Мы продолжаем публиковать книгу известного российского социологаВалентины Федоровны Чесноковой «Язык социологии». В издательстве ОГИ она выйдетв свет в начале 2009 года. Валентина Федоровна - консультант фонда«Общественное мнение» и Института национальной модели экономики, она являетсякуратором исследований ФОМ, посвященных отношению к религии. Автор книг «Тесным путем:процесс воцерковления населения России в конце 20-го века», «О русском национальномхарактере». Работала в центре содействия реформе уголовного правосудияВалерия Абрамкина.
Фердинанд Тённис, один из крупнейших и интереснейшихсоциологов XIX и XX веков, родился в 1855 годув Германии, в области Шлезвиг-Голштиния, на ферме своего отца, крупногопроизводителя сельскохозяйственной продукции. Жил он в маленьком городке Хусум,окруженном, как повествуют его биографы, "морскими видами и шумом волнсеверного моря", или, как сказал поэт, "в сером городке у моря".Учился он в университетах Йены, Бонна, Лейпцига, Берлина и Тюбингена, изучалфилософию, историю, классические языки, археологию, а позднее также экономику истатистику. В 1881 г. ему было присвоено звание приват-доцента в университете вКиле за ту работу, которая была первым наброском его теперь всемирно известноготруда "Община и общество" ("Gemeinschaft und Gesellschaft") [1]. Тённис отличался весьма независимым мышлением, атакже не очень покладистым нравом, поэтому в консервативных прусскихуниверситетах он считался персоной "нон грата". Звание полногопрофессора ему присвоили только в 1918 году, в возрасте 63 лет, через два годапосле того, как он вышел на пенсию, и то не по социологии или философии. Послепервой мировой войны он еще преподавал, пока в 1933 году нацисты не отстранилиего от преподавания, поскольку он был либералом, симпатизировал социалистам иочень интересовался рабочим движением. Приказать или запретить ему что-либо былонельзя, так как он был к тому времени уже ученым с мировым именем, поэтому егои уволили. Он удалился в свой "серый городок" Хусум на берегу моря,где и умер в 1936 г. в возрасте 81 года [2].
В 1971 г. американские ученые Вернер Канман и РудольфХеберле в своей книге о Тённисе писали: "Община и общество"... сталав современной социологии одной из наиболее влиятельных книг. Из этих двух слов,вынесенных в заголовок, так же, как и из дюркгеймовских"солидарность" и "аномия" или из веберовских"бюрократия" и "харизматическая власть", можносконструировать всё здание социологической концептуализации, даже если бы вседругие тексты оказались утерянными. Но, как отметил Ханс Фрейер, влияние,которое оказал знаменитый труд Тённиса на все человечество, остается"анонимным и совершенно подсознательным" по своему характеру. Всеговорят о "Gemeinschaftund Gesellschaft", но едва ликто-нибудь прочел эту книгу от корки до корки, а тот, кто прочел ее, многое вее содержании понимает неправильно" [2, p. 8].
Российских социологов в незнании этого труда можночастично оправдать тем, что, несмотря на действительно всемирную известностьэтой работы, ее перевод на русский язык появился недавно. Но непониманиеТённиса - это гораздо более широко распространенный феномен. И вызван он тённисовскимподходом к объяснению социальных явлений, который оказался весьма неожиданнымдля его современников и вызывает недоумение еще и в настоящее время. Например,в солидном "Философском энциклопедическом словаре", вышедшем в свет в1983 году, о Тённисе пишется в таком духе: "Несмотря на психологизмконцепции Тённиса (общественные отношения классифицируются по типам воли), онасодержала ряд ценных моментов..." Вообще-то странный подход, но кое-чтоценное можно извлечь и отсюда. Действительно, одни ученые начинают собщественного договора, кто-то с понятия социального института или с борьбыклассов, а Тённис - с человеческой воли, понятия субъективного и, в общем, совсемне вписывающегося в привычный круг социологической терминологии.
Вспомним, что в XIX веке желанными и недостижимымиобразцами для социологии были исследовательские принципы естественных наук,которые обычно имеют дело с предметами материальными. Даже если их и невозможнопощупать рукой или увидеть глазом, они, тем не менее, находятся внечеловеческого сознания и от него не зависят, они реально существуют вдействительности. Сознание же (субъективный элемент) должно вносить внаблюдение и описание как можно меньше "своего", так как это"свое" чаще всего выражается в неправильном восприятии внешнихпредметов и процессов, в искажении результатов эксперимента и т.д. И чем полнееудается элиминировать этот "субъективный элемент" из результатовнаблюдений, тем чище и правильнее результат.
А Тённис предлагает искать причины внешних реальныхсоциальных явлений именно в сознании людей. Он пишет: "Наиболее энергично я настаиваю на теории, согласнокоторой социальные сущности или объединения и ассоциации людей имеют посуществу идеальный характер, они - продукт мышления в том смысле, что сам фактсуществования их зависит в сильной степени от сознания их членов". Идалее: "Эта социальная реальность основана на идеях о ней - следовательно,на сознании людей". Отсюда: "...мышление и воление существуют какобъективные реальности", а те социальные явления, которые являютсярезультатами этих процессов, есть не что иное, как "идеальносконструированная субъективная сущность". Сюда относятся не толькопривычки, убеждения (непосредственно определяющие поведение человека), но такжеи обычаи, нравы, установления, а, в конечном счете, и формы социальных учрежденийи институтов, организаций и проч. Поскольку "социальное объединениеимеет нечто, что можно называть существованием только благодаря объединенной,следовательно, социальной воле тех лиц, которые входят в него, если и когда этообъединение представлено в их сознании". "И это основаниесуществования - самое фундаментальное, а прочие зависят от него" [2, p. 102-103].
Собственно, здесь мы имеем дело с радикальнымвыражением того подхода, над которым работали социологи и раньше. Ведь чтотакое социальный институт? Система норм и правил поведения, являющихся ничем иным,как продуктами человеческого сознания. Этот факт признает любой ученый. Но втаком виде, как эти нормы и правила выступали в социологических концепциях доТённиса, они все-таки производили впечатление чего-то внешнего человеку, чемуон вынужден подчиняться. Существуют специальные органы власти, способныепривести человека к повиновению. Хотя сами эти органы базируются на тех жесистемах норм и правил, но это как-то "не бросается в глаза". Тённиспросто довел свои рассуждения до конца. Право и обычай, доказывал он, этотолько различные проявления социальной воли. Они обладают валидностью на тех жеоснованиях, что и обращающиеся банкноты или монеты, эталоны мер и весов, хронологии,знаки письменности. Это же применимо "к находящимся в обращении точкамзрения и суждениям, в частности, и к моральным стандартам, к манерам и этикету,короче, ко всем условностям. Оценить, что есть эта условность и каков ее объем,- это значит, по крайней мере, понять одну из главных граней природы и силысоциальной воли" [2, p. 98].
Эту цепь логических заключений необходимо былопровести, чтобы перейти от анализа устойчивых, социально закрепленных и поддерживаемыхсистем норм и правил к анализу гораздо менее определенных и текучих человеческихотношений. Здесь уже нельзя оставлять за рамками тот факт, что "права и обязанности...во-первых и в главных, являются таковыми, поскольку они действительно воспринимаютсяи мыслятся как таковые лицами, связанными с этими отношениями" [2, p. 94].
Существует, правда, и иной подход, принимающий, чтоотношения между людьми (те, которые не определены официально и юридически)возникают из чувств и инстинктов людей. И именно типичностью этих генетически заданныхчувств и инстинктов определяется их повторяемость и устойчивость. А устойчивыесистемы норм "отстаиваются" уже из этих непрерывных, спонтанновозникающих реакций людей друг на друга. Тённис эту точку зрения решительно неприемлет. Социальные отношения возникают не из спонтанной инстинктивнойреакции, не под влиянием чувств, хотя эти элементы в них, безусловно,существуют. Социальные отношения обязательно предполагают этап осмысления ирешения, причем решения неиндивидуального, поскольку в отношениях всегда идет речь не об одном человеке,а, по крайней мере, о двух и более. Так что кроме инстинктов и чувствнеобходимо еще и взаимопонимание исоотнесение своего поведения с поведением других. Кроме того, для нескольких человек, вступающих вобщее действие, важное значение имеет формирование понятия цели того, чего они желают достигнуть, средств, для этогонеобходимых и т.д. Так что инстинктивными импульсами и чувствами тут не обойтись;в дело, безусловно, должны вступить представления.
Здесь мы видим, как Тённис с помощью своего понятияволи подходит к той самой грани, где явления индивидуальной психики выходятвовне, воплощаясь в слова и действия,и начинают формировать социальные феномены. Это необычайно важная разделительная линия, от нее начинается сферачеловеческой свободы: до нее - всето, что Бог непреложно вложил в человека: силы и способности, инстинкты, разуми совесть, а также возможность желать и принимать решения. А далее начинаетсяуже область человеческого выбора, - на что он направит эти свои силы испособности. Своим понятием "социальной воли" Тённис обнаружил этугрань.
Отметим, что по существу в этой системе понятий нет никакого"психологизма": Тённис работает именно с социальной волей. Он определяет это понятие таким образом:"Простое и однозначное проявление социальной воли - решение, принимаемоесообща каким-то числом людей" [2, p. 94]. При этомон подчеркивает именно "решение" и "решимость", т.е."устремленность по направлению к действию, которая основана на способностижелать". "Традиционное разделение предметов знания в чистойсоциологии в настоящее время должно быть переформулировано таким образом, чтобысоциальная воля была размещена в коллективах, которые точно так же, как отношенияи объединения, представляют разновидности социальных связей. Социальная воля,освобожденная от того рассмотрения, которое дает ей психология, оказывается,следовательно, подчиненной этим видам социальных связей" [2, p. 106]. ДляТённиса понятие воли в этом сочетании ("социальная воля") важно потой причине, что оно указывает на момент "энергии" (желание,решимость, устремленность), которая из индивидуальной психики переходит на этомэтапе в социальный феномен, и в результате этот социальный феномен обретаетсилу и целеустремленность.
Именно на этом уровне выделяется и формулируетсяТённисом краеугольное понятие его концепции - "социальноесогласие". До него социологи (адо социологов и философы), движущую силу социального развития видели совершенноиначе. Для одних этой движущей силой выступали законы мировой эволюции, для других– классовая борьба, для третьих - стремление человека к осуществлению своихинтересов и т.д. Тённиса интересовал вопрос не о том, откуда и куда движетсяобщество (хотя основная его концепция дала очень яркую картину этого), егозанимала более кардинальная проблема: почему оно не разваливается? Еслиобращать внимание главным образом на войны, революции, классовую борьбу,конкуренцию интересов, то проблема самосохранения общества теряется, не кажетсясущественной. Но совершенно непонятно, как в такой ситуации (войны, революции ипр.) общество все-таки продолжает существовать и постоянно восстанавливает своеравновесие.
У Тённиса на первом плане стоит именно этот вопрос:как людям удается устанавливать согласие между собой, добиваться единства,договариваться об общих целях? По его мнению, для этого и нужна социальнаяволя, направленная к единству и согласию. Тогда необходимо понять, какформируется и функционирует именно так направленная социальная воля. Издесь-то, уже во всеоружии своей концепции, Тённис переходит к анализусоциальных явлений и фактов, накопленных наукой.
Эволюционный подход, господствовавший в XIX веке всоциологии, делал упор на том факте, что общество как совокупность людей, объединенныхсоциальными институтами, постепенно развивается от низшего своего состояния квысшему. Первоначально общество было небольшим и просто организованным, нопостепенно развивалось и усложнялось, добавляя все новые элементы и выстраиваяиз них все более сложные структуры. Естественно, как и положено в эволюционнойконцепции, с ее упором на понятие прогресса, это были изменения к лучшему. НоТённис отказался рассматривать общество в его генезисе. Он употребил длярассмотрения фактов способ, который впоследствии был развит Максом Вебером иполучил название метод идеальных типов.
Он взял две, наиболее с его точки зрения различающихся,формы социальных отношений - сельскую общину и город с характерными для нихсоциальными структурами - и выделил в них те черты и формы, которыми онинаиболее сильно отличались друг от друга. "Задача состоит в том, -объяснял он впоследствии, - чтобы разложить феномены социальных отношений на ихсоставные элементы и теоретически свободно комбинировать их, независимо оттого, существуют ли такие чистые формы в реальной жизни" В результатеполучаются две модели, сконструированные исследователем формы, которые располагаются на максимальном удалениидруг от друга. Те признаки, которые выделил исследователь, распределяются междуними таким образом, что те, которыми описывается первый тип, принадлежат толькоему и совершенно отсутствуют во втором типе, и наоборот. Именно в чистоте ибеспримесности и заключается идеальность этих форм. А вот реальные феномены, которые обязательно содержат признаки как первого, так и второготипов, размещаются между ними: те,в которых больше признаков первого типа - ближе к первому типу, а те, в которыхбольше признаков второго - ближе ко второму. Получается такой континуумреальных феноменов, которые теперь уже наглядно характеризуются своимместоположением в этом пространстве признаков.
Что же представляют сами полярные типы, смоделированные,выделенные исследователем искусственно? Они описывают принципы функционирования того и другого типа социальных связей, принципы выработки социальногосогласия, которое является основой стабильности общества.
"Наша теория, - пишет Тённис, - имеет своимисключительным предметом исследование отношений взаимного согласия", врезультате установления которого возникает какая-тo определенная форма социума- группа, община, любое объединение, которое можно представить "вещью илисуществом, действующим как единое целое как внутри себя, так и вовне". Получаются как бы "химическоесоединения" весьма разные по структуре. "Сами отношения, а,следовательно, и объединения могут представляться либо реальной иорганической жизнью, и в этом суть "общины", либо образованием умозрительным[1]и механическим - и это описывается понятием "общество" [1, p. 3; §1].
Остановимся немного на самих терминах. Что такое"община", интуитивно понятно сразу: для нас она предстает в образесельской общины, досуществовавшей в России почти до конца XIX века и хорошоописанной многими учеными - этнографами, экономистами, историками, а такжемемуаристами. Конечно, особенно в конце XIX века, она уже несет в себе многиечерты того типа объединения, которое Тённис называл обществом, но основной,главный принцип достижения согласия в ней сохранился. А вот что определяется уТённиса понятием "общество", гораздо труднее связать с привычным нампонятием. В нашем языке общество - это весьма обширное объединение различноготипа общин, организаций и множества других разнородных групп, и внутри такогоширокого и неопределенного образования даже трудно представить себе процесс выработкисогласия, подобный тому, который происходит в общине. Явно, что Тённис имел ввиду, формируя свое понятие "Gesellschaft", что-то другое, что-то более близкое к общине.Американские социологи перевели этот термин понятием "ассоциация". Внашем языке есть также другое понятие: "общество" - это то, чтоприменяется в выражениях "общество защиты животных", "обществоохраны памятников", "общество любителей российской словесности"и проч., т.е. нечто, образующееся на добровольных началах с весьма свободнымчленством, текучим составом и минимумом правил, обязательных для всех. Пожалуй,это определение наиболее точно соответствует теннисовскому"Gesellcshaft". Поэтому мы сохранили это понятие, хотя впредь будемего иногда заменять терминами "ассоциация" и "корпорация".
Конечно, определения "естественная и органическаяжизнь" либо "умозрительное, механическое образование" даютпонятие о том, что Тённис понимал под этими явлениями. Но в науке работать стакими описаниями-эпитетами невозможно, поэтому нам придется перейти к темосновным элементам, из которых Тённис сформировал свои идеальные типы.
Начнем с того, с чего начинает и сам Тённис, - спонятия "воли". Напомним, что речь везде идет о социальной воле, т.е. о решении, которое вырабатывается несколькими или даже многими людьми. Результат выработки такогорешения - согласие – Verständnis, то, что в современнойсоциологии более всего соответствует термину "консенсус". Согласие,которое формируется на полюсе, обозначенном у Тённиса понятием"община" ("Gemeinschaft"),базируется на единомыслии (Eintracht), а то, которое тяготеет к полюсу"общество" ("Gesellschaft"),имеет в своем основании договор (вэтом смысле Тённис употребляет также понятия "контракт" и"конвенция"). Эти очень разные основания согласия порождают различныеформы отношений, и сами ими порождаются на следующем этапе принятия решений.
Отметим, что когда у Тённиса идет речь о"порождении" чего-то чем-то, то имеется в виду не генезис висторическом смысле этого слова, когда первоначальная ситуация изменяется изаменяется какой-то другой. Здесь скорее констатируется логическая связь: если мыоперируем некоторыми элементами, то следует ожидать некоторых последствий. Еслив первом случае (генезиса) констатируется последовательный ряд возникающих другпосле друга явлений, во втором (в логике Тённиса) – делается некоторое утверждениео закономерности.
Социальную волю, возникающую на основании единомыслия,то есть единого воззрения на мир, Тённис называет естественной волей (Wesenswille).Она возникает на обширном и прочном фундаменте совместного бытия ("Zusammenwesen")."Совместное бытие, - пишет Тённис, - это вегетативные сердце и душаобщины. Все существование общины покоится на сознании совместной принадлежностии признании ее условием взаимной зависимости"... Это "условие ееактивной жизни, общего переживания удовольствия и страдания, общего обладанияблагами, находящимися в совместном владении, которыми человек окружен, общимучастием в постоянных и временных работах". "Быть вместе означаетпринадлежать к совместно созидаемому сознанию" [2, p. 69]. Этосовместное сознание формируется медленно и долго, но оно охватывает практическивсю совокупность фактов, с которыми отдельному человеку в общине приходитсяиметь дело.
В идеальном случае (а мы именно этот случай здесь иразбираем) человек проводит в своей общине всю жизнь, практически не выходя заее пределы. Община формирует весь жизненный путь человека, проводя черезсистему последовательно расположенных статусов. Во время этого движенияменяются его права и обязанности по отношению к другим людям, а также и ихотношения к нему и с ним. Он опытным путем испытывает все сферы жизни своейобщины, становится настоящим "экспертом" почти во всех вопросах, скоторыми приходится сталкиваться ему самому и его собратьям по этомусовместному бытию. В результате возникает очень сильная включенность человека всаму общину как группу. Он уже не мыслит себя вне ее, ощущает общину своим продолжением.Он оказывается включенным и в личность каждого человека, разделяющего с нимданный период его жизни. А это означает очень интенсивную эмоциональнуюнагруженность отношений в общине, а, следовательно, и очень высокийэмоциональный потенциал во всех проявлениях социальной воли этого типа. Любаясоциальная воля представляет собой "сложное целое, в котором объединеномножество эмоций, желаний и стремлений" [1, p. 85]. Но,кроме того, эта социальная воля обязательно включает в себя мысль. Другое дело,что соотношение этих элементов весьма разное, и они по-разному располагаются впроявлениях социальной воли естественного типа и типа рационального.
Для естественной воли, например, не существуетразделения на цель и средства. Она (воля) "инкорпорирована в действиенеобходимым образом... ее можно мыслить себе только как сосуществование илипоследовательность переживаний бытия, стремлений к деятельности в ихцелостности и взаимосвязи..." [1, pp. 88-89].Субъекты социальной воли данного типа принимают решения "по чувству",по какому-то цельному образу, в котором скрыто множество предшествовавшихжизненных ситуаций и уже принятых когда-то решений. Это не просто"безмолвное" чувство, это - чувство-идея. Тённис утверждает: "Вовсех случаях, когда действует или господствует чувство или идея в качествечувства... каждое наше действие озаряет нас духом", т.е. "состоянием и стремлением вместе сумозрительным воззрением на данные нам обстоятельства: что именно они содержатв себе и чего требуют или что в них абсолютно и при всех условиях правильно - красота, добро, благородство" [1, p. 12].
Важно подчеркнуть, что это не просто чувство, не простопрошлый опыт, как бы оттиснутый в сознании многократным повторением, но ценностноепереживание - ориентация на высокиепредставления о благородстве, добре и красоте. Мы знаем, что соприкосновение сценностями всегда дает сильный эмоциональный разряд в сознании любого человека,поднимает целую волну чувств, в том числе и чувств моральных, и именно эти чувства,а не какие-то инстинктивные движения составляют основу эмоциональногопотенциала решений социальной воли естественного типа, как определил ее Тённис.Эти представления разрабатывались в ходе дальнейшего развития социологии, и мык ним еще вернемся. Здесь же в качестве итога зафиксируем: естественная воля(Wesenswille), согласно Тённису, насыщена чувствами иценностными переживаниями, склонна оперировать целостными образами и глубокоинкорпорироваться в действие. Надосказать, что и само описание этой воли Тённис дает, прибегая к образам и accoциациям. Но использованные им характеристикивыделяются гораздо рельефнее, когда мы начинаем сопоставлять волю с ее антитезой.
Рациональная воля (Тённис назвал ее Kürwille, т.е. произвольной,выбирающей волей) условием своего появления также имеет бытие. Но это - совсеминой вид бытия. Здесь мы не наблюдаем того изначального слияния индивидуальныхволь в некоторое целое, обладающее собственной интенсивной и полноценнойжизнью.
"Общество понимается как агрегат объединенныхконвенцией и естественным правом множества естественных и искусственныхиндивидов, воли и сферы действиякоторых состоят в бесчисленных связях друг с другом, и, тем не менее,независимы друг от друга , не имеют друг на друга внутреннего влияния" [1, р. 51]. Появляясь на свет в обществе, индивид застает его разделенным на отдельные независимыесферы и получает одну из таких сфер, гарантирующую ему его права,определенные, правда, негативно. «Негативно»,то есть человек наделяется правами, на которые другие люди не могутпретендовать в отношениях с ним, если он сам с ними об этом не договорилсяпредварительно. Но очевидно, что никто не имеет к нему и никаких положительноопределенных обязанностей, т.е. он не может ожидать гарантированных услуг состороны других людей. Чтобы обеспечить их себе, он должен выйти из своейзамкнутой сферы негативно определенной свободы и взять на себя положительноопределенные обязанности по отношению к другому человеку. Это, в свою очередь, дастему право пользоваться услугами этого другого. При этом строго определяется тачасть сферы индивидуальной свободы, которую договаривающиеся стороныпредоставляют как бы в пользование друг друга. Вот в этой-то сфере и происходитобмен услугами. Это уже сфера социальной воли, которая дает начало новымсоциальным феноменам в виде соглашений и установленных сторонами правил всехвидов [1, p. 41]. Способобоснования этих решений рациональной социальной воли - это общая польза, "а общая польза каждым желается иподдерживается ради своей собственной пользы" [1, p. 51].
Если естественная воля, как мы упоминали,инкорпорирована в действие, то рациональная воля "предшествует действию, скоторым она связана, и остается вне его". Человеческое "я",носитель этой воли, – «существо, мыслящее по сути понятийно, представляющеесебе вероятные или известные последствия тех действий, которые оно совершает, исоотносящее их с некоторыми вероятными результатами. А затем это лицо выбираеттакие возможные действия, которые потом совершает, претворяет их вдействительность" [1, pp. 86-87].Таким образом, рациональная воля относится к будущему действию, которое планируется заранее.
При этом весьма важную роль играют элементыпредставления человека об этой будущей деятельности. В частности "мыслимаяцель, т.е. вожделенный предмет или желаемое событие превращаются в критерий, ив соответствии с этим критерием определяется и направляется предпринимаемаядеятельность" [1, p. 104]. Идеяцели начинает господствовать над всеми идеями и соображениями, а также над другими целями, вторичными по отношению кглавной. "Полное господство мышления над волей выражено в этой иерархиицелей", - подчеркивает Тённис [1, pp. 104-105].
"Интеллект, - констатирует Тённис, - направлен нато, чтобы управлять стремлениями, вытекающими из естественной воли, и давать имнаправление". Но это возможно только в обществе, причем в обществеидеального типа, где все люди, как разумные и дееспособные существа, a prioriравны: каждый имеет определенную власть (Macht) и свободу и сферу своей воли (Kürwille)" [1, p. 105].
Продукты деятельности рациональной социальной волиимеют чисто "головное" происхождение, поэтому в них особенно силенэлемент условности, фиктивности. Они, по выражению Тённиса, "как бы висятв воздухе". В любой момент каждый член этого общего договора можетизменить решение и выйти из договорных отношений, хотя существуют законы ипостановления, наказывающие его за такой прямой произвол. И тогда вся системадостигнутых соглашений, а вместе с ней планы их участников, оказывается подударом. Любопытно, как Тённис описывает ощущения людей в социуме типа"общество": они "протягивают друг другу руки через всерасстояния, границы и сомнения, жаждая обмена и ради этого создавая это спекулятивноесовершенство как единственную страну, единственный град, в котором все искателисчастья и авантюристы имеют реальные общие интересы" [1, p. 51].
Все читатели Тённиса утверждают, что его симпатиибезусловно на стороне общины, хотя сам он это отрицал, доказывал, что и то, идругое образование имеет свои преимущества, точно так же, как и свои слабыестороны, и что, независимо от наших симпатий и антипатий, процесс развитияведет к увеличению в мире пространства, занятого социумами типа"общество".
Человек, воспитанный общиной, как правило, укоренен вее отношениях, обладает чувством уверенности в своем будущем, ощущениемустойчивости и надежности окружающего его социального мира, живет полноценнойэмоциональной жизнью, испытывает глубокие и яркие ценностные переживания,ожидает от окружающих его людей теплоты и поддержки и сам готов относиться кним доверительно. Человек, выросший в условиях общества, обладает развитыманалитическим мышлением, способен сопоставлять факты и делать выбор,планировать свои действия. Онумеет договариваться с другими людьми на почве общих интересов, всегда хорошоосознает свою пользу, опытен в том, как вести себя в разного типаобстоятельствах. Умеет находить выход из различных сложных ситуаций и всегдагорячо защищает свою свободу от других. Миры, в которых живут члены общины иобщества, совершенно различны. Если бы такие идеальные условия, как мы их здесьпроанализировали, существовали на самом деле, то перемещение человека между нимибыло бы, скорее всего, неразрешимой проблемой.
Мы рассмотрели здесь сферу социальной воли, а онанепосредственно связана с психикой отдельного индивида, его индивидуальнымипроявлениями. В социальной воле люди выходят за пределы сознания, их породившего,становятся явлениями психики коллективной, сохраняя при этом напряженность,свойственную акту воления, решимость осуществить нечто, воплотить в жизнь. Но,пройдя процесс согласования, в котором участвует множестве воль, эти изначальноиндивидуальные психологические проявления обречены воплотиться в фактысоциальной действительности. Очевидно, что эти факты, порожденные разнымитипами социальной воли, должны отличаться друг от друга как по форме своегопроявления, так и по способу своего существования в социуме.
Все множество и разнообразие социальных фактов можносвести к их основанию – это, прежде всего формы, упорядочивающие отношениямежду людьми, это фиксация социальных отношений, установленных разнымиспособами и для различных целей, а социальные отношения, как мы уженеоднократно упоминали, - это права и обязанности, ориентированные взаимно. То,какую форму принимает сама фиксация этих прав и обязанностей, зависит отусловий существования людей.
В общине все отношения прочны и долговременны, поэтомуправа и обязанности соотносятся не с отдельным конкретным субъектом, а образуютв социальном пространстве общины как бы сгустки, называемые обычно "статусами". Человек проходит за свою жизнь через значительноечисло статусов, занимая их последовательно в соответствии со своим возрастом,полом, жизненным опытом, способностями. Люди приходят и уходят, а системастатусов остается, незначительно меняясь (или, если уж описывать совершенноидеальный случай, - не изменяясь вовсе). Находясь в одном статусе, человекподчиняется людям, находящимся в сопредельных с ним статусах; когда он занимаетдругой статус, подчиняются уже ему.
Напротив, в обществе главная форма упорядочениясоциальных отношений - договор (или контракт). "Из каждого статуса, также, как и из каждого договора, следуют права и обязанности для индивидуальногоЯ или лица". Но они очень своеобразно соотнесены друг с другом."Статус не имеет индивида в качестве своей предпосылки... Договор,поскольку он создан индивидуумами и будучи продуктом их мышления, находится внеих, должен пониматься только через индивидуума". Договор упорядочивает только ту часть сферы воли, котораяявляется общей для вступивших в отношения субъектов. "Эта область,вырванная из-под абсолютной власти субъекта А, находится еще под частичнойвластью субъекта А, но уже и под частичной властью субъекта Б". Накакой-то момент создается объединенная воля, "которая необходима каждомуиз них на время совершения двустороннего акта, чтобы он мог быть завершен"[1, p. 41].Договариваются между собой только вступающие в отношения субъекты, и именно ониопределяют форму того социального феномена, который возникает в результате ихсоглашения.
Правда, договариваются они и действуют потом согласнодоговоренности не в безвоздушном пространстве, существуют социальные феноменыдругого, более абстрактного уровня, которые защищают права третьих лиц исоциального целого, внутри которого все это совершается, но они не могутнепосредственно указывать договаривающимся сторонам, как им построить своиданные конкретные отношения.
Отсюда - различные основания этих социальных форм,утверждающие их в сознании носителей данной культуры. Для члена общины системастатусов представляет собою социальный мир, который мало чем отличается (аможет быть, и вовсе никак не отличается) от реальной действительности с еенепреложными объективными закономерностями, для члена общества - этоусловность, зависящая только от воли договаривающихся и держащаясяисключительно на осознании их общих интересов.
Та и другая форма социальных отношений фиксируется,но, естественно, также по-разному, хотя в обоих случаях фиксированные нормы,упорядочивающие форму социальной жизни данного целого, отливаются в право. Право - это уже не индивидуальные договорныеотношения, они касаются всех, и в основании их лежат общие и взаимосвязанныеубеждения этих "всех". Эти убеждения - сила, "скрепляющая людей как членов единогоцелого". Но для того, чтобы эти убеждения стали "действительнымоснованием согласия и мотивирующим фактором", они должны получить"обоснование и смысл". Только то, что имеет смысл, может стать правом[1, p. 20, §9 1-гораздела I-й книги].
Тот порядок, который утверждается в общине, мыслитсякак необходимый, установленный в силу божественной и религиозной справедливостии подкрепляемый законом совести. В предыдущей лекции мы говорили о системесанкций за нарушение нормы, выстроенной Говардом Беккером. Из этого построения следовало,что наиболее защищенные нормы - это именно "священные", а падениеустойчивости нормы идет от этой "священности" по направлению кхарактеристике, определяемой как "светскость". И действительно, еслив общине основанием нормы является ее божественное установление, а охраняет еезакон совести, то в обществе основание выводится из "общей пользы", асохранение ее мотивируется "интересом". То место, которое в общинезанимает религия, в обществеотведено общественному мнению.Именно оно, в конечном счете, обсуждает и утверждает социальную норму ивыявляет ее смысл, в результате чего она имеет возможность стать частью права.
Столь же различны и внешние формы социальных феноменовв тех идеальных типах, которые мы здесь рассматриваем. Общинная норма имеет видпривычки и обычая: привычки - дляотдельного человека или нескольких людей, обычая - для всего сфер социальногоцелого. Основанные на памяти и привычке, обычаи стоят очень близко к сферечувств человека, а потому они очень сильно защищены моральным чувством [1, §§7-8 первого раздела второй книги]. Вера, преданиеи укорененная во времени традиция так надежно защищают социальную норму изнутри каждого отдельного индивида в общине, что она можетдлительно существовать и сохранять свою форму, не будучи никак зафиксирована набумаге, в специальных документах[2].Но, повторим, речь идет не о реальных общинах, в которых всегда существуютэлементы, характерные для противоположного типа. Там же, где законы неустанавливаются заново, а существуют издавна, обычно достаточно бывает моральногочувства, для того, чтобы они были полноценно функционирующей нормой. Право,основанное на обычае, поэтому и называется в специальной юридическойтерминологии "обычным правом".
Напротив, для юридического права, характерного дляобщества, необходима обязательная и подробная фиксация в виде документа, утвержденногоеще печатями и подписями. А для защиты этих постановлений и норм формируютсяспециальные органы, приводящие в исполнение наказания, которые также подробнофиксируются: кому, за что и какое наказание положено. Естественно, когда нетрелигиозного и традиционного обоснования нормы, моральное чувство за еенарушение слабеет: то нарушение, которое прямо меня не касается, не вызывает вомне никакого желания бороться с ним и принимать участие в его ликвидации. Еслив писаных законах существуют лазейки, которые можно использовать, чтобыреализовать свои интересы, такое "уклонение" от принципа уважения кправу считается если и не похвальным, то, по крайней мере, естественным: можно"понять человека", уж очень ему было нужно. Так что по мере наращиваниявнешних "бастионов" формальных санкций и расширения органовисполнения права, внутренний дух защитников социальной нормы слабеет.
Чтобы сосредоточить на этом внимание, повторим, что томесто, которое в общине в обосновании и подкреплении социальных феноменовиграет религия, в обществе отведено общественному мнению. "Религия прямо ипо существу своему моральна, она теснейшим образом связана с темтелесно-духовным союзом, который объединяет поколения людей" [1, p. 241].Ценностное и моральное чувство - это то, что естественно для религиознойатмосферы. Это - основа "священности" нормы.
Религиозное обоснование правовой структуры общиныспособствует формированию "порядка, который не только осознается ивводится как некоторый объект, но существует в человеческом сердце каксклонность [чувство = Getühl] к необходимому и доброму икак отвращение к различной мерзости, т.е. как закон совести". Поэтому"естественное право есть одновременно религиозное и божественное право инаходится в ведении священников" [1, p. 207].
Материал, связанный с работой общественного мнения, -это представления, точки зрения. Общественное мнение занимается согласованиемотдельных частных мнений с общими и официальными. Эту работу приходитсяпроделывать постоянно, поскольку субъект рациональной воли руководствуется всвоих действиях собственным мнением, а частные мнения далеко не всегдасовпадают друг с другом и с уже выработанными общими точками зрения. Общественноемнение базируется на доктрине, которая на данный отрезок времени считаетсяправильной, - и вот по отношению к этой доктрине оцениваются вновь возникающиев обществе социальные нормы, устанавливаемые социальной волей тех или иныхсоциальных образований - и в случае согласия с этой доктриной считаютсяправильными и общепризнанными [1, pp. 231-232,§31].
Поскольку общество отнюдь не представляет собой хорошосогласованного единства, в нем возникает борьба различных социальных групп засвои интересы, которые для своего осуществления требуют наличия определенноготипа социальных структур. Механизмы создания и обработки общественного мнения,которые хорошо известны любому человеку в наше время (партийные заявления ипрограммы, пропаганда и агитация, компании в СМИ и проч.), имели место уже и вовремена Тённиса. К этому очень активно развивающемуся феномену он относитсядостаточно сдержанно, не выражая особенного восторга по поводу эволюциисоциальной системы в этом направлении.
Итак, подводя итоги своего разделения на идеальныетипы, Тённис указывает: век общины "характеризуется социальной волей вформе согласия (Eintracht), нравов ирелигий", а век общества: "социальной волей в виде конвенции,политики и общественного мнения" [1, p. 247]. Но этоне описание генезиса как такового. В реально существующих видах поселений,общин, сел, городов и т.д. одновременно сосуществуют оба типа признаков, только присутствуют они вразной степени.
Собственно, представление об эволюции возникает вконцепции Тённиса только после того, как он, тщательно выстроив свои идеальныетипы, переходит наконец к анализу промежуточных. Это уже реальные феномены,существующие в действительности, но Тённис рассматривает их не во всей полнотеих многообразной жизни, а в соответствии со своими переменными. Поэтому длянего это не возникшие друг за другом или друг из друга формы, а наборыидеально-типичных характеристик, взятые в различной степени развитости. Инымисловами, речь идет не об исторических, а логически сконструированных феноменах.Но исторические феномены просматриваются за ними довольно ясно.
На том отрезке континуума, который прилегает кидеальному типу "община", располагается прежде всего общинакровнородственная , затем общины, характерные для земледельческих поселений.Основаны они на обычном праве, носителем которого для кровнородственной общиныявляется большая семья с ее многочисленными разветвлениями, а дляземледельческой - народ, - Тённисназывает его "коллективным существом". По сравнению скровнородственной общиной, народ гораздо более внутренне дифференцирован, в немвыделяются отдельные группы и органы. Согласие поддерживается и вырабатываетсяв этом существе на основе общего языка, о6щих воспоминаний, а также ввидунеобходимости осуществлять общее действие. Выработанные социальные нормы ипредставления фиксируются в культуре. "В общине, - утверждает Тённис, -идея (т.е. представление о социальном теле) чище, а в коллективном существе - полнее" [1, p. 220].Коллективное существо в прямом смысле общиной уже не является, но оно, подобнообщине, складывается в процессе своего развития помимо целенаправленного усилияего членов.
Главными формами общинной жизни являются дом, село,город, причем речь идет о небольшом городе в той его форме, которая былахарактерна, например, для средних веков. Дом (семейная жизнь) наиболее чистовоплощает идею единомыслия (Eintracht), человек принадлежит к ней всеми своими убеждениями.Для деревни характерны нравы. Онисуществуют в виде обычаев (Brauch), которые утверждаются благодаря повторениюодинаковых действии в одинаковых условиях, а поддерживаются традицией ипреданием (Überlieferung). Обычай - отчастипростое и естественное действие, такое как свадьба или похороны, но он включаетв себя проявление чувственных знаков и мыслей, а также в разной степениразвитые символические элементы.
По мере расширения поселений, развития миграции,передвижения целых народов и пр. кровнородственные связи дополняются изамещаются соседскими. При этом увеличивается возможность вражды, столкновенийиз-за нарушения установленных норм. Это, например, касается уважения к собственности.В этих условиях авторитет наделяется усиленной функцией охраны права, хотяобщинная культура вырабатывает и свои все более сильные способы объединениялюдей: торжественные празднества, обряды и церемонии. Увеличивается рольсимволического элемента. Там, где для охраны нормы недостаточно становитсяестественного порыва, на помощь моральному чувству приходит чувство долга.
Внешними факторами, скрепляющими эту внутренне ужедовольно сильно дифференцированную общину, является связь по земле, а также вовремени: могилы предков, воспоминания о пережитом вместе и др.
Тённис пишет об этом скрепляющем людей факторе сбольшим и даже, можно сказать, поэтическим чувством: "Земля несет на себеих [земледельцев] шатры и хижины, и чем прочнее, долговременнее жилища, темсильнее срастается человек с этим своим ограниченным клочком земли... это -общая, постоянно повторяющаяся работа бесчисленных поколений... но также испособность к ней, требование занятия и навыка, передаваемого от отца к сыну.Поэтому заселенная и освоеннаяобласть общей земли - это страна отцов и предков, по отношению к которым всеощущают себя истинными потомками, а к своим современникам привязаны, как кбратьям и сестрам. И, таким образом понимаемая, она [земля] может представлятьсобой живую субстанцию, которая будет оставаться неизменной при всех сменахчеловеческих поколений как их акциденция и элемент, обладающий собственнойдуховной и психологической ценностью. Как общая сфера воли, создающая связьмежду не только рядом, но и другпосле друга живущими поколениями людей. Точно так же, как привычка образуетнаряду с инстинктом крови сильнейшую связь между рядом живущими людьми, памятьсвязывает еще живущих с умершими, их еще знают, боятся, почитают. И если родинавообще приковывает к себе как место дорогих воспоминаний, то отделение от неетяжко. Удалившихся влечет назад ностальгия, тоска по родине, ведь она имеет длявыросших на ней и верящих в нее еще особое значение - как место, где жили их предкии где они похоронены, где еще витаютдухи ушедших в стенах жилищ и над их кровлями, сохраняя их и опекая, но такженапоминая и требуя. Метафизическая сущность рода, племени, а также деревенского или городскогосообщества - это их законная земля, она живет с ними как бы в бракеобозначенный законом период. То, что в браке привычка, здесь нравы (Sittl)" [1, pp. 214-215].
Мы специально привели эту длинную выдержку, чтобы датьпредставление о Тённисе не просто как ученом, разработавшем интереснуюконцепцию, но как о мыслителе более широкого плана. Сам он неоднократноподчеркивал, что "описывает не конкретную общину или обобщеннуюразновидность ее, - просто работает с абстрактными переменными, комбинируя ихпо-разному" и, разумеется, опуская все многочисленные детали, составляющиеживое тело конкретной общины. Но приведенный отрывок показывает егонеравнодушие. О нем говорили, что он явно питает склонность к одному иззаданных им типов (действительно, ведь он вырос на ферме своего отца и хорошодолжен был знать и переживать общинные отношения). Но, по-видимому, егонеравнодушие относится все-таки не к самой общине как таковой, а к людям,которых неумолимый процесс разрастания городов и вторжения их характеристик вовсе большее количество реальных социумов вырывает из теплой, обжитой и надежнойсистемы отношений и выбрасывает беспомощными и неподготовленными в чуждую имжесткую среду. Постепенно элементы, чуждые общинному духу, все большевнедряются во все еще патриархальные по форме образования, происходит ихпостепенный и обычно болезненный распад.
Русские писатели-разночинцы и народники зафиксировалинам этапы распада русской сельской общины в конце XIX века. Особенно характерныв этом отношении очерки Глеба Успенского, долго жившего в такой общине средикрестьян. Впрочем, сами "доброхоты" русской общины многосодействовали этому распаду, отправляясь в село, пропагандировать средикрестьян новые, более современные, с их точки зрения, взгляды и способыповедения. Они не понимали, что разваливают таким образом изначальную систему,поддерживающую общинную совместную жизнь. Им казалось: достаточно что-тонемного исправить и добавить, и прежняя совместная жизнь станет лучше, а,следовательно, прочнее. И не понимали, почему крестьяне так сопротивляются ихпопыткам нововведений. Не понимали этого и многие просвещенные помещики иуправляющие имениями, которые тщетно пытались внедрить новые способыхозяйствования и новые отношения с крестьянами.
Очень любопытны размышления Льва Толстого над даннойпроблемой в его романе "Анна Каренина". Обычно читатели стараютсяпобыстрее пробежать глазами или даже вовсе перелистнуть «занудные» рассужденияЛевина о его отношениях с крестьянами. Но они исключительно интересны с тойточки зрения, которую мы здесь разбираем. Левин пытается наладить с крестьянамидоговорные отношения, предлагает им участие в общих прибылях, некоторые новые иболее выгодные для них способы расчета, но все время натыкается на совершеннонепонятную ему форму реакции. Крестьяне, которым он все это объясняет, не точто не понимают (они как раз понимают ход его рассуждений), но внутренне неприемлют всего этого: они скучают, начинают думать о другом и стремятсяпобыстрее уйти к своим привычным делам и обязанностям. Моментом откровения дляЛевина стало его присутствие на покосе, когда он оказался свидетелем яркогопразднества: мимо него, лежащего в копне сена и потому невидимого, с песнями,хохотом и весельем проходят крестьянки. Потом на месте ночлега разводят костры,и практически всю ночь оттуда доносятся взрывы смеха, песни. После тяжелоготрудового дня эти люди как бы получают второе дыхание. Им хорошо вместе, несмотряна все трения, столкновения, взаимные обиды, которые, безусловно, существуют вих совместной жизни. Этот праздник - покос - как бы все это отодвигает, делаетневажным, а важно - вот это совместное чувство, омывающее душу, возрождающееощущение общности и принадлежности к чему-то целому, изначально существующему.
Мы видим здесь необычайно яркий пример того, чтоТённис назвал инкорпорированностью естественной воли в действие. В результатесвоих размышлений Левин приходит к выводу, что русский человек хорошо работает,только нужно дать ему работать так, как он привык и как ему кажется удобным. Аразличные способы улучшения способов ведения хозяйства, по-видимому, могутотрицательно повлиять на другие не менее, а может, и более важные стороны жизни крестьян, которые они высоко ценят.
Начать рассуждать о полезности участия в общихприбылях с помещиком, рассчитывать эти прибыли - означает изменить всюпривычную систему мышления, выделить ее из действия, расчленить на составляющиечасти, понять, где цель и какие средства ей будут соответствовать.Специализация же представлений о целях и средствах, как утверждает Тённис, -это поворотный момент на пути от общины к обществу. Может быть, советчикиправы, и вновь возникшее целое будет чем-то лучше привычной общинной жизни, но,чтобы его достичь, придется пройти период разрушения старых форм, а это оченьболезненный и, что самое главное, длительный этап. Так что поколение, начавшееэтот переход, не воспользуется его результатом, его жизнь придется именно напериод распада.
Известен факт, что в начале XX века, когда в Польшеначалась борьба за всеобщее образование, польские крестьяне противилисьвведению в селах школ общего типа. Они объясняли это так: "В них нашимдетям прививаются представления и идеалы, которые они потом не могутреализовать в своей жизни и просто на всю жизнь становятся несчастными,разочарованными людьми". И в этих словах много здравого смысла. Из-занежелания разрушать основные формы общинной жизни (которые к тому времени уже итак были достаточно размыты и, по существу, не имели будущего) русские крестьянемассами отказывались выходить "на отруба", что предлагал им Столыпин,уверенный, что новая система землевладения улучшит перспективы русскогоземледелия. Само земледелие, наверное, действительно стало бы лучше, но вотдругие стороны жизни крестьян от этого могли пострадать, поскольку в общине всеочень тесно связано и переплетено.
Идеально-типичные характеристики одной системы неочень сочетаются с характеристиками другой. Когда в том или ином социуме ониоказываются примерно в одинаковой «весовой категории», они неизбежно начинаютсталкиваться друг с другом и угнетать друг друга. И надо сказать, что обществов условиях этой борьбы - система более сильная. Человек общества стремитсяовладеть природой, включая и свое социальное окружение. Но поскольку в этих егостремлениях ему противостоит другой, со своими целями, действующий"независимо от него и даже в противовес ему", то они должны найтикакие-то формы, чтобы существовать рядом друг с другом, соблюдая каждый своиинтересы [1, p. 130]. Ониобладают мышлением, которое "отделено от действия и возвышается надним", они умеют планировать свое будущее, "превращая для себя конец ирезультат в цель". Отделение средств от целей позволяет производить выборсредств и формировать соответствие средств целям, располагая их наилучшим способомс точки зрения достижения цели. Продолжая чувствовать себя чужими друг другу,эти люди умеют выделить общие им желанияи наметить общие дела и ради общих достижений входят в отношения друг с другом.Короче, каждый отдельный человек способен овладевать ситуацией, преодолеватьнеблагоприятные обстоятельства, договариваться с различными, совсем не близкимиему людьми. Человек общины ничего этого не умеет. Выброшенный из общиныпроцессами ее распада, он оказывается в новых обстоятельствах совершенно беспомощным.Новый образ мышления формируется долго и трудно и часто завешается только вовтором или в третьем поколении.
Как процесс экономического развития, так и утверждениегосударства, которого общинное существование не знало, активно действуют, какопределяет Тённис, "против народных обычаев и всех традиционныхавторитетов, а, следовательно, и против Церкви, поскольку она сохраняет своюсобственную мотивирующую силу и собственную концепцию". И здесь в деловступают и начинают все более ясно осознаваться важнейшие проблемы бытия истановления человеческой культуры. Ведь бытие культуры - это изменение, азначит одновременно различие и разложение существующих форм. В ходе этогопроцесса общинное сознание на уровне "коллективного существа", т.е.народа, все более раздвигая рамки осознаваемого мира, вырабатывает идею очеловечестве как особого вида общине. И здесь важной становится "идеяЦеркви и духовного царства-универсума, идея, которая, будучи вечной,возрождалась все вновь и вновь на базе возвышенного и знанием проясненногосознания и, по мере своего существования, все более оформлялась" [3, pp. 266-276].
Ощущая, что огромная всенародная община должна как-топоддерживать свою внутреннюю общность, общинное сознание приходит к выводу, чтоэто может быть достигнуто, если члены такой общины "ощущают себя членамимистического тела Церкви» [3, p. 38]. А вот корпоративное(социумное) сознание вырабатывает свои способы объединения людей именно наассоциативном основании, а потому происходит процесс оформления "обычногоправа" в формальное, юридическое, а вместо идеи Церкви в качестве объединяющегофактора выдвигается знание и его носительница - наука.
Структуру нравов общинных форм социума испокон вековподкрепляли обычаи, традиция и вера. И вот эта опора начинает ослабевать иразрушаться. Правила разумного порядка в обществе пытаются устанавливать наосновании науки, и постепенно образ мышления человека в обществе становится всеменее предрасположенным к религии, и все больше - к науке.
Тённис утверждает, что "реальное значениефилософских споров в начале современной эпохи (т.е. в XIX веке) - это уход впрошлое христианской точки зрения на мир и возникновение новой, которая ищетсебе обоснование в научном понимании, а не в вере, но по этой причинеоказывается противостоящей всем точкам зрения, опирающимся на природное,традиционное, освященное" [3, p. 37].
Были ученые, воспринимавшие такое положение вещей содобрением. Им казалось, что благодаря этим процессам человек высвобождаетсяиз-под сильного влияния общины и религиозных догматов и становится, наконец,свободной и разумной личностью, способной распоряжаться собственной жизнью и строитьее по своему усмотрению, но Тённис к таким энтузиастам не принадлежал. Он такописывает последствия политической и идеологической деятельности, направленнойна "выдавливание" из общества всяких общинных форм: "Как вполитической, так и в социальной системе возрастают лишенные предрассудков идаже щепетильности рационально-волевые, индивидуальные члены общества, которыестремятся к власти и используют любое имеющееся в наличии средство длядостижения своих целей. Таковыми они созданы, так и действуют: отдельные люди,группы и государства становятся все более дифференцированными, втянутыми вконкуренцию, способными без оглядки на других соблюдать свою собственнуювыгоду" (3, p. 39).
Приведем здесь и еще один, более жесткий пассаж очеловеке корпоративной культуры развитого большого города. "Большой городи корпоративное состояние - это угасание и смерть народа, который пытаетсяобрести силу в большинстве и, когда ему кажется, что он этого достиг,использует эту силу для мятежа, усиливая тем свои несчастья. Массы, поднявшиесяк сознанию, повышают свою образованность посредством школ и газет. Отклассового сознания они переходят к классовой борьбе. Классовая борьбаразрушает общество и государство, которые она собиралась преобразовать. И всякультура в общественной и государственной цивилизации преобразуется так, что вэтой своей преобразованной форме сама культура приходит к концу; тем не менее,по-видимому, после ее разрушения остаются некоторые жизнеспособные зародыши.Суть и идеи общины будут возвращаться, и из них таинственными и внутреннимипутями разовьется новая культура" [1, pp.246-274].
Как мы увидим, подобной же довольно пессимистическойточки зрения придерживался и Макс Вебер, и ряд других крупных ученых иличностей. Предчувствие тяжелых времен характерно для начала XX века, прокоторый поэт Осип Мандельштам сказал: "Мне на плечи бросаетсявек-волкодав". Две мировые войны и тяжелые социальные потрясения обрушилисьна Европу, что, конечно, не способствовало развитию культуры из"жизнеспособных зародышей". Но здесь нужно обратить внимание на то,что Тённис, не воспевая процесс социальной эволюции, как якобы ведущий личностьи общество к расцвету, тем не менее, не подписывает смертный приговорчеловеческой культуре вообще. Просто он реально оценивал процесс преобразованияобщества как длительный и тяжелый, во время которого элементы распада будутпреобладать по сравнению с элементами созидания. Он прекрасно осознавал, чтосам он не увидит эту новую преобразованную культуру, вновь ставшую уютной длячеловека. Что остается делать человеку в такой межеумочной ситуации? Работать,конечно. Тённис и работал. Но процессы преобразования охватили и европейскуюнауку, хотя пальма первенства понемногу начала переходить к американскимсоциологам.
Накопленный багаж социологической мысли существует ипостепенно осваивается современной социологией, хотя в России довольно медленно.У нас судьбы науки дополнительно осложнились еще тем, что в советское время властиусвоили себе порочную практику объявлять целые области знания"лженауками", чем вызвали огромное отставание в развитии, вчастности, и социологии. Освоение наследства того времени, для которогохарактерно интенсивное напряжение мысли, является, по нашему мнению, важнейшейзадачей. Наша российская социология должна стать на прочное культурноеоснование. И одним из краеугольных камней этого основания должны явиться работыТённиса.
Сноски к лекции 2
1. Genseinschaft undGesellschaft. Grund-begrifte der reinen Soziologie von Ferdinand Tönnies. Auflage 6 und7, Verlag Karl Curties, Berlin, 1926.[3]
2. Toennis F. On Sociology: Pure, Applied, and Empirical. SelectedWritings. Edited and With an Introduction by Werner Y. Cahnman and Rudolf Heberle.Chicago: University of Chicago Press, 1971.
3. Toennis F. Begriff von Gemeinde // Soziologische Studien undKritiken. 1925. № 2.
[1] Идеальным потерминологии самого Тённиса.
[2]Правда, заповеди были даны на скрижалях, и есть исторические сообщения о том,что иногда законы, данные тем или иным царем, высекались на камне.
[3] На русскомязыке: Теннис Фердинанд Общность и общество. Основныепонятия чистой социологии. М.: Владимир Даль, 2002.
