Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Ольги Тогоевой «"Дева со знаменем". История Франции XV–XXI вв. в портретах Жанны д’Арк».
История Жанны д’Арк — героини Столетней войны — одно из ключевых «мест памяти» для французской культуры. Начиная с XV века ее изображения неоднократно воспроизводились художниками, графиками, скульпторами, граверами и карикатуристами. В своей книге Ольга Тогоева прослеживает, как в разные исторические периоды менялись подходы к иконографии Орлеанской Девы и как подобные изменения были связаны с политической культурой Франции. По этим совершенно вымышленным, часто странным, а порой и просто фантастичным изображениям автор предлагает изучить симпатии и антипатии французов эпохи Средневековья, Нового и Новейшего времени, их взгляды на общественные процессы, актуальные политические события, религиозные и социальные проблемы. Французские короли эпохи позднего Средневековья, кардинал Ришелье и Наполеон Бонапарт, партийные лидеры и государственные деятели современной Франции — все они на протяжении шести столетий использовали образ Жанны д’Арк, обыгрывая те или иные существующие о ней мифы или создавая собственные легенды. Ольга Тогоева — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Назад, в Домреми
Справедливости ради следует признать, что, несмотря на всю любовь Наполеона I к прошлому, в котором он черпал вдохновение для выстраивания собственной идентичности, в годы его единоличного правления ни одной скульптуры Жанны д’Арк во Франции более не появилось: следующий по времени памятник был установлен спустя целых пять лет после повторного отречения императора от власти в июне 1815 г. Как и творение Эдма Гуа — младшего, этот монумент также не отличался особыми художественными достоинствами, которые, впрочем, в данном случае оказывались не самым существенным фактором для его оценки. Важнее, что создан он был в период Реставрации (1814–1830 гг.) и при личном участии нового правителя — короля Людовика XVIII, имевшего собственную точку зрения на роль героини Столетней войны в судьбах страны.
Памятником этим стал мраморный бюст работы Жан-Франсуа Лежандр-Эраля, украсивший фонтан рядом с домом Орлеанской Девы в ее родной деревне в Лотарингии и торжественно открытый при большом стечении местных жителей и именитых гостей 10 сентября 1820 г. Состоявшийся праздник следует признать событием исключительным, поскольку за четыреста лет, прошедших с момента появления Жанны д’Арк на исторической сцене, Домреми так и не превратилась в официальное «место памяти» о ней: эту роль, как мы теперь знаем, еще во второй половине XV столетия взял на себя Орлеан, жители которого воспринимали девушку не только как главную спасительницу их города от английской осады 1428–1429 гг., но и как святую1.
Связано данное обстоятельство было прежде всего с тем, что на протяжении многих веков само существование небольшой лотарингской деревни на карте Франции не являлось общеизвестным фактом. Вне всякого сомнения, кое-кто из соотечественников Жанны д’Арк уже в XV столетии знал о Домреми как о месте ее рождения. Эта информация содержалась в материалах обвинительного процесса 1431 г. и процесса по реабилитации Девы 1455–1456 гг. 2 Однако ознакомиться с этими документами могло крайне ограниченное число образованных людей, которые к тому же должны были получить доступ либо к библиотекам французского и английского монархов, либо к нескольким частным книжным собраниям, принадлежавшим высшим церковным иерархам и светским сеньорам, также располагавшим копиями двух процессов3.
Сходной оставалась ситуация и в раннее Новое время. Хотя количество сочинений, посвященных Орлеанской Деве, неуклонно росло, сведения о Домреми в них либо отсутствовали вовсе, либо — например, в тех случаях, когда за перо брались авторы, считавшие себя потомками семейства д’Арк, — деревня упоминалась вновь лишь как место рождения французской героини. В частности, именно эту информацию о ней сообщал в 1612 г. доктор канонического и гражданского права, профессор университета Понт-а-Муссона Жан Ордаль, веривший, что является потомком младшего брата Девы, Пьера д’Арка, по женской линии4. Те же сведения в 1613 г. приводил и королевский адвокат Шарль дю Лис, возводивший свой род к тому же Пьеру, но по мужской линии5. Впрочем, ни один из них, насколько можно судить, никогда не бывал на своей предполагаемой исторической родине.
Единственным человеком, который в это время, а именно в сентябре 1580 г., специально посетил Домреми с экскурсионными целями, был, по всей видимости, Мишель де Монтень, однако его отзыв оказался крайне скуп на детали:
И вдоль реки Мезы приехали в деревню Домреми, на Мезе, в трех лье от упомянутого Вокулера. Отсюда была родом знаменитая Орлеанская дева, которая звалась Жанной д’Арк или дю Лис. Ее потомки были возведены во дворянство милостью короля, и нам показывали герб, который король им пожаловал: на лазурном поле стоящий впрямь меч с золотой рукоятью, увенчанный короною, и по бокам от него — два золотых цветка лилии. Один сборщик податей из Вокулера подарил изображение этого герба г-ну де Казалису. Фасад домика, где она родилась, весь расписан ее деяниями, но время сильно повредило росписи6. Есть также дерево на краю виноградника, которое называют Древом Девственницы, в котором нет ничего примечательного7.
Как следовало из содержания «Дневника», для Монтеня речь ни в коем случае не шла о паломничестве к месту рождения предполагаемой святой. Домреми стала всего лишь одним из населенных пунктов, через которые он проезжал, не задерживаясь надолго, по пути в Швейцарию и Германию. Более того, это сочинение не публиковалось при жизни автора: единственная его рукопись была найдена только через 178 лет после смерти философа8.
Однако и в XVIII столетии ситуация с родной деревней Жанны д’Арк совершенно не изменилась: очень редко авторы упоминали ее как место рождения героини Столетней войны, но никакого специального значения данному факту не придавали9. Главным «местом памяти» об эпопее Девы по-прежнему оставался Орлеан: даже в географических трактатах того времени при описании соответствующего департамента обязательно сообщалось о победе французских войск под предводительством Жанны д’Арк в долине Луары и о снятии английской осады с города10. В схожих текстах, посвященных Лотарингии, Домреми вообще не называлась — тем более в связи с французской героиней11.
С этой точки зрения наиболее характерным примером могут служить сочинения Вольтера, который, как мы уже знаем, действительно неоднократно обращался к истории Столетней войны и роли в ней Орлеанской Девы. Однако вопрос о месте рождения героини его, похоже, совершенно не интересовал: Домреми мельком упоминалась в стихотворных поэмах «Генриада» (1723 г.)12 и «Орлеанская девственница» (1762 г.)13, однако исчезала в более поздних и сугубо исторических работах — в «Эссе о нравах и духе наций» 1765–1769 гг.14 и в «Вопросах об „Энциклопедии“» 1770–1772 гг.15 Тем не менее, именно творчество знаменитого философа, как мне представляется, повлияло на процесс возвышения Домреми, в которой французы постепенно стали видеть не просто место рождения Жанны д’Арк, но совершенно особое «место памяти» об этой героине, на протяжении XIX в. постепенно превратившееся в место почитания неканонизированной, но признанной соотечественниками святой.
Как я уже упоминала, у Вольтера, весьма скептически относившегося к религии в целом, идея канонизации Жанны д’Арк вызывала полнейшее неприятие. Он полагал, что для спасения страны от иноземных захватчиков совсем не обязательно приносить обет целомудрия и становиться Божьей посланницей16. У этой концепции имелись как горячие сторонники, так и противники17, а именно так называемые провиденциалисты — католические авторы, которые и положили начало формированию культа Орлеанской Девы в Домреми. Первым из них стал аббат Николя Лангле Дюфренуа, один из наиболее могущественных оппонентов Вольтера, выпустивший в 1753–1754 гг. «Историю Жанны д’Арк, девственницы, героини и мученицы за страну». Опираясь во многом на оставшуюся неопубликованной «Историю Орлеанской Девы» Эдмона Рише (1560–1631), синдика богословского факультета Парижского университета18, Лангле Дюфренуа впервые описал Домреми не только как место рождения его героини19, но и как место, где сформировалась ее личность, где она дала свои религиозные обеты, где ей впервые явились святые посланники Господа, где она уверовала в свою избранность, откуда начался ее путь истинного пророка и спасительницы королевства20.
Ту же идею продолжал развивать еще более популярный французский историк — Филипп-Александр Лебрен де Шарметт. Его «История Жанны д’Арк по прозвищу Орлеанская Дева», вышедшая в 1817 г., опиралась преимущественно на материалы процесса по реабилитации 1455–1456 гг., которые он полагал главным источником по эпопее своей героини, ставя «показания французов XV столетия» несравнимо выше «россказней» современных ему профессиональных «писателей», предназначенных для праздной публики21. Именуя Жанну «удивительным существом, взращенным Провидением»22, он утверждал, что уже в юные годы она поражала своих односельчан исключительной набожностью, сильно отличавшей ее от прочих детей в Домреми, поскольку вместо обычных увеселений она предпочитала удалиться в церковь и предаться молитве23. Того же образа жизни придерживалась будущая спасительница Франции и позднее: во время вынужденного пребывания семейства д’Арк в Нефшато24 или на пути из Вокулера в Шинон на встречу с дофином Карлом25. Таким образом, по мнению Лебрен де Шарметта, Жанна оставалась святой на протяжении всей своей жизни, и это подтверждали люди, близко ее знавшие, — те, «кто ее одевал, мылся вместе с нею или делил с ней постель»26. А потому, заключал автор, процесс по реабилитации Девы вполне мог стать канонизационным, если бы тому не помешала сложная политическая обстановка середины XV столетия и, в частности, нежелание папского престола обострять отношения с Англией27.
Суждения Лебрен де Шарметта о героине Столетней войны разделяли не только его коллеги, относившие себя к лагерю историков-провиденциалистов28. Гораздо важнее, что того же мнения придерживался недавно взошедший на французский престол Людовик XVIII, который, судя по всему, придавал огромное значение фигуре Жанны д’Арк — спасительнице королевства и самого Карла VII от неминуемой гибели. Только этим обстоятельством можно объяснить тот поистине удивительный факт, что «История Жанны д’Арк по прозвищу Орлеанская Дева» (автор которой был не только глубоко религиозным человеком, но и монархистом по своим политическим убеждениям29) в том же 1817 г. была закуплена Министерством внутренних дел в количестве нескольких сотен экземпляров для рассылки во все публичные библиотеки страны30. По этому поводу центральная газета Le Moniteur Universel сообщала:
…министр внутренних дел только что постановил, что в публичные библиотеки будет передано определенное количество экземпляров Истории Жанны д’Арк господина Лебрен де Шарметта… Этот труд, исключительно французский [по своему духу], обращает на себя внимание глубиной [проведенного] исследования и чувствами, которые [сподвигли автора] на его написание, и вызывает уважение и интерес у истинных друзей национальной славы. Мы (члены редакции — О. Т.) с ним ознакомились и полагаем, что он в полной мере соответствует документам о Деве и ее семье31.
Спустя еще два года, в 1819 г., на втором художественном Салоне эпохи Реставрации оказались представлены сразу несколько картин, сюжетом которых стала эпопея Жанны д’Арк, о чем Жак-Луи Давиду писал один из его учеников:
Тридцать лет назад, мой дорогой мэтр, благовоспитанный человек не посмел бы произнести имя Жанны д’Арк без смеха. Это, так сказать, вошло в поговорку, что нельзя всерьез говорить о женщине, воспетой Шапленом и осмеянной Вольтером, который создал прекрасную поэму, но вместе с тем [совершил] дурной поступок… Истина и добродетель рано или поздно должны были восторжествовать над тонкостями прекрасного ума и преследованиями гения… Живопись [также] пожелала вернуть свой долг. Девы буквально заполонили Салон. Жанна д’Арк запечатлена [на картинах] в главные моменты своей слишком короткой карьеры, и практически вся ее жизнь проходит перед [нашими] глазами32.
Посетители Салона могли, в частности, лицезреть портрет «Мадемуазель Дюшенуа в роли Жанны д’Арк» Рене-Теодора Бертона, полотна «Гибель Жанны д’Арк» Ле Сажа, «Жанна д’Арк добывает меч Карла Мартелла в лесу Фьербуа» Пьер-Антуана Монгэна, «Жанна д’Арк, посвящающая себя делу спасения Франции перед статуей Девы Марии» Жак-Огюста Ренье, «Арестованная Жанна д’Арк в Руане» Пьер-Анри Ревойя33. Именно здесь Людовик XVIII, лично посетивший выставку, приобрел ныне, к сожалению, утраченную картину Жан-Антуана Лорана «Жанна, посвящающая себя делу спасения Франции перед статуей св. Михаила». Король преподнес ее в дар жителям Домреми, разместившим ее в доме семьи д’Арк. Поскольку художник сам являлся уроженцем Лотарингии, подобный выбор оказывался легко объяснимым34. Еще одним подарком монарха стал его собственный бюст, также украсивший отчий дом героини Столетней войны и также ныне утраченный35.
1. См. выше: Глава 4.
2. См., к примеру, показания самой Жанны д’Арк о месте ее рождения на обвинительном процессе 1431 г.: «Consequenter, interrogata de loco originis: Respondit quod nata fuit in villa Dompremi, que est eadem cum villa de Grus; et in loco de Grus est principalis ecclesia» (PC, 1, 40). На процессе по реабилитации девушки были заслушаны показания 34 ее односельчан или жителей близлежащих деревень. В данном вопросе их рассказы, естественно, совпадали: PN, 1, 252–311.
3. Из пяти копий, снятых с оригинального кодекса, содержавшего материалы обвинительного процесса 1431 г., до наших дней дошло только три: одна рукопись была утеряна, другая — уничтожена в 1456 г. по распоряжению судей, проводивших процесс по реабилитации Жанны д’Арк. Из оставшихся трех манускриптов один был отправлен Пьеру Кошону, епископу Бове, возглавлявшему суд в 1431 г.; второй — великому инквизитору Франции Жану Бреалю; третий поступил в распоряжение английского короля Генриха VI: PC, 1, XIX–XXI; Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 388–389, 392–395. Что касается материалов процесса по реабилитации, то они также сохранились в трех аутентичных копиях XV в. Одна из них принадлежала Карлу VII и хранилась в королевской библиотеке; вторая находилась у Карла Орлеанского или у его сводного брата, Бастарда Орлеанского; третьей владел Гийом Шартье, епископ Парижа, и после его смерти в 1472 г. этот экземпляр был передан в библиотеку капитула собора Парижской Богоматери: PN, 1, X I–XIII; Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d’Arc. T. 5. P. 447–452.
4. «Haec ex oppidulo quod Donoremigium vocatur in agro Tullensi apud Leucos orta… ad Carolum venit» (Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc. P. 12).
5. Как утверждал Шарль дю Лис, на первом памятнике Жанне д’Арк, установленном в Орлеане на мосту через Луару, читалась следующая надпись: «Puellae. Viragini. Ioannae. Darciae. Domniremig. In Tullensib. Leucis. Natae» (Lis Ch. du. Recueil de plusieurs inscriptions. P. 3). Жан Ордаль и Шарль дю Лис считали себя дальними родственниками и поддерживали тесные дружеские связи: «Quod cum animo et cupiditate, mea ipse sponte studiose incumberum, tum ut id moliri, et agere auderem inductus sum assiduis consanguineorum, assinium atque amicorum flagitationibus, nobilis praesertim, clarissimi, consultissimique viri Domini Caroli du Lis Regii in Parisiensi subsidiorum Curia Consiliarii atque Advocati generalis, qui quod a Petro Darc Virginis nostrae fratre tertio ortus est, eodem illo a quo Hordaliorum genus est propagatum» (Hordal J. Heroinae nobilissime Ioannae Darc. P. 8). Однако в действительности Пьер д’Арк, вероятнее всего, не имел потомства, а потому претензии двух французских юристов ни на чем не основывались. Подробнее см. ниже: Глава 10.
6. Любопытно, что упоминаемый Мишелем де Монтенем дом официально был идентифицирован как принадлежавший семейству д’Арк только в 1586 г., когда его выкупила у неизвестного владельца Луиза де Стенвиль, графиня де Сальм: Marot P. Le pays de Jeanne d’Arc. P., 1951. P. 32.
7. Монтень М. Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию / Пер. Л. Ефимова. СПб., 2019. С. 34. Опубликованный недавно русский перевод «Дневника», к сожалению, грешит неточностями. В действительности Монтень неправильно воспроизвел (очевидно, со слуха) фамилию Жанны, и в его тексте она писалась не как «д’Арк или дю Лис», но как «Дей или Даллис». «Стоящий впрямь» меч следовало бы назвать «прямостоящим» или, в соответствии с требованиями современной геральдики, «мечом в столб». Наконец, «Древо Девственницы» корректнее было бы именовать «деревом Девы». Ср. французский оригинал: «[Nous] passâmes le long de la rivière de Meuse dans un village nommé Domremy, sur Meuse, à trois lieues dudit Vaucouleurs d’où estoit native cette fameuse pucelle d’Orléans, qui se nommoit Jane Day ou Dallis. Ses descendants furent anoblis par faveur du roi, et nous montrèrent les armes que le roi leur donna, qui sont d’azur à une espée droite couronnée et poignée d’or, et deux fleurs de lys d’or au costé de ladite epée; de quoy un receveur de Vaucouleurs donna un escusson peint à M. de Caselis. Le devant de la maisonnette où elle naquit est toute peinte de ses gestes; mais l’aage en a fort corrompu la peinture. Il y a aussi un arbre le long d’une vigne qu’on nomme l’Arbre de la Pucelle, qui n’a nulle autre chose à remarquer» (цит. по: Contamine Ph., Bouzy O., Hélary X. Jeanne d’Arc. Histoire et dictionnaire. P. 669).
8. Важно, тем не менее, отметить, что первые главы «Дневника», посвященные поездке по французским провинциям, писал сам Мишель де Монтень. Более поздние части сочинения были добавлены секретарем философа: Moureau F., Bernoulli R. Autour du «Journal de voyage» de Montaigne 1580–1590. Genève, 1982. P. 13–25.
9. Об этом сообщал, к примеру, Жак Бенинь Боссюэ, который, впрочем, придерживался версии Вольтера о служанке из местной таверны, «обычно пасшей стадо овец»: «Cette fille, nommée Jeanne d’Arc, native de Domremy, petit village près de Vaucouleurs, sur les frontières de Champagne et de Lorraine, avait été servante dans une hôtellerie et gardait ordinairement les moutons» (Bossuet. Abrégé de l’histoire de France // Bossuet. Oeuvres complètes. P., 1879. T. 10. P. 100).
10. В составленной в 1698 г. «Записке о департаменте Орлеана» говорилось о снятии английской осады с города «знаменитой Жанной д’Арк по прозвищу Орлеанская Дева»: «C’est le tems que les anglois presque maistres du Royaume, mire le siege devant Orleans, et quel’ Illustre Jeanne d’Arc surnommée depuis la pucelle d’Orleans les chassa» (Mémoire de la generalité d’Orléans // РНБ. Фр. Q. IV. 18. Fol. 96–96v).
11. В анонимной «Записке о Лотарингии», созданной после 1670 г. и посвященной краткому обзору географии и экономики данной области, в списке «городов, бургов и деревень» Домреми отсутствовала: Mémoire des Etats de Lorraine // РНБ. Фр. Q. IV. 14. Fol. 30v–37v.
12. Родная деревня Жанны упоминалась в примечаниях к поэме, хотя Вольтер в данном случае неверно указал и возраст девушки (20 лет, хотя ей было явно меньше), и год ее встречи с дофином Карлом (1428 г. вместо 1429 г.): «En l’an 1428 vint devers le Roi Charles de France à Chinon où il se tenoit une pucelle, jeune fille âgée de vingt-ans nommée Jeanne, laquelle étoit vêtuë et habillés en guise d’homme et étoit née des parties entre Bourgogne et Lorraine, d’une ville nommés Droimi, à prêtent Dontremi, assez près de Vaucouleur» ([Voltaire]. La Ligue ou Henry Le Grand. P. 219).
13. «Был городок, безвестный до тех пор; / Но он стяжал невянущую славу, / Затем что спас французскую державу / И галльских лилий искупил позор. / О Домреми, твои поля и воды / На годы да прославятся и годы » (Вольтер. Орлеанская девственница. С. 20).
14. В данном случае местом рождения Жанны был назван Вокулер, где она якобы служила в трактире: «Un gentil homme des frontières de Lorraine, nommé Baudricourt, crut trouver dans une jeune servante d’un cabaret de Vaucouleurs un personnage propre à jouer le rôle de guerrière et inspirée» (Voltaire. Essais sur les moeurs et l’esprit des nations. Neuchatel, 1773. P. 35).
15. В «Вопросах» место рождения героини не упоминалось вовсе: Voltaire. Questions sur l’Encyclopédie // Voltaire. Oeuvres / Ed. par M. Palissot. T. 38. P., 1792. P. 497–503.
16. См. выше: Глава 7.
17. Подробнее о сторонниках и противниках Вольтера второй половины XVIII — начала XIX в. в оценке эпопеи Жанны д’Арк см.: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 423–457.
18. Труд Эдмона Рише стал первой биографией Жанны д’Арк, полностью основанной на материалах ее обвинительного и оправдательного процессов, что для начала XVII в. являлось абсолютно новаторским подходом. Собственно, бóльшая часть его текста представляла собой пересказ или прямое цитирование показаний самой девушки в 1431 г. или свидетелей ее защиты в 1455–1456 гг.: Richer E. Histoire de la Pucelle d’Orléans / Ed. par Ph.-H. Dunand. 2 vol. P., 1911–1912. T. 1. P. 209–339; T. 2. P. 2–132, 161–299. Подробнее об этой работе и ее авторе см.: Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 395–399.
19. «Cette Fille nâquit au plus tard l’an 1412 à Domremi, gros hameau sur la Meuse de la Paroisse de Greux, Diocèse de Toul» (Lenglet Dufresnoy N. Histoire de Jeanne d’Arc. T. 1. P. 2).
20. «Dès sa jeunesse Dieu la prévint de graces particulieres, elle étoit dévote, aimoit à fréquenter l’Eglise, assistoit à la Messe le plus souvent qu’elle pouvoit… Les Prêtres qui l’ont confessée ont assuré que jamais ils n’avoient connu d’ame plus simple, de coeur plus humble, ni plus résigné à la volenté de Dieu. Quoique élevée grossiérement, elle sçut néanmoins se conduire dans le monde avec une extrême prudence; sa pieté suppléoit à ce qui lui manquoit du côté de l’éducation» (Ibid. P. 4–5).
21. «Quelle différence entre la situation de l’écrivain de profession, seul dans son cabinet, méditant à loisir, préparant avec art des récits qu’il était sûr de faire adopter à des peuples enthousiastes… quelle différence, disje, entre cette situation et celle d’un Français du quinzième siècle… qui dépose dans un procès solennel en matière d’hérésie, et qui, en racontant scrupuleusement les plus petites circonstances, restées dans sa mémoire, des choses arrivées sous ses yeux, est loin de songer qu’il prépare des matériaux pour l’histoire de son pays Telle fut cependant la situation de chacun des témoins dont les assertions formeront principalement le corps de cet ouvrage» (Le Brun de Charmettes Ph.-A. Histoire de Jeanne d’Arc, surnommée la Pucelle d’Orléans. 4 vol. P., 1817. T. 1. P. VIII–IX).
22. «Le sort futur de l’Europe et du monde allait peut-être changer, si la Providence n’eût élevé dans l’ombre un de ces êtres étonnans» (Ibid. T. 1. P. 219).
23. «Si pieuse, que les jeunes gens du pays… lui en faisaient des reproches… Souvent, quand les filles de hameau commençaient à se livrer à ces amusemens, elle s’éloignait sans affectation, et se rendait seule à l’eglise» (Ibid. T. 1. P. 254–255).
24. «Jeanne d’Arc ne négligea point, pendant son séjour à Neufchateau, les devoirs de piété qui avaient toujours été si chers à son coeur… C’est dans l’église de ce monastère, aux pieds de ces hommes qui trouvaient leur gloire dans leur abaissement aux yeux du monde, que Jeanne d’Arc allait déposer, pendant son séjour dans cette terre étrangère, les scrupules d’une âme innocente» (Ibid. T. 1. P. 310–311).
25. «Les doutes qui pouvaient leur rester sur la réalité de la mission de Jeanne d’Arc, doutes que la présence des périls pouvait avoir réveillés, ne tardèrent pas à s’évanouir entièrement; et il faut sans doute l’attribuer à la sainte conduite de cette jeune fille» (Ibid. T. 1. P. 352).
26. «Jeanne d’Arc, même après ses malheurs, après une condamnation infamante, est restée SAINTE dans l’opinion des personnes qui l’avaient habillée, qui l’avaient vue dans le bain, qui avaient partagé sa couche» (Ibid. T. 1. P. X, прописные в оригинале — О. Т.).
27. «Calixte III, dit-on, n’a pas canonisé la Pucelle Est-il si difficile d’en deviner la véritable cause? Une puissante raison politique, le désir de ne pas se brouiller avec l’Angleterre, ne peut-il pas l’en avoit empêché?» (Le Brun de Charmettes Ph.-A. Histoire de Jeanne d’Arc. T. 4. P. 465).
28. Тогоева О. И. Еретичка, ставшая святой. С. 441–449.
29. Marot P. Le culte de Jeanne d’Arc à Domrémy. Son origine et son développement. Nancy, 1956. P. 17.
30. Ziff N. D. Jeanne d’Arc in French Restoration Art. P. 38; Krumeich G. Jeanne d’Arc à travers l’histoire. P. 42.
31. «…le ministre de l’intérieur vient de décider qu’il serait fourni aux bibliothèques publiques, en certain nombre d’exemplaires de l’Histoire de Jeanne-d’Arc, par M. Lebrun de Charmettes… Cet ouvrage éminemment français, se recommande par l’étendue des recherches et par le sentiment qui l’a dicté, à l’estime et à l’intérêt des véritables amis de la gloire nationale. Nous l’avons sous les yeux, et nous le trouvons conforme aux documens sur la Pucelle et sur sa famille» (Gazette nationale ou le Le Moniteur Universel. 1818. № 217 (5 août). P. 930).
32. «Il y a trente ans, mon cher Maître, qu’un homme de bonne compagnie n’aurait pas osé prononcer le nom de Jeanne d’Arc sans rire. Il était, pour ainsi dire, passé en proverbe qu’on ne pouvait parler sérieusement d’une femme chantée par Chapelain et ridiculisée par Voltaire, qui a fait un charmant poëme et sur-tout une mauvaise action… la vérité et la vertu doivent tôt ou tard triompher des subtilités du bel esprit et des persécutions du génie… La peinture a voulu payer son tribut. Les pucelles sont en foule au Salon. Jeanne d’Arc y est représentée dans les principales situations de sa trop courte carrière, et sa vie, presque toute entière, y passe devant les yeux» (Lettres à David, sur le Salon de 1819 par quelques élèves de son école. P., 1819. P. 152–160, здесь Р. 152–154).
33. Explication des ouvrages de peinture, sculpture, architecture et gravure, des artistes vivans, exposés au musée royal des arts, le 25 août 1819. P., 1819. № 83, 761, 845, 932, 944. Бóльшая часть этих картин была самым подробным образом описана в анонимном письме к Жак-Луи Давиду: Lettres à David, sur le Salon de 1819. P. 155–160.
34. Ziff N. D. Jeanne d’Arc in French Restoration Art. P. 39–46.
35. Heimann N. M. Joan of Arc in French Art and Culture. P. 115.