Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Уильяма Стиксруда и Неда Джонсона «Самостоятельные дети. Как ослабить контроль и научить ребенка жить собственной жизнью» (перевод Ирины Матвеевой).
Родительская опека часто мешает ребенку не только понять себя и проявить талант, но и элементарно раскрыть свой потенциал в учебе, спорте и повседневных делах. Постепенно, от главы к главе, шаг за шагом авторы подводят нас к мысли: даже если вам кажется, что ваш ребенок не способен принять ни одного правильного решения (или даже имеет особенности — СДВГ, РАС) — нужно дать ему шанс. Для этого они предлагают в конце каждой главы конкретные шаги-упражнения, которые можно использовать уже сегодня вечером.
Что же, по мнению авторов, помогает на пути к детской самостоятельности? Основа — это отсутствие стресса. Он может быть обусловлен принуждением, гиперопекой, различными страхами, особенностями ребенка и т. д. За отсутствием страха следует чувство безопасности, которое дарит любовь родителей, хороший сон, внутренняя мотивация, упражнения. И, конечно, работа родителя над собой и над их новыми отношениями с ребенком.
Данная методика имеет под собой нейропсихологическую основу. Всё вышеперечисленное действительно помогает правильной работе мозга ребенка и формированию лобных долей, отвечающих за самостоятельное принятие решений, организацию и контроль. Книга будет полезна как родителям, так и всем, кто работает с детьми, в том числе с особенностями развития.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Тревога, передаваемая по наследству
Начнем с плохой новости: тревога имеет свойство переходить от одного родственника к другому. У 50% детей, родители которых страдают от тревожных расстройств, тоже развиваются тревожные расстройства. Возможно, вы подумали, что если вы тоже страдаете от тревожного расстройства, пусть даже вы успешно лечитесь, то ваш ребенок обречен.
Совсем не обязательно. Дети приходят в мир с разной восприимчивостью к тревоге. Одним она не передается — таких детей ученые называют «одуванчиками». Подобно цветкам одуванчика, они довольно невосприимчивы к окружающей среде. Другие дети — «орхидеи» с очень высокой биологической чувствительностью к ситуации и окружению. Они особенно восприимчивы к родительским методам воспитания. Им хорошо в спокойной и заботливой обстановке и плохо, когда родители держат их в эмоциональном напряжении. В воспитании детей-орхидей есть как положительные, так и отрицательные стороны. Хотя чувствительные дети более восприимчивы к негативному окружению, они прекрасно отзываются на атмосферу любви и спокойствия.
Один из каналов передачи тревоги от взрослого к ребенку — то, что называют эпигенетикой. Это новая область, до сих пор еще не до конца изученная. Эпигенетика — наука о том, как опыт влияет на гены, то есть включает или отключает функцию определенных генов. Таким образом, хотя дети от рождения могут обладать некоторой генетической предрасположенностью, требуется еще и опыт, чтобы «включить» определенные гены, вызывающие тревогу или депрессию.
«Включить» проблемные гены очень легко, причем есть как минимум два способа сделать это.
Способ первый: стресс «из вторых рук»
Есть люди, одно только присутствие которых заставляет нервничать. Для взрослых это может быть начальник-самодур, родственник-перфекционист или постоянно паникующий коллега. У детей и подростков таким человеком бывает строгий учитель, друг, который переживает из-за каждого домашнего задания, или... м-м-м… вы.
Стресс заразен, как эмоциональный вирус. Это может показаться странным, но есть немало свидетельств того, что ученые называют «заражение стрессом». Подобно простуде или чуме, стресс распространяется по замкнутой популяции, поражая и заражая всех на своем пути. Кому не доводилось работать в зараженном офисе и ощущать, насколько утомительно иметь хотя бы одного постоянно взвинченного человека? Любой знает, что один член семьи может разносить волнение по дому, пока не начнут раздражаться все остальные.
Так называемый стресс «из вторых рук» может длиться даже дольше, чем ваш собственный. Если смотреть сквозь призму контроля ситуации, это вполне естественно. Стресс чаще всего возникает, когда мы чувствуем, что недостаточно контролируем происходящее или окружающую обстановку, и чем меньше у нас контроля, тем больший стресс мы испытываем. Если ваша сестра думает, что родинка у нее на руке может быть злокачественной опухолью, вы справедливо испытываете беспокойство за нее. Но вы не можете заставить ее пойти к дерматологу и сделать биопсию, чтобы ваши страхи улеглись. Ее стресс, хотя и значительный, как минимум частично находится под ее контролем. А вот вы в этой ситуации не можете ничего сделать, чтобы смягчить собственную тревогу.
Еще с внутриутробного периода жизни дети подвержены влиянию окружающей среды и восприимчивы к нашему стрессу. С этого момента и в течение первых лет жизни, если родители испытывают сильный стресс, это влияет на гены ребенка, в том числе на те, которые участвуют в выработке инсулина и развитии мозга. Эти изменения продолжают наблюдаться в подростковом возрасте. Стресс влияет на экспрессию генов у плода и детей младшего возраста через процесс, называемый метилированием. Определенный тип химического вещества (называемый метильной группой) «блокирует» ген, который должен отключать реакцию на стресс, во включенном положении.
Наиболее сильно стресс влияет на развивающийся мозг ребенка в утробе матери и в решающий первый год жизни. Однако, согласно недавнему исследованию, стресс «из вторых рук» продолжается дольше: когда родители переживают из-за математики, их дети, скорее всего, тоже будут из-за нее переживать, но только в том случае, если беспокойные родители часто помогают с домашним заданием по этому предмету.
Другими словами, если у вас тревожное расстройство из-за математики, вашему ребенку точно будет лучше, если вы не станете ему помогать. Да-да, от вашей помощи будет только хуже. Когда ребенок расстроен, реагирует ваша мозжечковая миндалина, из-за чего еще труднее сохранять спокойствие. Вот почему многие родители обнаруживают (как это ни иронично, а порой и комично), что кричат на своих детей за то, что кричат дети.
Как же это происходит? Где или как «заражает» нас этот вирус?
Во-первых, как мы говорили в первой главе, миндалина ощущает угрозу и чувствует тревогу, страх, гнев и разочарование окружающих. Она улавливает страх и беспокойство даже в запахе пота людей, испытывающих стресс. Во-вторых, в префронтальной коре (мы называли ее Пилотом) есть так называемые зеркальные нейроны. Как следует из названия, зеркальные нейроны имитируют то, что видит человек, поэтому они важны для таких эмоций, как сопереживание. (У людей с аутизмом, которым трудно подражать другим людям, эти нейроны функционируют нетипично.) Благодаря зеркальным нейронам дети учатся через наблюдение за другими, но и улавливают тревогу своих родителей. Они буквально отражают то, что видят, и этот процесс начинается в младенчестве. Новорожденные дети, родители которых испытывают стресс, чаще плачут и ведут себя более беспокойно, чем дети тех родителей, кто не волнуется и уверен в себе.
Если вы думаете, что можете скрыть от детей тревогу, вы себя обманываете. Психолог Пол Экман всю жизнь посвятил тому, чтобы идентифицировать и классифицировать тысячи разных выражений лица. И хотя многие из них мы демонстрируем намеренно, чтобы показать окружающим определенные эмоции, у нас есть и бессознательная система выражения эмоций, которая сигнализирует о наших чувствах, хотим мы того или нет. В интервью Малкольму Гладуэллу Экман объясняет: «С вами наверняка случалось такое, что кто-то комментировал ваше выражение лица, а вы и не подозревали о том, что выражает ваше лицо. <…> „Из-за чего ты расстроен?“, „Почему ты улыбаешься?“ — спрашивают вас окружающие». Экман указывает на очевидное: вы слышите свой голос, но не видите своего лица. «Если бы мы знали, что отражается у нас на лице, — добавляет Экман, — мы бы лучше скрывали это».
Дети видят, что вы чувствуете, даже если вы этого не хотите. Дети воспринимают эти чувства, даже если вам кажется, что вы их не проявляете, и тоже начинают испытывать те же эмоции. Одна из причин заключается в том, что дети, как правило, очень плохо понимают, что они видят. Поэтому взрослые, находясь рядом с ворчливым мужем или женой, могут рассуждать так: «Он ворчит, но я тут ни при чем. Я просто не буду его трогать». Однако ребенок в такой ситуации, скорее всего, подумает: «Папа ворчит. Должно быть, я сделал что-то не так. Он злится на меня». Если дети испытывают стресс, и без того незрелая функция интерпретации нарушается окончательно. Дети — отличные наблюдатели, но крайне плохие толкователи. Например, дочь Неда Кэти всегда считает, что, если люди рядом с ней злятся, значит, они злятся на нее. Она — классический ребенок-орхидея.
Зрелость в значительной мере отличается повышенной эмоциональной саморегуляцией: префронтальная кора понимает, что вы делаете и за что отвечаете. Вы можете сдерживать эмоции. Но когда ребенок чувствует угрозу, скажем, в виде напряженного или ворчливого папы, у него нет развитого Пилота, который сказал бы: «Ничего страшного. Неприятности кончатся, а мы тем временем просто полетим на другой высоте». Вместо этого ребенок паникует. Бразды правления захватывает миндалина. И не успеете вы и глазом моргнуть, как ребенок тоже становится напряженным и ворчливым. Если такое происходит слишком часто, миндалина становится больше и реагирует все активнее. По словам Роберта Сапольски, если стресс сохраняется надолго, миндалина становится все более и более «истеричной».
А теперь представьте, какой когнитивный диссонанс возникает, когда мы видим, что слова человека не соответствуют его эмоциям. Если мы как родители абсолютно внимательны, детям не удастся проскользнуть мимо нас, буркнув «дела нормально», когда на самом деле это не так. Поэтому мы тоже должны быть осторожны, если говорим ребенку одно, а переживаем другое. Мы часто стараемся не рассказывать детям слишком много и не обременять их эмоциями, с которыми они не готовы справиться. Но, что бы вы ни говорили ребенку, помните о его способности чувствовать ваши эмоции и о его страхе, неуверенности и сомнениях. В отсутствие какого-либо объяснения люди склонны придумывать собственное толкование, и часто придуманные детьми истории тревожнее, чем правда.
В одной из семей, с которыми работал Нед, у матери обнаружили рак. Родители хотели, чтобы Нед знал об этом, так как теперь они, скорее всего, не смогут уделять столько же внимания, как прежде, их шестнадцатилетней дочери Айзе, склонной к приступам тревоги. Маме нужно было заниматься своим лечением, а папе — поддерживать маму, заботиться о младшей дочери и выполнять другие обязанности, которые маме пришлось на какое-то время отложить. «Только не говорите Айзе, — сказали они. — Мы не хотим, чтобы она волновалась». Нед какое-то время думал над этой просьбой, прежде чем вернуться к вопросу и выразить обеспокоенность тем, что Айзе почувствует их переживания. Всю свою жизнь она читала их лица. Это территория, прекрасно ей знакомая. Разве она могла не заметить перемену? Что подумает Айзе, если почувствует, что что-то не так, а родители будут клясться, что все хорошо? Что близится развод? Что они сердиты на нее? Сложно сказать. В конце концов родители Айзе рассказали ей о болезни мамы. Зная, что происходит, и понимая характер лечения, Айзе стала менее неуверенной и успокоилась. Кроме того, Айзе могла что-то делать. Она помогала маме и папе, выполняя несколько обязанностей и отвозя сестру на тренировки по футболу, когда родители не успевали. Рак по-прежнему страшил, и, хотя сейчас болезнь в стадии ремиссии, она всегда будет частью их жизни, внося неопределенность, от которой они никогда не смогут избавиться. Но откровенность помогла им всем. Не деля правду надвое — на ту, что родители оставляли при себе, и ту, что говорят детям, — семья стала единым целым, вплоть до уровня зеркальных нейронов.
Когда моей дочери было чуть больше года, мы поехали в гости к нашим друзьям в Чикаго. Возвращаясь, мы застряли в пробке на шоссе — это знакомо тем, кто путешествует летом. Дочь, как и все мы, не была в восторге от ситуации и выразила свое недовольство, подобно большинству младенцев, но это уже вряд ли могло сильнее испортить мое настроение и настроение двух-трех сотен других счастливчиков, два с половиной часа медленно жарившихся на солнце. Больше всего мне врезалось в память, как я переживал, что дочь расстроена, как стыдно мне было быть «той семьей», которая не может успокоить ребенка. Я так отчаянно хотел ее успокоить, но не мог, потому что сам был слишком взволнован. Я не демонстрировал успокоительного присутствия. В самолетах объявляют: «В случае разгерметизации салона, прежде чем помогать детям, сначала наденьте кислородную маску сами». То же самое и со стрессом: в случае повышения давления в салоне самолета (или в школе, или в жизни), прежде чем пытаться помочь другим, разберитесь с собственным стрессом.
— Нед
Способ второй: поведение
Второй способ непреднамеренно «включить» гены тревоги в ребенке — ваше поведение. Предположим, ваша тревога в большей степени носит социальный характер (кстати, это самая распространенная форма тревоги). То есть вы испытываете сильный страх быть подвергнутым подробному разбору и негативно оцененным другими членами общества. Исследование, проведенное в Университете Джонса Хопкинса, показало, что родителям, страдающим от подобной формы тревожного расстройства, трудно проявлять тепло и ласку, они более критичны и, как правило, выражают больше сомнений в способностях своих детей, чем менее тревожные родители. Они более склонны к чрезмерному контролю и с меньшей вероятностью предоставляют детям самостоятельность, а такое поведение, как известно, лишь повышает тревожность у детей.
Если все это звучит знакомо, то с этим можно справиться. Поскольку те или иные поступки могут активировать нежелательные гены, само собой разумеется, что можно предотвратить активацию этих генов, избегая таких поступков. Ученые из Университета Джонса Хопкинса провели исследование, где выявляли детей с высоким риском развития тревожного расстройства. Первая группа проходила психотерапевтическое лечение по семейной программе, направленной на снижение влияния факторов, которые способствуют развитию тревожности у детей и родителей, — например, таких, как демонстрация родителями тревожности. В течение следующего года тревожное расстройство развилось всего у 9% детей из этой группы, тогда как в семьях, которым давали только письменные инструкции по управлению тревогой, этот показатель составил 21%. В тех семьях, которые не получали ни лечения, ни инструкций, тревожное расстройство развилось у 30% детей.
К аналогичному выводу пришли и ученые, проводившие исследование в 2016 году, за исключением того, что на этот раз в группе терапии тревожное расстройство развилось у 5% детей по сравнению с 31% в контрольной группе.
Если у вас неуправляемая тревога, действуйте осторожно. Из-за беспокойства вам будет сложнее отказаться от контроля, когда речь о ваших детях. А это вполне может вызвать их бунт, что сделает вашу тревогу и потребность контролировать ребенка еще сильнее… и приведет к новому бунту. Видите отрицательную обратную связь? Конечно, в этой книге предлагается ряд инструментов, но мы советуем родителям, страдающим от тревожного расстройства, проконсультироваться с психотерапевтом. Есть способы переучить мозг, чтобы избегать негативных петель обратной связи и потенциальных источников беспокойства.
На этом научная часть нашей программы окончена. Но есть и часть, касающаяся здравого смысла. Когда родители тревожатся за своих детей, это подрывает уверенность детей в себе. Недавно Билл обследовал шестнадцатилетнего Роберта с социальным тревожным расстройством. Билл расспросил парня о его общении с окружающими, и Роберт рассказал, чем ему нравится заниматься с друзьями. Он отметил, что ему часто нравится проводить время со своей семьей, но тут же добавил, что иногда хочет сбежать от них.
Роберт. Мама всегда беспокоится обо мне. Она постоянно переживает, что я сделаю что-то плохое. Однажды вечером я не сказал ей, где я, и она очень волновалась. А папа сказал только: «Веселись, главное — чтобы тебя не арестовали».
Билл. И давно она так переживает за тебя?
Роберт. Уже давненько. Я не замечал этого до прошлого года, когда попытался отмахнуться от нее. Она сказала, что, когда я был младше, она специально проходила мимо дверей моего класса, чтобы убедиться, что я лажу с другими детьми.
Билл. Когда это было?
Роберт. С четвертого по шестой класс.
Билл. Как ты отреагировал на ее слова?
Роберт (пожимая плечами). Даже если я стесняюсь и, возможно, не всегда нахожу общий язык с другими детьми, ей не нужно постоянно за меня волноваться.
Билл. Как ты чувствуешь, у тебя хорошие отношения с мамой?
Роберт. Да, когда она не пилит меня постоянно.
Билл слышит и мнение родителей. Обычно мама или папа тихо плачут, когда обсуждают трудности своего ребенка, а затем говорят: «Я просто хочу, чтобы он был уверен в себе». В таком случае Билл дает родителям носовой платок и, дождавшись, пока утихнут эмоции, замечает: «Трудно помочь Роберту (или Тиму, или Джуди) почувствовать уверенность в себе, если мы сами настолько сильно тревожимся за него (нее)». Это разумно. Если мы не можем принять наших детей такими, какие они есть, почему же мы ожидаем, что они себя примут?