Визиотип и война в дискурсе: Фрагменты книги

От редакции

Мы публикуем два параграфа книги Гасана Гусейнова "Карта нашей родины: Идеологема между словом и телом", выходящей в апреле в издательстве ОГИ. Книга продолжает серию "ОГИ-Полит.Ру".

¬1. Визиотип в дискурсе

Отмена или преобразование символов и идеологем сопровождают всякий исторический слом, но отнюдь не всегда объясняют, в чем смысл этого слома. Хорошо уже, если можно узнать, как переживают ее современники или, иными словами, как определяют они свое местоположение в данной исторической точке. Особенно интересно сопоставить различные типы ориентировки (1), когда носители языка переходят с одной системы ценностей на другую. Общий язык их все сильнее разделяет, а общие несловесные символы все сильнее объединяют, и наоборот. Как в советской политической риторике, так и в посоветском дискурсе наглядно-чувственное и абстрактно-словесное измерения этого концепта находятся в постоянном противоборстве, причем зрительные образы часто тяготеют к бульшей отвлеченности и символизируются (например, клишированные изображения Ленина), тогда как словарному гнезду часто усваивается (иногда ? паронимически или анаграмматически) конкретно-телесная семантика. Так, слово сталь (2)=и его производные, глагольная форма стали, выражение без устали в средствах пропаганды брежневской эпохи -сталинизировались-, вызывали принудительную ассоциацию с выведенным из официального пантеона вождем (3). Это десятилетнее удерживание Сталина в словесной тени нужно видеть рядом с низовым культом Сталина ? как святого чистильщиков обуви [-Сталин ? сын бедного сапожника Бесо Джугашвили-], определенной категории водителей и разного рода мелких и крупных начальников [-Сталин ? бог руководителей-]: возможно, отсюда этому сектантскому Сталину легко было перекочевать на плакаты коммунистов ельцинской эпохи всех мыслимых направлений. Идеологические расхождения приверженцев нового культа Сталина 1990-х годов и, вероятно, начала третьего тысячелетия меркнут на фоне объединяющего образа -доброго к нам и беспощадного в схватке с врагом божества-.

В месте встречи словесного знака и наглядно- и/или телесно-схематического образа складывается изобразительно-словесная идеологема, или, пользуясь неологизмом Уве Перксена, визиотип.

=

Визиотип ? это и стиль мышления, и глобально действующий знак. С одной стороны, это способ зрительского подхода к действительности, тип придания наглядности обобщению. Таковы многочисленные изображения числовых рядов и схем, инструментов и геометрических фигур ? визиотипы в широком смысле слова. Кроме того, существуют и такие универсальные визиотипы, как, например, -кривая прироста населения-, -структура ДНК- или фотография -голубой планеты-; можно был бы назвать такие образы глобальными зрительскими идолами. Но словб идол, эмблема, символ исторически заняты, вот почему предпочтительнее неологизм (4).

В книге Перксена показано, что связь между словесным и наглядным в визиотипе сложнее простого подчинения одного другому или взаимоусиления смыслового напора. Особенно это касается глобальных визиотипов, к числу которых принадлежит политико-географическая карта в разных модификациях. Впечатанная в память поколений со школьной скамьи, карта ? одна из первых сложных единиц общественного сознания. Как реальность, более всего изменившаяся за последние годы, карта самой большой по площади страны мира не могла, как любил повторять вышеупомянутый отец всех советских народов, не стать предметом самого пристального внимания носителей русского языка уже накануне официального распада СССР, а после 1991 года идеологема карта нашей Родины оживилась необыкновенно. Это оживление бросается в глаза при обращении к средствам массовой коммуникации 1990-х годов, оно и заставляет обратиться к тому словесно-изобразительному материалу, из которого соткана идеологическая ткань.

¬10. Визиотип и война в дискурсе

Когда визиотипический подтекст (например, карта боевых действий) совпадает с реальным развитием событий, он вызывает современников на принудительное истолкование: визиотип этот был либо пророчеством, либо знаком заговора (вольным или невольным). Вера в мистическую силу слова, в завораживающую силу знака заставляет некоторых участников общественного диалога подозревать других в злонамеренном желании сглазить мирную жизнь, неосторожным словом накликать беду. Так, оправдывая название национал-большевистской организации "Фронт национального спасения", автор коммунистической газеты "Солидарность" обвиняет журналистов "Известий" в раздувании из семантической искры настоящего военного пожара и выталкивает своего оппонента из поля политической дискуссии. Наследник победителей в Гражданской войне (1918?1921) опасается, что от "новых победителей" ? отпавших от России стран ? волна пересмотров итогов века перекинется и на Россию:

=

Где фронт ? там война ["Известия" от 27/28 октября 1992 г., третья полоса, тоже крупными буквами]. Это какой же интересно фронт? Под Гератом? Оказывается, Фронт национального спасения, организация такая. Фронт, действительно, есть, это факт. Но где война-то? А война будет. Именно к войне, войне гражданской, нас "Известия" и готовят. Совершенно очевидно, что такая милитаризованная подача информации об обычной (не с оружием в руках) политической борьбе направлена на психологическую подготовку читателя к неизбежности гражданской войны. И не там, где она давно уже идет ? на окраинах, а здесь, в Москве, в Центральной России. [...] Демагогический заголовок "где фронт ? там война" рожден текстом "Обращения группы народных депутатов и представителей демократической интеллигенции" [?Известия? от 26/27 октября 1992 г. с призывом применить силу против оппозиции], в точности повторяющим демагогию КПСС начала "перестройки" ? теми же словами тогда клеймили Народные фронты Прибалтики: "Где фронт ? там война. А с кем собирается воевать Народный фронт Эстонии, Народный фронт Латвии?") (5). [...] Зачем формировать атмосферу готовности к гражданской войне? Допустим, захотелось пострелять ? так поезжай в Абхазию, в Таджикистан, в Карабах, в Приднестровье... (6)

Этот ход мысли и общественное взаимодействие, сформировавшееся за время между попытками переворотов августа 1991-го и октября 1993-го, усугубляют трудности взаимопонимания. Относительная точность прогноза А. Тарасова подтвердилась не только октябрьскими событиями 1993 года, имевшими некоторые признаки гражданской войны, но и чеченской войной 1994?1996 годов. Маска политически корректного журналиста спадает с автора, когда он заговаривает об ?альтернативе формированию готовности к гражданской войне?: "Захотелось пострелять, так поезжай в ..." ? следует злорадное перечисление стран "ближнего зарубежья", отложившихся от СССР и, стало быть, России, чтобы погрязнуть в войнах. Текст А. Тарасова приводит читателя к выводам, исключающим внешний замысел статьи ? предостеречь от сглаза, не дать накликать беду; автор попадается в выстроенную им самим ловушку: -можно сказать "фронт" (7), но нельзя говорить "война"; кто говорит "война", тот хочет войны; хочешь войны, уходи на настоящий фронт-.

Событие добровольного роспуска СССР, отсутствие ? до начала войны против Чечни в 1994 году ? вооруженных конфликтов между Россией, главной держательницей империи, и ее отложившимися колониями представлялось в СМИ как словесно, так и наглядно со все возрастающим драматизмом. Подтекстуальная эквилибристика была при этом даже в большей мере присуща зрительным образам. Понимание централизованной государственной власти в Российской Федерации в духе традиции советского абсолютизма заставляло участников политического взаимодействия в первые же месяцы независимости демократической России откликаться на законодательные акты субъектов федерации как на попытку совершить такой же уход от России, какой совершили республики, подписавшие Беловежское соглашение о роспуске СССР.

Так, на фоне сообщений об автономиях, захотевших откусить себе слишком много суверенитета ? в духе совета президента Ельцина "взять столько, сколько смогут проглотить", ? еженедельник "Аргументы и факты" помещает коллаж с изображением полковника-пограничника, не рискующего вмешаться в события и только опустившего лицо на сжатые кулаки, точно стыдясь висящей за его спиной карты: на ней ? грубые трещины, разрушающие российское государство. На этой карте даже не показана Москва ? самый значительный и в финансовом отношении наисувереннейший регион России, зато мятежные Грозный, Петрозаводск, Уфа, Якутск и Улан-Удэ представлены как очаги разломов России-льдины. Сопутствующий коллажу текст собирает под заголовком "Россия ? это не воображаемая линия на карте" сюжеты, связанные с разными способами преодоления некогда прочной советской границы. Политические и житейские обстоятельства свободного пересечения границ сводятся в единый блок советской идеологемы -нерушимой границы-; вот краткий конспект описания действительности и отклика на нее автора статьи, построенной на презумпции совершенства старой советской системы ?нерушимости?:

а) японские браконьеры и американские фирмы ловят рыбу в наших водах...

• до каких пор наши пограничные катера будут оставаться без керосина?

б) китайские предприниматели уже сегодня расселяются на пустеющих угодьях Амурской области...

• а что мы будем делать через 30 лет?(8)

в) вирус исламского фундаментализма губит Таджикистан...

• как России закрывать дыру в афгано-таджикской границе?

г) Украина все дальше убегает от Беловежской Пущи...

• как быть с украинскими погранично-таможенными отрядами на украино-российской границе? создавать свои?

д) русские пограничники охраняют границу между Грузией и Турцией, но мечтают о возвращении домой, лишь бы не попасть в лапы бандитам...

• какие новые испытания ждут нас на Кавказе?
• наглухо перекрыть границы?
• или лучше построить несколько новых военных баз по ту сторону?

е) единственные страны ближнего зарубежья, с которыми возможны цивилизованные отношения, ? прибалтийские Литва, Латвия и Эстония...

• впрочем, и здесь идеальному типу отношений мешают реальные притязания Латвии и Эстонии на русские города и земли Псковской области (9).

Хотя пограничность ? общий знаменатель всех перечисленных в статье проблем, ? ни одна из них не решаема с помощью простого ужесточения одного лишь пограничного режима. Непосредственные условия взаимодействия населения и органов власти России с соседями диктуют особый и свободный режим обеим сторонам взаимодействия. Так, американские и японские рыбаки (а) заинтересованы лишь в ловле рыбы, но едва ли даже при каких-то чрезвычайных обстоятельствах в обозримой перспективе переселятся в Россию, тогда как китайские крестьяне (б) не только с удовольствием торгуют с русскими, но и готовы сами поселиться в русском государстве; однако если для местных жителей и даже для местных властей такое переселение ? часть их нормальной повседневности, то идеологически окрашенная журналистика, политики-националисты и центральные власти (10) мысленно по-прежнему обслуживают идеологему священных рубежей; они не хотят смириться ни с какой формой пересмотра знакомого визиотипа: граница ? абсолютная ценность, а все остальные жители должны поверять свое гражданское достоинство мерой правопослушности в пограничной полосе(11).

Таким образом, визиотип=не воспроизводит реальность, представимую формулами: -относительно мирное (до начала чеченской войны 1994?1996 годов) размежевание бывших республик СССР- или -интеграция России в мировое экономическое пространство развивающихся стран посредством торговой миграции-. Визиотип воспроизводит происходящее в головах у носителей ритуального опыта советской жизни, в том числе языкового опыта этой эпохи ? -разрушение священных рубежей-.

Точкой кристаллизации нарушителя границы оказывается черный (черножопый и т.п.) человек ? выходец с Кавказа, так, в сущности, и не ставший вполне своим. В рисунке Юрия Токарева происходит встреча расхожих советских плакатных персонажей различной социокультурной стратификации (рабочий, интеллигент, служащий, женщина, кавказец) с новыми, посоветскими персонажами ? бастующим шахтером, вышедшим из типа рабочего, казаком, заменившим здесь обычного для советского периода настоящего военного, и, наконец, вооруженным террористом в любимой кавказцами так называемой кепке-аэродроме. Иронический лозунг ("Хартия ? наш рулевой!" вместо привычного советского "Партия ? наш рулевой!") заставляет читать все изображение как одновременную игру на двух планах ? старой и новой структур общества: если раньше источник опасности виделся приходящим извне, то здесь он представлен как внутренняя угроза. Составляющие этой угрозы ? -похотливость- и -вооруженность- ? только взаимоусиливаются.

Драматическое развитие получил и визиотип чеченского узла. Называя так(12) события в Чечне и вокруг нее, "Известия" публикуют распространенную агентством "ТАСС-графика" карту-схему военных действий российских войск против Чечни, объявляя не просто чужой, но прямо вражеской территорией республику, официально входящую в состав России как один из субъектов федерации, ? задолго до того, как события в этой стране приобрели столь трагический оборот.

Примечания

1. Под ориентировкой я понимаю "смещенную преемственность", которая, по словам Вернера Штегмайера, позволяет миру, изменившись "во всем", все-таки остаться для нас "тем же самым" (Stegmaier W. Weltabkьzungskunst. Orientierung durch Zeichen // Zeichen und Interpretation / Hrsg. von J. Simon. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1994. S. 136).
2. Здесь и далее курсивом обозначаются ключевые слова дискурса и идеологемы, -одиночными кавычками- ? толкования или вербализации подтекста, подчеркиванием ? авторские выделения в цитатах.
3. См. газетные заголовки к ключевым сталинским датам конца 1960-х ? 1970-х гг. (типа ?Крепче стали!? ко дню победы 9 мая и т.п.).
4. Pцrksen U. Weltmarkt der Bilder. Eine Philosophie der Visiotype. Stuttgart: Klett-Cotta, 1997. S. 10?11.
5. Ср. определение понятия Народный фронт (НФ): "Массовая общественная организация, созданная в целях национального возрождения и содействия перестройке" (Максимов В.И. и др. Словарь перестройки. СПб.: Златоуст, 1992. С. 128). Согласно подтексту времен перестройки, национальное возрождение могло пониматься как -восстановление права наций на самоопределение-, а перестройка ? как -первый шаг к реализации права республик Прибалтики на выход из СССР-.
6. Тарасов А. В августе не догеройствовали? О языке заголовков газеты "Известия" // Солидарность. 1992. ¦ 30.
7. Имеется в виду экстремистский "Фронт национального спасения".
8. В данном случае действует стереотип отношения к китайцам, сложившийся после Второй мировой войны. Вот как представляли себе Китай участники осторожных открытых баталий эпохи оттепели: "Китай был козырной картой в общественной борьбе 60-х. "Левые" заклинали власти маоизмом, предостерегая от возрождения сталинизма. "Правые", шантажируя Кремль китайской угрозой, требовали консолидации партии и народа. [...] Для одних Мао был врагом идеологическим, для других ? государственным. "Левые" считали, что спастись от Китая можно, только придав коммунизму "человеческое лицо". "Правые" видели выход в укреплении -империи-" (Вайль П., Генис А. Шестидесятые. Мир советского человека. М.: Новое литературное обозрение, 1996. С. 280?281). "Правые" в советском политическом языке до 1991 г. ? ортодоксальные коммунисты, "левые" ? либералы.
9. Граница ? это не воображаемая линия на карте // Аргументы и факты. 1993. ¦ 2 (639). С.2.
10. Из сообщения известного советского милиционера видно, какую роль отводила советская верхушка проблемам эвентуальной -китаизации-: "Как только институт проблем безопасности при КГБ заработал и мы стали выходить на крупные проблемы, такие, как международный терроризм и наркомания, китаизация Дальнего Востока, информационные диверсии западных и восточных религиозных сект типа "Аум синрике", институт сразу же прихлопнули, преобразовав в центр научных исследований при ФСК. Я написал рапорт и ушел в отставку" (Поздравим себя: мы построили криминальное государства. Доктор юридических наук, крупнейший отечественный специалист в области борьбы с организованной преступностью Александр Иванович Гуров отвечает на вопросы полковника налоговой полиции Бориса Булгакова // Литературная газета. 1996. 20 ноября. С. 13.
11. См. подробнее: Воскресенский А.Д. Современные концепции русско-китайских отношений и погранично-территориальных проблем в России и Китае (80?90-е гг. XX в.). М.: РНФ, 1994.
12. Ср., например: Ермолин В. Двое российских военнослужащих уже спасены. Есть надежда, что "чеченский узел" удастся развязать за столом переговоров // Красная звезда. 1994. 6 декабря; Макаренко В. В свете трагедии // Новое время. 1996. ¦ 17. С. 12: "Если бы президент Ельцин мог решиться на уход из Чечни, он развязал бы горский узел российской истории, освободил бы Россию от бремени Кавказа, которое все острее ощущается в России".