Россия — энергетическая сверхдержава, которая может “интегрироваться в мировую хозяйственную систему только как один из лидеров мира”, причем для формирования полноценной экономической стратегии необходим возврат к “сильной России” (Фадеев В. Вернемся к России // Эксперт. 2006. №1-2 (496). 16 января).
Однако идея “сильной России”, сама по себе, еще не означает обретения лидерства в современном быстро и прогрессивно меняющемся мире. Общемировая традиция идею лидерства в прогрессе связывает не с грубой силой, а с определенным складом ума, а в более широком плане - с уровнем науки и образования. Подобная традиция своими корнями уходит во времена первых цивилизаций Месопотамии, когда для письма еще использовались клинопись и глиняные таблички. В одном из сохранившихся текстов под названием “День школьника” учитель говорит своему воспитаннику: “Ты хорошо выучил урок. Когда ты вырастешь, ты будешь руководить своими товарищами…”. И это писалось почти 6 тысяч лет назад! А когда древнемакедонский царь Филипп II захотел вывести свою страну на лидирующие позиции в Греции, он постарался дать лучшее по тем временам образование наследнику престола - своему сыну Александру. В качестве учителя к нему пригласили знаменитого Афинского философа Аристотеля, величайшего ученого того времени. Результат получился оглушительным – Средиземноморье и Средний Восток признали лидерство Александра Македонского и его страны. Современные лидеры мирового прогресса неукоснительно следуют той же традиции и не жалеют сил и средств на подготовку и отбор кадров, на поиск талантливых и образованных по всему миру, и для них действуют упрощенные правила иммиграции.
Современные российские традиции образованности фактически были заложены 300 лет назад Петром Великим, когда впервые в нашей истории на должности стали назначать не по “знатности” и “родовитости”, а “по уму”. Но подобный принцип приживался плохо; Пушкинский высокообразованный Евгений Онегин, с его интересом к идеям Адама Смита и к тому, “чем государство богатеет”, был отнесен к разряду “лишних людей”. Та же участь постигла и других литературных и реальных героев того времени. Но даже в наши дни, несмотря на все потрясения, образованность все еще не относится к числу добродетелей, а активность наших законодательных и исполнительных властей по реформированию важнейших сфер деятельности чаще всего характеризуется самими авторами как “непродуманная”. Многие задаются вопросами - откуда берутся эти странные чиновники, про которых академик Львов сказал, что “их поведение в Правительстве напоминает растерянность авиапассажира, которого усадили за штурвал”?
Одной из коренных ошибок нашей системы подготовки кадров, школьного и университетского образования, является авторитарность. Сколь угодно тупой преподаватель не может быть отстранен от своей работы, если он пользуется поддержкой районо или деканата. Раболепствуя перед своим начальством, такой “наставник” требует такого же раболепия от ученика, но уже по отношению к себе. И такие “послушники” находятся, и их-то и пестуют как будущую элиту. Подобный подход, вероятно, очень хорош при подготовке исполнителей и слуг, но не годится для подготовки лидеров политического, научного и технического прогресса. Ясно также, что упор на авторитаризм ведет к снижению стандартов образования, потере интереса и к общественным, и к точным наукам, излишним для контингента исполнителей. В наиболее резкой форме наше образование охарактеризовал Юрий Афанасьев: “это XIX век на фундаменте XVIII”.
Вторая коренная ошибка нашей системы подготовки кадров состоит в ее неуместной политизации. “Ученый – это тот, кто видит так же, как все, но думает так, как не думает никто” (А. Сент-Дьердьи, Нобелевский лауреат). Это, фактически, одно из точных определений того, что есть “лидер научного прогресса”. И судьей для ученого является не степень поддержки в том или ином сообществе, но только внутренняя (логическая) непротиворечивость. В качестве примера могут служить теория относительности и квантовая механика, непонятные большинству граждан и даже большинству специалистов. В нашей же науке подходы к оценкам подобных достижений основаны на подсчете числа голосов “за” и “против”, применимых только при выборе “мисс” и политических лидеров. Чтобы не быть голословным, приведу рядовой пример из собственной практики работы в Ученом совете при Институте неорганической химии СО РАН. Последний скандальный случай произошел в конце прошлого года, когда на заседании Совета вскрылась методическая ошибочность докторской диссертации “человека из команды директора”. Председательствующий настолько давил на Совет, добиваясь выражения лояльности, что ключевой специалист по проблеме, лауреат Государственной премии РФ и глава признанной научной школы вынужден был резко выступить со словами: “Вам не удастся заткнуть мне рот так, как вы это делали с другими членами Совета…” (дальше перечислялись имена). Несмотря на представленные четкие свидетельства и доказательства ошибочности работы, сработала “машина голосования”, и соискатель прошел со счетом 20:2. Как видим, данный подход ведет к последовательной научной деградации системы подготовки кадров высшей квалификации, которая заполняется некомпетентными, но зато послушными квазиучеными. Высшая аттестационная комиссия – ВАК – в такие дела также предпочитает не вмешиваться. В итоге, за последние годы у нас появилось больше докторов наук, чем за всю предыдущую историю РАН.
Наконец, третьей, и грубейшей ошибкой является принятая система совмещения функций администраторов науки с функциями “научной элиты”, то есть ведущих ученых, способных выдвигать и отстаивать научные и технологические идеи и проекты. Функции администрации (менеджеров) включают анализ спроса на научные разработки, поиск предложений и подбор наиболее перспективных проектов, выгодных для финансовых вложений. Мировая традиция и просто здравый смысл не допускают совмещения в одном лице функций менеджера и ведущего ученого. Ученый всегда не равнодушен, пристрастен, и если он получает доступ к административному ресурсу, то при наличии первой же возможности сделает все, чтобы именно его ученик, его идея, и его проект получили максимальную поддержку. Этим грешат все без исключения руководители институтов РАН, включая одного из бывших президентов АН СССР, продвигавшего с помощью административного ресурса авантюристическую программу “предсказания погоды на полгода”, поглотившую гигантские средства, но оказавшуюся пустышкой. Несть числа подобным проектам, принимаемым к исполнению без малейшего намека на экспертизу. А в наши дни ситуация разнообразится новыми элементами, типа требований “отката” в оплату выгодного гранта и другими, характерными для коррумпированных систем.
Перечисленные ошибки не являются чем-то новым. Довоенная Германия тоже делила науку на “правильную”, угодную режиму, и “неправильную”, угодную “иудеям”. В результате Эйнштейн с его “неправильными” научными взглядами оказался в Америке, но для германских элит это кончилось плохо. И если мы хотим, чтобы мы сами, а не “люди с другим гражданством” решали, что делать в нашей стране, как ею управлять и какие у нее должны быть границы, нам необходимо избавиться от авторитарных методов подготовки кадров, от политизации науки и от совмещения административных и научных постов. Должен неукоснительно соблюдаться принцип косвенного финансирования администрации науки, в том числе всех уровней руководства РАН, пример которого дает РФФИ с его нормой финансирования администрации не более 15% от суммы, получаемой (или выделяемой) за выполнение проектов. При соблюдении этих условий, и исходя из опыта дебюрократизированной послевоенной Германии, можно прогнозировать, что лет через 20-30 Россия может стать в ряду лидеров мирового прогресса.
