то о кризисе глобализацииможно было бы говорить в том случае, когда прерывается один из перечисленныхпроцессов. Например, китайское правительство и бизнес сбрасывают облигации американскогоказначейства, при этом оно демонстративно начинает переговоры с другимистранами об отказе от доллара как резервной валюты. С другой стороны, США изападные союзники могли бы ввести ограничение на экспорт технологий в Китай иИндию. Кризисом глобализации мог бы стать даже отказ ФИФА от проведениячемпионата мира по футболу в ЮАР под предлогом того, что страна из-за тяжелыхэкономических условий не сможет обеспечить безопасность. Поскольку важнейшим внаборе ценностей, о которых говорилось выше, являются социоэтническаяоднородность и географическая толерантность.
Но ничего этого не было. Не было даже обычного для кризисовXX века всплеска безоглядного протекционизма. Напротив, более активно, чемкогда-либо, разные страны в разных форматах пытались согласовывать своюэкономическую политику. Успешность этих согласований можно оценить по-разному,но называть их провальными мы бы не стали.
Повторим: случился нормальный циклический кризис.Обладающий, впрочем, двумя особенностями. Во-первых, он действительнонеобычайно глубок, особенно на фоне роста в предыдущие десять лет. Настолькомощного роста, что предыдущий кризис 2000-2001 годов, известный как крахдоткомов, привел не к спаду в экономике, а лишь к снижению темпов. Во-вторых,кризис этот — синхронный, то есть он поразил одновременно все развитые странымира.
Конечно, это было огромной неожиданностью для практиков,которые обязаны "танцевать, пока играет музыка". Но академическихэкономистов по идее такой поворот удивить был не должен. Ведь есть эмпирическаязакономерность: чем слабее предыдущий спад, тем глубже последующий.Закономерность хотя и не строгая, но подтвержденная опытом десятилетий. Крометого, сама длительность и мощь предыдущего подъема должна была насторожить.
При обсуждении кризиса много внимания уделяетсяsubprime-кредитам, породившим пузырь на жилищном рынке США. Похоже, однако, чтоэто лишь второстепенный момент. Дело в том, что чрезмерный рост спроса нажилье, а затем его резкое падение характерны для подавляющего большинствациклических кризисов в США, но никогда не являлись их основной причиной.
При любом подъеме есть отрасль или сектор, которыеоказываются переинвестированы. Они обычно и становятся центром кризиса. На сейраз все видели стремительный и не очень обоснованный рост сектора финансовыхпосредников — инвестиционных банков, хедж-фондов и пр. Их работа попроизводству деривативов (производные ценных бумаг) обеспечивала рост стоимостивсех прочих активов — компаний, недвижимости, рабочей силы. То есть вполнеочевидно, что крах в этом секторе должен был привести к максимальнымколичественным потерям во всех остальных.
При этом потери были именно что количественными, или, какговорят многие, бумажными. Падение стоимости ценных бумаг вовсе не означает,что что-то плохое произошло с реальными активами, под которые они выпущены.Дома стоят, заводы не разрушились, принципиальных изменений в структуре спросане видно.
Тем не менее стремительное и многократное снижение стоимостивсех ценных бумаг у всех собственников произошло. А важно заметить, что наЗападе ценными бумагами владеют и миллиардеры, и студенты, и домохозяйки.Именно поэтому настолько тяжелой и негативной была психологическая реакцияобщества.
Много психологизма и в оценке центральных фигур кризиса,которые были объявлены виновниками случившегося,— это инвестбанкиры и прочие"финансисты с Уолл-стрит".
Отношение к ним всегда двойственное. С одной стороны, этохорошие парни, благодаря своему таланту формирующие будущее мира и помогающиепроцветанию отраслей, компаний и людей, включая самих себя, конечно. С другой —подозрительные типы, делающие деньги из воздуха. Поэтому когда богатеют все —они герои, в противном случае — злодеи. Ситуация, принципиально отличная откризиса доткомов. Тогда неожиданно свалившееся на программистов богатство, апотом разорение никого другого серьезно не задело. Поэтому они как былихорошими ребятами, так и остались.
И еще один тяжелый для западного сознания момент: мы падаем,а они (Китай, Индия и даже Индонезия) растут, почти не снижая темпа. Абстрактноновую роль Азии уже приняли. Опять же американцы с легкостью шутили вблагополучные времена о том, что детям нужно нанимать только китайских бонн,чтобы малыши учили язык будущего. Но когда пришлось туго и дети еще не выросли,вдруг оказалось, что китайцы уже сами вот-вот начнут приглашать американок вняни,— и стало уже не смешно.
Глубина кризиса и острота его восприятия привели к тому, чтои примененные антикризисные меры были экстраординарными для последних 20-30 лет.Правительства всех стран активно пустили в ход и печатный станок, иадминистративную дубину. В итоге как-то разрулили финансовый рынок.Одновременно спрос Китая и Индии поддержал в нормальном состоянии рыноксырьевой. Эти два момента позволили заработать стандартным механизмам,обеспечивающим посткризисное восстановление в капиталистической экономике.
И все ничего, если бы не два облачка на горизонте. Первое —долгосрочные проблемы госбюджетов, возникшие в результате срочных денежныхвливаний 2008 — начала 2009 года. Результатом могут стать проблемы на рынкегосударственного долга и ускорение инфляции. Это всем понятно, но всем понятнотакже, что это случится не завтра. Второе — замеченные уже в конце 2009 —начале 2010 года финансовые проблемы ряда стран Евросоюза. При худшем развитиисобытий это может поставить под вопрос будущее и евро, и самого ЕС. Но об этоммы поговорим в третьей статье этого цикла, которая будет опубликована 27сентября. А в следующем номере (20 сентября) мы расскажем о том, чем кризис-2008стал для России.
В 2008-2009 годах российская рыночная экономика пережилапервый циклический кризис в своей постимперской истории. Дефолт и последовавшийза ним спад в 98-м году не в счет, это был кризис не рыночной экономики, апереходной.
Кризис 2008 года в России был неизбежен по одной простойпричине. Мировой циклический спад всегда охватывает большинство стран срыночной экономикой. Исключением являются те страны, которые находятся настадии "экономического чуда" или чего-нибудь похожего, либо те,экономику которых можно назвать рыночной лишь с натяжкой, как, например,Белоруссия.
Столь же неизбежным было то, что у нас кризис оказалсясерьезнее, чем в ведущих развитых и развивающихся странах. По официальнымданным, ВВП в России за 2009 год упал на 8%, промышленное производство — болеечем на 9%, инвестиции в основной капитал — более чем на 16%. В развитых странахтемп падения ВВП был в разы меньше: в США — 2,4%, в Еврозоне — 4,1%, в Японии —5%. В Китае, Индии, Бразилии ВВП вообще не падал, а лишь снизил темпы роста.
Причина этого кроется в самом характере российскойэкономики, которую в мировом контексте можно описать пятью словами. Она,во-первых, маленькая, во-вторых, открытая, в-третьих, сырьевая, в-четвертых,периферийная и, в-пятых, перекредитованная. Причем первые четыре характеристики— имманентные, и только пятая — ситуативная: наш бизнес, не ко времени поверивв свои силы, набрал иностранных долгов лишь непосредственно перед кризисом.
Сочетание этих пяти характеристик сделало экономику стольуязвимой в кризис, когда одновременно резко снизились цены на сырье, сжалсякредитный рынок и упал фондовый. В результате у самых крупных и мощныхроссийских компаний не только снизились текущие доходы, но и обесценились залоги,обеспечивающие их займы. Мировые банки-кредиторы получили юридическое правотребовать досрочного возврата своих средств, а в случае отказа забирать залоги(это называется margin calls) и немедленно воспользовались этим правом, ничутьне входя в положение российских заемщиков. Поверхностное объяснение такойнеделикатности состоит в том, что иностранные банки на тот момент не оченьдоверяли ни российскому бизнесу, ни российскому государству. Но важнее другое:в кризис о проблемах заемщиков из любой малой периферийной экономики, не толькороссийской, никто не задумывается. Это не те партнеры, с которымибанки-мейджоры связаны одной цепью и на века.
Не смогли помочь и отечественная банковская система ифинансовые рынки. Их мощность кардинально уступает потребностям российскойэкспортно ориентированной промышленности.
Далее же все происходило в полном соответствии с учебникомпо макроэкономике. Проблемы экспортного сектора мгновенно передались внутреннейэкономике. Почти мгновенно схлопнулись и наметившийся в предыдущие годыинвестиционный подъем, и ажиотажный потребительский спрос, и строительный бум.
Справедливости ради надо сказать, что российская экономикане единственная, которую можно описать пятью словами, с которых мы началиразговор. Так же в целом выглядит и экономика, казалось бы, давно благополучнойАвстралии, которой кризис тоже нанес сильный удар. А для описания экономикиряда стран Восточной и Южной Европы нужно убрать только слово"сырьевая". И вот им-то пришлось хуже всех: начавшие расти в 2009 годуцены на энергоносители и металлы лишь создали им дополнительные трудности, а непомогли, как нам.
Если ориентироваться на самые известные высказывания нашихруководителей перед кризисом, то складывается впечатление, что власти его элементарнопроворонили. В начале 2008 года, когда наиболее драматические события в мирееще не произошли, но финансовые проблемы уже набирали обороты, министр финансовАлексей Кудрин на Давосском форуме назвал Россию "островомстабильности". Впоследствии этот тезис повторил и глава государстваДмитрий Медведев. А Владимир Путин летом 2008 года обвалил акцииметаллургической компании "Мечел", пообещав "прислатьдоктора" ее владельцу. Рискнем предположить, что, ожидая финансовую бурю,премьер-министр так "шутить" не стал бы.
Впрочем, основываясь лишь на цитатах, обвинять российскоеправительство в легкомыслии не стоит. Во-первых, надежды на то, что"пронесет", питали не только мы. Авторитетный гарвардский историкНиэлл Фергюсон, опубликовавший в 2008 году работу "Восхождение денег:Финансовая история мира", говорил о том, что в стороне от кризисаостанется... Америка: "Критически важное обстоятельство заключается в том,что этот кризис глобализации причинил другим гораздо больший ущерб, чем СоединеннымШтатам. И я полагаю, что именно по этой причине Соединенные Штаты сохранят свойстатус безопасной зоны, несмотря на потрясающую монетарную и финансовуюэкспансию, которую мы видим в данный момент".
Во-вторых, заявления об "острове стабильности"можно рассматривать не как изложение реальных взглядов, но в качествешаманского заклинания финансовых рынков, вспомнив, что это тоже является частьюработы министров финансов (а также председателя Центробанка) любой страны. Ичто иногда демонстративная уверенность денежных властей срабатывает, оттягиваяили смягчая финансовые неурядицы.
Но был один действительно серьезный прокол российскихвластей, причем всех сразу. Речь идет о процедуре принятия бюджета-2009.Прогноз для него Минэкономразвития составлял в августе 2008-го и в нем заложилтемп ВВП в 6,7%. В августе это была нормальная и даже консервативнаяэкстраполяция, к которой придраться трудно. Но принимался бюджет Федеральнымсобранием и утверждался президентом осенью 2008-го. О чем они тогда думали,непонятно: хотя масштабы кризиса никто оценить не мог, уже было вполнеочевидно, что дело нешуточное. Профессионально корректным было бы либо отложитьпринятие бюджета в связи с чрезвычайными обстоятельствами, либо волевым образомуменьшить заложенный рост раза в два. Но власти предпочли иной,административно-корректный путь: выполним-ка мы все положенные процедуры, иплевать на содержание. Однако это решение лишь отложило административнуюволокиту: в апреле, естественно, пришлось утверждать новую версию бюджета, а виюне — антикризисную программу.
С другой стороны, не стоит забывать, что во второй половине2000-х российское правительство сделало ряд шагов по подготовке экономикистраны к будущему циклическому спаду. Пользуясь сверхвысокими ценами на нефть,оно сформировало профицитный бюджет, а также фонд национального благосостоянияи резервный фонд. И хотя было создано немало государственных иквазигосударственных институтов развития, способных освоить любые деньги, но, кчести финансовых властей, они были поставлены в достаточно жесткие условия. И"съесть" все им не дали.
К антикризисной политике государства начиная с осени 2008года также можно предъявить очень много претензий, что и делалось со всехсторон. Во-первых, в отличие от ситуации в развитых странах, у насправительство главным образом поддерживало не граждан-потребителей, апредприятия и отрасли. Во-вторых, львиная доля поддержки пришлась на банки, безвидимого влияния на кредитование реального сектора и физических лиц. В-третьих,рынку не дали отбраковать неэффективные производства и компании. В-четвертых,огромные средства потратили на спасение зарвавшихся и обанкротившихсяолигархов. В-пятых, напечатали столько денег, что инфляция вот-вот готовавырваться из-под контроля. Все это истинная правда, но есть смысл разобраться,почему все было сделано так, а не иначе.
По большому счету российские власти боролись с кризисом темиже методами, что и в других странах,— вливали деньги в экономику, печатали,если их не хватало, пытались подогреть внутренний спрос и оживить инвестиции.Но с понятными отличиями. Спектр мер был уже, точность попадания ниже, затратына единицу результата выше. Можно также сказать, что работали более топорно,практически как в том анекдоте, где американские разведчики, подслушав разговорсоветских пилотов чудом спасшегося новейшего самолета, выяснили, что при егоремонте использовались только "молоток и чья-то мать". Все это вполнеестественно хотя бы потому, что для нас это первый циклический кризис, а у нихдаже не десятый.
Начнем с банковского сектора, которому досталось большевсего денег. Официальное объяснение было следующим: даем деньги банкам, чтобыони могли в достаточных объемах и на приемлемых условиях кредитовать реальныйсектор. Если верить этому объяснению, то результат надо признать провальным,поскольку заявленная цель достигнута не была. Однако, видимо, реальный мотивбыл другим. Власть сконцентрировалась не на том, как улучшить финансовуюситуацию, а на том, "как бы не было хуже". Исходя из опыта 90-х, под"хуже" подразумевали развал денежной системы: банки перестаютпроводить платежи, возникает система взаимозачетов, бартер, хаос. По даннымВсемирного банка, в 2008 году только расходы бюджета, направленные на поддержкуфинансовой системы, превысили 3% ВВП. Также поддержка оказывалась со стороны ЦБи государственных банков. И все это просто для того, чтобы банки нормальноработали. Цель не слишком амбициозная, но конструктивная, и она была вполнедостигнута.
Перейдем к следующему обвинению. Давно сложившаяся в Европеи Северной Америке традиция требует: в кризис поддерживайте людей, а неструктуры. Или, иначе говоря, потребителей, а не производителей. Общепринято,что это не только социально ориентированная, но и более эффективная политика:потребители создадут спрос, а национальные производители ответят предложением.А если делается не так, то это результат лоббизма, давления групп интересов идругих зловредных заговорщиков.
Россия эту традицию не восприняла. У нас прежде всегоборолись за сохранение занятости на существующих предприятиях, одновременнооказывая им поддержку и напуская прокуроров. Объяснений этому несколько.Во-первых, так проще: предприятия на виду, а выборочно поддерживатьдействительно нуждающиеся группы населения мы пока не научились. Во-вторых,структура спроса в России такова, что растущие доходы потребителей во многом,если не в основном тратятся на зарубежные товары (опыт 2010 года это полностьюподтвердил — первым начал расти спрос на импорт). Наконец, есть ипсихологический фактор: осмелимся утверждать, что для большей части россиянтрудоспособного возраста сам статус постоянно занятого — большее благо, чемрост или даже сохранение доходов.
Впрочем, программы прямой поддержки потребителей, пусть и вограниченном объеме и не всегда с положительным эффектом, но все-такиосуществлялись. Фактически провалилась программа субсидирования автокредитов,очень слабо прореагировали заемщики на возможность реструктуризации ипотечныхкредитов на более длительный срок и под высокий процент. То ли были уверены всвоей платежеспособности, то ли надеялись на авось. Но зато сработаласкопированная с Запада программа "деньги за драндулет": возможностьзачесть стоимость сданной в утиль машины вернула спрос на дешевые российскиеавтомобили.
Еще одна добрая мировая традиция — рассматривать циклическиекризисы в качестве "санитаров леса". Они-де выполняют важнуюконструктивную работу, убирая с рынка компании и предприятия, либо плохоуправляемые, либо объективно устаревшие, а также неэффективных собственников.Российское же правительство (возможно, опасаясь народного бунта или еще изкаких соображений) не дало развернуться вроде бы столь актуальному длямодернизации и инноваций процессу зачистки. Первым делом оно начало составлять длинныесписки предприятий, которым затем полтора года разными способами оказывалоиндивидуальную помощь. Вполне отдавая себе отчет в степени отсталости нашейпромышленности, здесь, как ни странно, мы готовы согласиться с таким решением.На наш взгляд, первый циклический кризис в истории страны еще не время длятого, чтобы можно было позволить рыночным силам сломать основы индустриальнойструктуры народного хозяйства. Поскольку при всей своей отсталости крупнаяпромышленность играет в экономике важнейшую роль, и ее модернизационныйпотенциал совсем не равен нулю. Никто не даст гарантии, что на местеуничтоженных старых предприятий выросли бы новые, а потерявшие работуиндустриальные рабочие снова нашли бы ее в промышленности. Даже миллиардныевливания в АвтоВАЗ в кризис можно простить правительству, поскольку этоключевое предприятие как минимум для индустриальной системы Поволжья. Но это незначит, что АвтоВАЗ нужно тянуть вечно — если предприятие останется убыточнымдаже на новом витке экономического роста, то пусть себе тонет.
Российские власти боролись с кризисом почти так же, каквласти других стран, разве что список мер был немного короче, а методы намногогрубее
С другой стороны, строителям и девелоперам серьезная помощьне оказывалась, несмотря на то, что, по общему мнению, у этого сектора большоймультипликатор роста,— условно говоря, вкладывая рубль в строительство, другимотраслям даешь заработать три. Лишь нескольким компаниям-лидерам были даныгарантии по кредитам, также у них было выкуплено некоторое количествопостроенных квартир. Дело, по-видимому, в том очевидном факте, что масштабыофисного и торгового строительства в предкризисный период были явно ажиотажнымии никаких здравых оснований не имели. А высокий спрос на жилье определялсяполитикой банков, они как минимум с 2006 года раздавали ипотечные кредитылюдям, которым хватало лишь на текущее потребление. И если сектор жилищногостроительства был недофинансирован по сравнению с естественными потребностямироссиян, то по сравнению с их доходами финансирование было даже избыточным.
Теперь о спасении олигархов, которое выглядит, пожалуй, ещеболее "антинародным". Осенью-зимой 2008 года было выдано (главнымобразом ВЭБом) около $10 млрд кредитов собственникам крупнейших российскихкомпаний для того, чтобы эти люди смогли урегулировать проблемы margin calls исохранить свои контрольные или блокирующие пакеты. Основными получателями былизавсегдатаи золотой сотни "Форбс" — Дерипаска, Фридман, Потанин.Казалось бы, все ясно: возрождение олигархии, в очередной раз прогнувшейвласть. Но возможна и другая интерпретация. В случае если бы ситуация margincalls реализовалась, собственниками крупнейших пакетов акций"Норникеля", "Вымпелкома" и т. д. стали бы краткосрочныемеждународные спекулянты, которых абсолютно не волнуют интересы ни этихкомпаний, ни России и договориться с которыми ни о чем нельзя. Поэтому властьпредпочла сохранить старых собственников — пусть не самых дальновидных, ноэлементарно эффективных, заинтересованных в успехе своего российского бизнесаи, кроме того, вполне управляемых. На наш взгляд, это решение соответствует инароднохозяйственным интересам — в любом их понимании.
Одновременно ценой этих $10 млрд (большую часть которых ужевернули) был послан сигнал мировым финансовым рынкам: русский бизнес возвращаеткредиты, государство готово ему в этом помочь. И уже в первой половине 2009года банки-мейджоры стали относиться к российским компаниям как креспектабельным заемщикам, спокойно реструктурировать им старые кредиты ипотихоньку выдавать новые.
Мировые циклические кризисы есть и будут. Ни одна страна, заредким исключением, не может остаться от них в стороне. Россия в число такихисключений не входит, и воздействие кризиса на нашу экономику еще долго будетсильнее, чем на экономики ведущих развитых стран. Тем важнее сделать по итогамкризиса определенные выводы.
Прежде всего, время начала кризиса, его спусковой механизм исценарий развития предсказать невозможно. Однако к нему можно и нужно заранееготовиться. Чем дольше длится подъем и чем он интенсивнее, тем более необходимыжесткая монетарная и бюджетная политика, накопление резервов, контроль завнешними заимствованиями.
Затем, набор антициклических мер, использованный в развитыхстранах, был достаточно стандартен, но сработал. У правительств этих стран ибизнеса хватило ресурсов и механизмов, чтобы последствия даже такого глубокогокризиса не стали разрушительными. Действия российского правительства и бизнесав борьбе с кризисом также можно оценить как удовлетворительные. Применявшиесямеры в целом соответствовали мировым стандартам, были, насколько возможно,прорыночными и в то же время направленными на поддержание сложившегося уровняэкономической безопасности и суверенитета страны. Конечно, качество их реализации,а следовательно, и эффективность оставляли желать много лучшего. Но можнонадеяться, что за время, оставшееся до следующего кризиса, отточить инструментыборьбы с ним мы успеем. Впрочем, в ближайшей перспективе мировые цены на нефть,газ и металлы, к сожалению, будут оказывать большее влияние на темпыэкономического роста в России, чем любые действия государства.
И наконец, мы не можем рассчитывать на скорое повторениепредкризисного периода, когда в течение целого ряда лет российская экономикаросла со средним темпом 6-8% в год. Такое возможно лишь при редком сочетанииочень высоких сырьевых цен и очень дешевых денег в мире. На обозримый периоднам надо готовиться к темпам 3-4%. И конечно же, пора прекратить разговоры оБРИК. Можно просто забыть эти четыре буквы — как вариант, объявить их диверсиеймирового империализма. Потому как мы не виноваты, это, конечно, враги сбили насс пути истинного, внушив несбыточные надежды и нарисовав недостижимые цели.
Кризис наглядно показал, насколько различны возможностиразных стран по амортизации внешних потрясений. Но дело не только в этом. СКитаем и Индией мы попросту в принципиально разных весовых категориях — и помасштабу, и по месту в мировом хозяйстве. Что же касается Бразилии, то ееэкономика и крупнее нашей, и превосходит по технологическому уровню большинствагражданских отраслей, а также имеет несравненно больший рыночный опыт. С этойстраной мы в принципе сможем равняться, но только после 15-20 лет спокойного иуспешного развития.
Не стоит также особенно радоваться по поводу того, что через15-20 лет российская экономика станет крупнейшей в Европе, обогнав германскую.Формально такое вполне может случиться, но ровно никаких последствий это иметьне будет, потому что экономика Германии все больше интегрируется в единуюэкономику ЕС. В обозримой перспективе место нашей страны — в составе группыведущих развивающихся экономик, не меньше и не больше. При хорошем раскладе мысможем побороться за третье место в этой группе — с Бразилией и Индонезией. Номожем даже вылететь из пятерки, уступив, например, Мексике или Пакистану.
Итак, циклический кризис 2008-2009 годов закончился, исейчас развитые капиталистические страны медленно и не очень увереннооживляются. Однако правительства опасаются, что оживление это может легкоперейти в стагнацию.
Именно из-за такой неустойчивости власти многих государствне отказываются от антициклических мер, с разной степенью последовательностинакачивая спрос. По этой же причине наблюдатели выискивают те облачка, которыедолжны превратиться в грозовые тучи,— признаки очередного кризиса или второйволны нынешнего. И поскольку пуганая ворона куста боится, находят.
Летом кто-то обнаружил надувающийся пузырь на рынкенедвижимости Скандинавии. И комитет по надзору за банками ЕС тут же написал,что, дескать, если цены на недвижимость в какой-либо из стран упадут на 10%, тоначнется рецессия. Но во-первых, откуда взялся порог 10%? Во-вторых, при всемуважении к Швеции, Норвегии и Финляндии трудно поверить, что их экономическиепроблемы способны вызвать цепную реакцию по всей Европе. Скорее наоборот,стабильная ситуация в ведущих странах ЕС способна нейтрализовать любыекризисные процессы на его периферии. Что, собственно, и доказал пример сгреческими долговыми неурядицами (о чем пойдет речь дальше).
Другая сказка чуть-чуть пострашнее. Вполне очевидно, чтовбрасывание американским государством огромных денег в экономику и какрезультат высокий дефицит федерального бюджета не пройдут для США даром.Результатом будет кратное по сравнению с уровнем 2000-х ускорение инфляции ипри прочих равных ослабление доллара. Конечно, неприятно, но это уже проходили.Например, в 70-х годах прошлого века обычным делом для США был темп приростацен 7% в год, а в Англии инфляция иногда зашкаливала за 10%. Тогда это называли"процветание с повышенным кровяным давлением", и эта формулировка вобщем-то не была лживой.
Некоторых пугает то, что снова развивают высокую активностьглобальные спекулянты — хедж-фонды, инвестбанки и прочие игроки фондовогорынка, которые вроде бы стали виновниками прошедшего кризиса и за последние двагода так и не были поставлены под действенный контроль. Позволим себе поспоритьи с этой точкой зрения. Прежде всего все не так безнадежно с контролем.Американские гиганты, такие как Goldman Sachs, Morgan Stanley, Merrill Lynch,получили статус универсальных банков, то есть оказались под колпаком у ФРС.Нечто подобное произошло и в других странах. К тому же у спекулянтов добавилосьи самоконтроля. Обжегшись в 2007-2008 годах, они, похоже, стали брать на себяменьшие риски. И наконец, раздувать из ничего пузыри производных ценных бумагневозможно. В основе ажиотажа на фондовом рынке всегда лежит ажиотаж в какой-точасти реального сектора (сверхспрос, переинвестирование и т. д.). Сейчас этонигде не заметно.
На наш взгляд, из описанных выше проблем не родится нивторой волны кризиса, ни нового кризиса в более отдаленный период. Но даже еслиродится, это будут прежние неурядицы, в борьбе с которыми будут использоватьсястарые приемы и инструменты.
Но нельзя исключать возможности, в том числе в недалекомбудущем, кризиса принципиально нового типа, порожденного процессамиглобализации. Запустить его могут две опасности. Одна связана с ЕС, другая — сКитаем и его симбиозом с США.
В первой статье (см. "Деньги" № 36 от 13 сентября(в настоящей публикации см. выше – «Полит.ру»)) мы писали о том, чтоодним из наиболее важных глобализационных процессов является европейскаяинтеграция. Ее сегодняшний уровень в ЕС — это сочетание единой валюты ипрактически полного отсутствия экономических барьеров при сохранениигосударственного суверенитета, различных социальных стандартов икультивируемого национально-культурного своеобразия в разных странах. Событияпоследних двух лет показали, что эта композиция принципиально нестабильна.Возможно либо радикальное отступление назад, либо динамичное движение вперед.Первое будет точно восприниматься как катастрофа, а насколько безболезненновозможно второе, непонятно.
Все началось в Греции с потери доверия инвесторов к еесуверенным облигациям. На это были серьезные основания. Например, запредельныйуровень госдолга (113% ВВП в 2009-м, 125% в 2010-м) и бюджетный дефицит 12% — вчетыре раза больше, чем это разрешено основополагающими для ЕвросоюзаМаастрихтскими соглашениями 1993 года. Да и в зону евро, как быстро выяснилось,эта страна попала слегка обманным путем.
Фактически финансовые рынки выразили недовериерасточительной социально-экономической политике греческого правительства.Которое все понимало, но существенно и быстро изменить ее не могло пополитическим причинам.
Вначале власти ЕС и наиболее богатые страны попыталисьдистанцироваться от проблем Греции, не предоставив запрошенной ею финансовойпомощи. Это сразу привело к падению курса евро, хуже того, быстро выяснилось,что ситуация, сходная с греческой, наблюдается еще в несколькихстранах-расточителях — Португалии, Италии, Испании, Ирландии. Отсюда не оченьуважительная аббревиатура PIIGS для этой группы. Но дело не в обзывательствах,а в том, что из пяти проблемных стран две очень крупные. И в случае их дефолтафинансовая катастрофа и отказ от единой европейской валюты были бы неизбежны.Поэтому устраниться не удалось никому и пришлось объявить о созданиибеспрецедентного по объему гарантийного фонда (€800 млн). Таким образом,непосредственных вливаний в слабые экономики произведено не было, но им даливозможность рефинансировать долги. В обмен правительства приняли обязательствапо ужесточению своей финансовой политики и сокращению бюджетных расходов.
Сложившуюся в ЕС ситуацию гарвардский политэконом ДэниРодрик обобщил в виде "политической трилеммы мировой экономики":экономическая глобализация, демократия и существование национальных государствнесовместимы, одновременно могут существовать только два пункта из трех. Мы бысформулировали ее в более ограниченном виде: в рамках единого экономическогопространства с общей валютой не могут существовать отдельные демократическиегосударства с ныне принятым уровнем суверенитета. По-видимому, на среднесрочнуюперспективу выбор европейцами уже сделан. Они будут экспериментальным путемопределять, каким должен быть новый государственный суверенитет, до какогоуровня его нужно и можно ограничить. Так, например, президент европейского ЦБЖан-Клод Трише недавно внес предложение о том, чтобы временно отстранять страныеврозоны, нарушающие финансовую дисциплину, от участия в решении общихэкономических вопросов. Еще раньше Еврокомиссия предложила вынести надзор забюджетной политикой стран еврозоны на наднациональный уровень. А именно:бюджеты стран проходят оценку в парламентах соседей, а замечания обобщаютсяЕврокомиссией. Если бюджет страны оценивается как очевидно неадекватный, ондолжен пересматриваться. Такую же экспертную оценку должны проходить программыстабилизации и планы реформ. Председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозувполне определенно заявил, что "невозможно иметь монетарный союз безэкономического, иначе про него лучше забыть".
Последствия принятия решения всего-навсего об экспертной оценкегосударственного бюджета стран, на наш взгляд, грандиозны. По сути, здесьнарушается святой принцип демократии: часть прав на самоуправление европейскиенации отдают тем, кого они не выбирали, то есть парламентам других стран. И ещеодна "деталь": канут в Лету различия между правыми и левыми вэкономике. Либералы и дирижисты, кейнсианцы и монетаристы останутся вуниверситетских аудиториях, но исчезнут из реального управления.
Не меньшими, а, может быть, даже большими окажутсяпоследствия непринятия по политическим причинам этой или любой другойравнозначной ей инициативы. Ни много ни мало это будет означать конец евро иоткат европейской интеграции на несколько десятков лет назад. Что и станетсамым настоящим кризисом глобализации, который, конечно, приведет к достаточноглубокому и затяжному падению производства и доходов в развитых европейскихстранах.
Второй потенциальный спусковой механизм кризиса глобализациинаходится в Китае. В нынешний кризис динамика развития в Поднебесной всерьездаже не замедлилась, и именно это во многом определило благополучный выход изнего остального мира. Но как долго такая динамика может сохраняться? Вопросэтот разбивается на несколько. Во-первых, может ли происходящее экономическоечудо закончиться мощными социально-политическими потрясениями? Если да, то вкаком случае это произойдет, при высоких темпах роста или при его замедлении(вспомним катастрофу шахского Ирана в 1970-х годах, а с другой стороны, падениережима Сухарто в Индонезии в 1990-х)? Во-вторых, может ли китайская экономикапросто устать и перейти на более плавную траекторию? В-третьих, какой можетбыть роль внешних факторов?
Сегодня внешний фактор для Китая — это главным образом еговзаимодействие с США, которое в последние два десятилетия было очень выгоднообоим партнерам и выступало в качестве главного мотора мировой экономики.Вероятно, главным здесь была способность американских потребителей поглощатьнепрерывно растущий поток китайских товаров и согласие Китая копить в долларах.Скорее всего, в среднесрочной перспективе американцы будут больше сберегать именьше тратить. В принципе это может привести к существенному уменьшению спросана китайские товары, а следовательно, к классическому кризису перепроизводствав экспортных отраслях этой страны. И вопрос заключается в том, сможет ли Китайэтот кризис преодолеть, не ответит ли он санкциями против доллара с последующейцепной реакцией.
Китай, конечно, как может борется за спасение своегоэкономического чуда. С 2008 года китайское правительство приняло серьезные мерыпо переориентации своей экономики с внешнего на внутренний рынок. В частности,увеличило госрасходы, выступая заказчиком крупномасштабных строительныхпроектов. Обычно в развивающихся странах такая политика к успехам не приводила,но Китай — страна особая.
Какой бы из двух вариантов кризиса глобализации ниосуществился, на российскую экономику он окажет весьма значительное влияние.Какое именно, предсказать, естественно, невозможно. Вероятно, это будет вызов вполном смысле этого слова, то есть это будут и угрозы, и новые возможности.
Но есть и еще один сценарий, который для нас на самом делехуже и кризисов глобализации, и совсем уж маловероятной второй волны рецессии2008-2009 годов. Это сценарий многолетней стагнации или по меньшей мере оченьслабого роста в основных центрах мировой экономики. Он вполне возможен исбудется, если все описанные выше процессы будут происходить не резко, а ввялотекущем режиме. А именно: Европа не отказывается от углубления интеграции,но межстрановые конфликты и социальное недовольство не дают бизнесуразвиваться, а властям — оказывать ему действенную поддержку. Американскиедомохозяйства от форсированного потребления в долг постепенно переходят ксбережению, соответственно, уменьшается импорт из Поднебесной. Китай жепереориентирует своих производителей на внутренний рынок, но не слишком в этомпреуспевает. При этом, конечно, Индия, Индонезия и Япония живут своей богатойвнутренней жизнью, но стать новым мотором мировой экономики не могут.
Для России сценарий мировой стагнации означает как минимумтри вещи. Во-первых, длительный период низких цен на энергоносители и сырье.Для нефтяников ситуация, вероятно, останется более или менее комфортной, но длядругих экспортеров, скажем угольщиков и металлургов, она окажется крайнетяжелой. Во-вторых, поток иностранных инвестиций в Россию (как и в любую другуюпериферийную экономику) уменьшится даже по сравнению с двумя последними, неочень тучными годами. И наконец, у наших компаний будут серьезные проблемы каксо стоимостью акций, так и с возможностью получения кредитов на мировых рынках.
Все это при мало-мальски адекватном осознании и реагированиисо стороны бизнеса и власти не приведет в нашей стране ни к падениюпроизводства, ни даже к прекращению его роста. Но это будет уже совсем другойрост. Вместо тех 3-4% в год, о которых мы говорили в прошлой статье, придетсясмириться с темпами вдвое меньшими. Причем в течение не двух и не пяти, адесяти-пятнадцати лет.
А это уже не только макроэкономическая арифметика, но ибольшая политика. Очень высоких темпов вроде бы не хотят даже нынешние власти.Первый вице-премьер Игорь Шувалов недавно рассуждал о том, что именно темп 4-5%позволит провести модернизацию, в то время как при экономическом росте на 7%"переход к экономике, основанной на знаниях, чрезвычайно сложен".Пожалуй, если 5% — оптимальный рост, то и 3-4% вполне сойдут для нынешнейвласти. Но увеличение ВВП всего на 1-2% в год — это уже принципиально инаяситуация, при которой большинство граждан вообще не заметят никаких улучшений всвоей жизни. И если наступит такой период, от власти потребуется много нового иинтересного. Совершенно точно потребуется новый уровень ответственности,придется принимать непопулярные решения, которые, безусловно, отразятся нарейтингах. Точно придется сформировать иные, более адекватные представления ореальных возможностях экономики, ее развитии и модернизации, а не подменятьпонимание риторикой. И в этих рамках выстраивать новое партнерство с бизнесом иобществом в целом.
