Манипуляции общественным мнением, распространение слухов и фейков, подтасовка фактов и смещение акцентов — все эти явления эволюционируют с развитием медиатехнологий, искусственного интеллекта и предприимчивости политических пиарщиков. Но вряд ли кто-то думает, что вся эта кипучая деятельность — изобретение современности. Виктория Гендлина поговорила о том, как работали политтехнологии в Российской империи, и об их сегодняшнем расцвете с Андреем Аксеновым, автором подкастов «Закат империи» и «Время и деньги», а также книги «Слухи в империи», вышедшей в издательстве «Самокат».
Кто и зачем распространял «фейки» в Российской империи?
Массовое специальное распространение фейков — это скорее инструмент современной пропаганды. Вообще институт пропаганды за XX век развился необычайно, цели и арсенал ее заметно расширились. К примеру, массовые фейки современной пропаганды направлены даже не на то, чтобы мы поверили, скажем, в каких-то комаров, которые инфицируют только славян, а на то, чтоб мы перестали доверять вообще всему. Инфопространство настолько замусорено и замусорено сознательно, что мы уже ничему не верим.
В начале XX века, конечно, такого еще не было, и по большей части фейки возникали сами собой: люди передавали друг другу какие-то истории, которые, возможно, имели под собой основу, но пока информация переходила из уст в уста, она превращалась во что-то совершенно новое, так что нельзя сказать, что кто-то сознательно распространял какую-то информацию с какой-то специальной целью. В основном, конечно, такие слухи распространялись в менее образованной среде, среди крестьян бытовали совершенно поразительные слухи, в которые тем не менее все верили: например, что царь повелел всем крестьянам раздать землю, но дворяне скрыли этот указ.
Но при этом в образованном обществе тоже ходили совершенно неистребимые и абсурдные слухи, в начале XX века они в первую очередь касались Распутина и царицы: что Распутин с ней спит или что царица во время войны передавала сведения немцам. Ни то ни другое не соответствовало истине, естественно, но людям всегда интересны слухи про секс и мистику, особенно в высшем обществе.
И вместе с этим работала и сознательная пропаганда, конечно, но по сегодняшним меркам она была очень примитивной. Скажем, был сильно раскручен образ казака Козьмы Крючкова. Он вступил в бой с превосходящими силами противника и победил, но с каждым месяцем пропаганды количество врагов всё увеличивалось, а сам Крючков становился всё большим героем — и грамоте прилежно учился, и маме с папой всегда помогал, и так далее. Он стал настоящей военной поп-звездой, его образ тиражировали на открытках и сигаретных пачках, про него снимали кино и записывали о нем песни на грампластинках. Не сказать, что история подвига Козьмы Крючкова — фейк, но его образ был чересчур раскручен.
Пропаганда и политтехнологии призваны служить укреплению власти путем управления массовым сознанием. В древние времена этой цели служила идеология или ее элементы — идеологемы: «Москва — Третий Рим, а Четвертому не бывать» старца Филофея, или «Православие, самодержавие, народность» графа Уварова, или «общество развитого социализма» в брежневские времена, или «новая человеческая общность — советский человек». На кого были рассчитаны эти формулы в роли инструмента управления массовым сознанием? На образованный класс? На саму власть?
Если говорить о временах Российской империи или о еще более ранних, Московского княжества, то идеологемы и графа Уварова, и старца Филофея, конечно, не служили для пропаганды или управления массовым сознанием просто потому что эти идеологемы не достигали масс. Массы не просто были неграмотны и неспособны к восприятию абстрактных концепций — они никогда в жизни даже и не встречались с этими идеологемами. Если говорить о концепции «Православие, самодержавие, народность», то это было объяснение для самих себя, то есть от дворянина к аристократии — что мы такое и какая идея у нашего государства. Во времена графа Уварова государство — это и есть аристократия, но времена уже начали меняться. Именно поэтому крепкому, современному, развитому европейскому государству уже необходима какая-то идеология — и вот она и была оформлена. В сущности, понятие «народность» и в то время было настолько сложным и абстрактным, что далеко не все могли себе объяснить, что за этим понятием скрывается. В любом случае перед государством в XIX веке вообще не стояло задачи управления массовым сознанием: это было и не нужно, и инструментов для этого не было никаких. Необходимость этого появляется только в начале XX века, с началом более-менее массового среднего образования, но Российская империя, будучи государством консервативным и медленным, по большому счету так и не начала эту задачу решать — в отличие от оппозиции, в первую очередь социалистов. Машина пропаганды социалистов была построена крайне эффективно и разнообразно и действовала на все слои населения, от неграмотных крестьян до докторов наук.
Еще о могуществе слухов. В истории Руси и других стран известны примеры мощного воздействия на массы разного рода агитаторов и провокаторов, особенно религиозного, еретического толка. Достаточно вспомнить восстание волхвов в XI веке, деятельность сект богомилов, катаров, альбигойцев. В Смутное время слухи приводили к власти бесчисленных Лжедмитриев. Как удавалось власть имущим в отсутствие средств массовой информации овладевать сознанием масс и побуждать их к выполнению своей воли, как работали эти механизмы?
В Средневековье власть имущие не овладевали и не старались овладевать сознанием масс опять-таки потому, что им это было не нужно: они в буквальном смысле владели людьми. Крестьяне в большей или меньшей степени, с ограничениями, были собственностью своих феодалов. Нам же не приходит в голову убеждать свой стул в том, что нам позволено на нем сидеть? Обычно дело происходило наоборот: различные религиозные учителя или руководители восстаний убеждали простых людей присоединиться к ним, и, кстати говоря, чаще всего руководители восстаний старались убедить крестьян, что именно они — настоящие, полноправные властители, у которых несправедливо отняли власть. Именно поэтому все Лжедмитрии позиционировали себя сыновьями Ивана Грозного, а Емельян Пугачёв — царем Петром III. Естественно, им это удавалось только в том случае, когда они обещали простым людям то, чего простые люди сами давным-давно хотели, работал предельный популизм. Пугачёв в своих манифестах обещал казакам вечную вольность, старообрядцам — разрешение молиться по-старому, татарам, калмыкам и башкирам — земли и леса. Но всё это работало только потому, что Пугачёв называл себя истинным царем, ведь только у царя есть право казнить и миловать. А право царя казнить и миловать не надо было обосновывать, его не требовалось внедрять в массовое сознание, оно было изначально укоренено очень глубоко.
Кажется, что fake news — довольно бесхитростное изобретение. Есть ли какие-то более серьезные и системные способы воздействия на массовое сознание и что вообще мы имеем в виду, когда говорим о политтехнологиях?
Честно говоря, политтехнологии — настолько широкий термин, что к одному влиянию на массы его сложно отнести. Скажем, штаб кандидата делит район на участки и к каждому участку прикрепляет отдельных агитаторов — это, в общем, тоже политтехнологии. Я не эксперт в способах воздействия на массовое сознание, но мне кажется, что в первую очередь маркетинг достиг в этом необычайных высот. Доходы бизнеса напрямую зависят от успешности маркетинга, и поэтому современный маркетинг — очень изощренная и сложная индустрия. Что же касается политических инструментов, то, кажется, здесь пропаганда намного более примитивна, чем в бизнесе, но при этом в авторитарных странах обладает гораздо более сильным влиянием. Например, у современного Российского государства есть практически монополия на распространение информации, из каждого утюга несется одно и то же. Раз других мнений нет, то люди поверят во что угодно, особенно если одни и те же идеи повторять бесконечно много-много лет.
В книге «Слухи в империи» есть слухи, которые росли «из низов», а есть те, которые спускались «сверху». Получается, что творение заведомо ложной информации — это такой двусторонний процесс?
Я бы не сказал, что слухи — это заведомо ложная информация, скорее даже наоборот, почти у каждого слуха есть рациональные корни. Например, в начале XIX века, когда крестьян заставляли сажать картофель, некоторые ели цветки растения, которые в больших количествах ядовиты. Слухи о том, что весь картофель, в том числе и его клубни, ядовит, дополнились информацией о том, что дворяне хотят специально погубить крестьян, и привели к настоящим картофельным бунтам. Но никто не запустил этот слух специально ради бунта крестьян. Угадать заранее, почему один слух распространяется, а другой — нет, сложно. Исследователи отмечают несколько правил в распространении слухов: во-первых, они упрощаются по мере распространения (сначала шел разговор про цветок картофеля, а затем — просто про картофель), во-вторых, из них исчезает неопределенность (скажем, изначально говорили, что от съеденных цветков картофеля кого-то долго тошнило и, возможно, отравление произошло именно от цветков, а потом — что картофель определенно ядовит), и слухи рационализируются, то есть люди всегда стараются видеть причину в произошедшем, наш мозг так устроен, что он не любит случайных событий. Поэтому крестьяне видят, что картофель ядовит и что помещики заставляют его выращивать, — и делают из этого вывод, что помещики хотят их уничтожить.
И кажется, нет, этот процесс не двухсторонний, потому что вообще сложно предсказать успешность того или иного слуха. Скажем, именно поэтому современная пропаганда запускает сразу же много фейков, зачастую противоречащих друг другу, — авось некоторые из них выживут и пойдут в народ.
Есть ли разница в подходах к влиянию на восприятие политической реальности в разных столетиях? Или разница только на механическом уровне — скажем, у большевиков появилось кино, а в XXI веке — интернет?
Разница, конечно, есть — и она в том, что до начала XX века никто не пытался массово обрабатывать жителей страны пропагандой, это заслуга тоталитарных режимов XX века. Крестьянин в императорской России мог за всю жизнь не выйти за пределы родной деревни, ни разу в жизни не увидеть полицейского или чиновника и даже не получал себе паспорт за ненадобностью. 80 % населения страны были предоставлены сами себе. Образованный же класс обрабатывал сам себя самостоятельно через газеты и театры, причем государство в этом смысле отставало от интеллигенции. В России только с приходом большевиков (которые прекрасно понимали силу пропаганды) началось массовое информационное давление на общество. Достаточно сказать, что первый же декрет, который выпустило правительство Ленина, касался не национализации собственности или, скажем, распределения хлеба — он касался именно цензуры, была объявлена государственная монополия на печатные издания. Национализация газет для большевиков была важнее национализации заводов или банков. Российская империя как государство буквально не ставила перед собой специальной задачи влиять на сознание граждан — и во многом империя проиграла революционерам именно поэтому. Конечно, какое-то влияние было: скажем, в воскресенье в церкви все молились за царя, или, например, создавались проправительственные профсоюзы, где читали Библию и организовывали манифестации с возложением цветов к памятнику императору, — но даже насчет последнего в правительстве шли большие дискуссии, которые, кстати, привели к тому что идеолога этих самых проправительственных профсоюзов Сергея Зубатова уволили.
Почему человечество до сих пор верит слухам и в целом не стало критичнее к получаемой информации?
Человечество, на мой взгляд, стало гораздо критичнее к информации — просто в силу массового образования. Никто сегодня не поверит в слух о том, что из Киево-Печерской лавры в Иерусалим ведет подземный ход — тогда как в книжке мы как раз его пересказывали. Или, например, сложно представить себе, чтобы сегодня люди поверили в то, что царица родила чёрта. Но поэтому и слухи стали более изощренными: это уже не слухи, а целые конспирологические теории, с большим количеством подтверждений — но которые доказывают что-то абсурдное, например, что Земля плоская. Но и то, что Земля плоская, у крестьян XIX века просто не вызывало сомнений. Им не нужно было это доказывать, они и так в это верили, это даже не был предмет для разговора, невозможно себе представить слух на эту тему.
В распространении слухов и конспирологических теорий есть нечто контринтуитивное: они всегда стараются опираться на логику и рациональность. У каждого слуха должна быть причина. Каждая теория заговора требует большого количества подтверждений. Люди, которые верят в конспирологию, прежде всего не верят в случайности — и поэтому самим себе кажутся умнее окружающих.
Ваша книга «Слухи в империи» адресована в первую очередь детям. Как возникла идея создать такую книгу и какая у нее миссия?
Откровенно говоря, миссия книги — это развлечение в первую очередь. Мы с Катей Гущиной, моей соавторкой, хотели, чтобы эта книга вызывала удовольствие и оставляла хорошие впечатления. Конечно, благодаря этой книге у детей появится или подтвердится некий исторический бэкграунд, что были императоры и императрицы, что столицей был Петербург и его построили при Петре I, что гвардейские офицеры в XVIII веке могли смещать императоров, а в XIX императора могли убить террористы. И уже после всего этого хотелось показать, что люди могут передавать другу другу совершенно случайную информацию и всему верить нельзя — но кое-что обязательно бывает правдой, и во всем можно разобраться при желании.