Россия является одним из крупнейших мировых экпортеров углеводородного сырья. Споры с Украиной и странами СНГ о цене за газ, планы строительства новых газо- и нефтепроводов - основное содержание актуальной российской политики. Менее известно то, что внутреннее производство парадоксальным образом страдает от дефицита сырья, и Россия продолжает покупать за рубежом все большую гамму товаров, зачастую произведенных из наших же нефти и газа. Возможности развития собственной переработки сырья, роль государства, корпораций и сферы науки в этом мы обсуждаем с заведующим лабораторией окисления углеводородов Института химической физики им. Н. Н. Семенова, профессором Владимиром Арутюновым. Беседовала Ирина Самахова.
В чем Вы видите выход из сложившейся ситуации?
Необходимо развивать собственную нефтегазохимию, которая сейчас находится в упадке по многим причинам, не последняя из которых – дефицит сырья.
Позвольте, но как такое возможно в стране, которая является одним из мировых лидеров по добыче и экспорту углеводородов?
Как раз по этой причине сырья и не хватает. Мы живем за счет экспорта, он активно развивается, а собственная перерабатывающая промышленность сидит на голодном пайке. Сейчас планируют построить новые крупные нефте- и газопроводы в Китай и Европу, а тем временем ситуация с сырьевыми ресурсами для внутренних производителей продолжает усугубляться. Россия в буквальном смысле слова проедает свои богатства. Все прекрасно понимают, что это плохо, но перестать "проедать" пока не получается, потому что сейчас государственный бюджет формируется в основном за счет экспортных поставок сырья.
Казалось бы, гораздо выгоднее продавать продукцию более высоких переделов. То есть не природный газ, а хотя бы полиэтилен, метанол…
Разумеется. И спрос на эту продукцию на мировом рынке очень высок, и производить ее в России, казалось бы, выгодно за счет низких внутренних цен на сырье. Только это существенно сложнее, чем перекачивать нефть и газ. К тому же для этого сначала необходимо модернизировать промышленность, а заметного желания вкладывать свободные "длинные" деньги в производство пока не наблюдается.
Если говорить про газохимию, то каждый передел продукции повышает ее стоимость в несколько раз. Выгоднее всего производить и продавать, к примеру, полиэтиленовые трубы, которые пользуются растущим спросом на российском и мировом рынках. В производстве такой продукции нет ничего принципиально сложного, но Россия ее почти полностью импортирует. Продаем газ – покупаем произведенные из него же трубы.
Каким может быть выход из ситуации?
Возможен некий "ход конем", позволяющий создать современную промышленность, не ущемляя интересы существующих монополий. Для этого нужно добраться до незадействованных источников сырья, не имеющих экспортной перспективы. Хотя у России самые большие в мире запасы природного газа, но значительная часть от уже разведанного сырья сосредоточена в так называемых малых и отдаленных месторождениях, которые сейчас законсервированы по той причине, что тянуть туда трубу экономически невыгодно. Кроме того, по мере выработки многих промышленных месторождений значительные объемы газа будут оставаться в виде так называемого низконапорного газа, который уже нерентабельно подавать в трубопроводы высокого давления.
Между тем существуют отечественные технологии, позволяющие прямо на месте перерабатывать газ в жидкие продукты, транспортировать которые гораздо удобнее и дешевле. Одну из таких разработок предлагает, скажем, и наша лаборатория. Новая технология позволяет получать метанол методом прямого окисления природного газа. Процесс может быть реализован на установках заводского изготовления, монтируемых непосредственно в местах газодобычи. Можно прямо на месторождении получать метанол - важнейший продукт для химической промышленности.
Сама газовая отрасль тоже нуждается в метаноле, потому что с его помощью предотвращается образование твердых газогидратных пробок, сильно осложняющих работу газопроводов. Кроме того, подписанный нашей страной Киотский протокол настоятельно требует прекратить практику факельного сжигания углеводородов в местах добычи. Их сжигают, потому что по магистральным газопроводам подаются только чистый сухой метан или нефть, а промежуточные углеводородные фракции, состоящие в основном из этана, пропана и бутана, на большинстве месторождений в настоящее время девать некуда.
Но в принципе можно получать дополнительную ценную продукцию на основе "бросового" сырья. Наши разработки - не единственные, существуют и другие подходы, позволяющие решить проблему переработки небольших объемов углеводородных газов в промысловых условиях. Нас со всеми российскими коллегами объединяет общая беда – невостребованность инноваций.
Здесь мы сталкиваемся с извечной проблемой: почему российские разработки редко доходят до стадии промышленной реализации, гораздо реже разработок зарубежных ученых?
Дело в том, что у отечественного бизнеса и государственных чиновников отсутствует понимание того, что создание любой промышленной технологии требует предварительных затрат, и немалых, которые непосильны разработчику. Инновационные структуры, выполняющие эту роль на Западе, у нас просто отсутствуют, а отечественный бизнес, по известным причинам, не хочет вкладывать деньги в проекты, срок окупаемости которых превышает один - два года.
Разработчики не могут ответить на многие закономерные вопросы потенциальных потребителей технологии, потому что у нас нет действующего промышленного образца и соответствующей проектной документации, а есть только ноу-хау и экспериментальная установка, способная продемонстрировать возможности технологии. Строительство и необходимая доработка опытного образца требует затрат - порядка миллиона долларов. Но небольшим и средним производственным фирмам нужны уже готовые решения, готовые технологии. Инновации - это не их профиль.
А чей это профиль? Что делает тот же "Газпром" или крупные нефтяные компании?
К сожалению, «Газпром» и большинство других крупных российских компаний этого профиля позиционируют себя именно как добывающие компании. Их интерес – в максимальном увеличении объема экспорта и получении максимальной экспортной выручки. Серьезного желания заниматься переработкой добываемого сырья у них нет.
У "Газпрома" есть несколько газоперерабатывающих предприятий по извлечению из природного газа некоторых полезных компонентов, доставшиеся ему с советских времен, но серьезно развивать переработку российского газа внутри страны, насколько мне известно, не планируется. Кроме того, нам всем только кажется, что газовая отрасль ломится от свободных денег. "Газпром" должен выполнять обязательства по поставкам, а для этого нужно поддерживать в рабочем состоянии тысячи километров газопроводов, многие из которых строились давно и уже выработали свой ресурс.
Судя по всему, "Газпром", Лукойл и другие гранды российской нефте- и газодобычи не планирует серьезно вкладываться в развитие собственной отраслевой науки и создание собственных технологий, предпочитая закупку готовых зарубежных технологий и оборудования. Это заметно уже по тому, что на протяжении последних лет представители этих компаний не проявляют никакого интереса к международным конференциям по проблемам переработки природного газа, щедро спонсируемым зарубежными компаниями аналогичного профиля.
Сегодня газохимия как наука бурно развивается во всем мире, даже в странах, практически не имеющих своего газа, в нее текут огромные деньги, а в России, оказывается, она никому не нужна. В США, например, не хватает своего газа, но американские корпорации в последние годы потратили два с половиной миллиарда долларов на работы в области газохимии, построив несколько крупных экспериментальных заводов и установок.
Стоп, не хотите ли Вы сказать, что за российские лаборатории за миллион долларов могут сделать то, на что США потратили 2,5 миллиарда? Если это так, то почему бы просто не продать технологию на Запад? Или не подождать западных инвесторов, которые вложатся в российскую газохимию, потому что это выгодно?
У нас с Америкой совершенно разные проблемы. Американская газохимия ориентирована на комплексную высокотехнологичную переработку больших объемов собственного сырья и сырья крупнейших добывающих регионов мира, расположенных, в основном, в благоприятных климатических условиях и имеющих развитую инфраструктуру. Сейчас на Ближнем Востоке строятся крупные газохимические предприятия, ориентированные на выпуск экспортной продукции для промышленно развитых стран.
Что касается России, то от нас требуется и ожидается только бесперебойная поставка сырья, а разработка малых и удаленных российских месторождений западный бизнес мало интересует. Вообще, комплексная переработка российского сырья должна интересовать в первую очередь Россию. Вряд ли можно рассчитывать на то, что без серьезной стимуляции и поддержки государства российский бизнес самостоятельно справится с возрождением промышленности на новой технологической базе.
Вот сейчас Вы предложите "нефтяные" сверхдоходы тратить на нужды науки и новых технологий…
В какой-то мере это было бы разумно, на мой взгляд. Вся наша промышленность нуждается в модернизации, но обновлять ее следует на основе собственных инноваций, иначе мы всегда будем отставать по сравнению с теми странами, которые сделали научно-технический прогресс стержнем своего экономического развития.
За Соединенными Штатами нам все равно не угнаться. К тому же там тратят огромные бюджетные деньги именно на научные направления, а не бюрократические учреждения от науки. На Академию можно и весь Стабфонд спустить, но нет никакой гарантии, что хоть что-то останется на "доведение до ума" конкретной разработки.
Академия пытается играть роль монопольного государственного финансового учреждения, контролирующего все денежные потоки, отпускаемые государством на все направления научных исследований. Отсюда и перманентный конфликт с Минобрнауки.
В США, например, средства федерального бюджета на научные исследования распределяются целой сетью федеральных агентств, конкурирующих между собой за свою долю бюджета. Конкуренция подразумевает и жесткий контроль за эффективностью расходования средств. Нам тоже необходимо уходить от безответственности.
Не ограничивая свободы исследований, государство должно не только четко сформулировать приоритетные для страны направления, в том числе прикладного характера, но и обеспечить их реальное адекватное финансирование с жестким контролем если не конечного результата, то, по крайней мере, эффективности использования средств.
Безусловно, создание отечественных технологий переработки углеводородного сырья должно относиться к приоритетам высшего ранга. В стране сейчас существует несколько научных коллективов, которые предлагают широкий спектр взаимодополняющих решений в области химической переработки природного газа. Полезно было бы объединить их усилия, создав специализированный инновационно-технологический центр, оснащенный оборудованием, недоступным каждому из коллективов по отдельности.
Думаю, со временем, увидев серьезность государственной поддержки, к финансированию присоединится и отечественный бизнес - в надежде на преференции и выгоду от внедрения у себя разработок, финансируемых государством, которое в данном случае играло бы роль отсутствующего в России венчурного бизнеса. Финансовая же выгода государства будет состоять в увеличении налогов от растущей производственной деятельности промышленности, перерабатывающей отечественное сырье в более дорогостоящую продукцию.
Нарисованная Вами картина в данный момент времени безумно далека от действительности. Вы верите в чудо?
А так обычно и приходит удача – самым невероятным образом. Недавно я читал лекции для производственников на курсах повышения квалификации, и наши идеи заинтересовали главного инженера одного из газоперерабатывающих предприятий. Он предложил внедрить технологию на своем предприятии. Уже выполнен проект промышленной установки, и есть надежда, что она будет построена. Это было бы большим продвижением.
К тому времени, как такие действия приобретут массовый характер, в стране кончится газ… Простите за такую злую шутку, но это сейчас самая модная тема для обсуждения: что будет с нашей цивилизацией после того, как иссякнут источники углеводородного сырья? У Вас есть мнение на этот счет?
Я могу с уверенностью сказать, что после газа будет газ. Современные исследования показывают, что, в отличие от нефти и угля, это частично возобновляемый ресурс. Продолжающаяся естественная дегазация нашей планеты восполняет запасы природного газа. Кроме того, помимо огромных разведанных запасов традиционного газового сырья, существуют пока нетронутые кладовые метана в виде твердых газовых гидратов. Это "горючий лед", который залегает под слоем вечной мерзлоты и на дне мирового океана. В такой форме "хранится" более половины всего органического углерода Земли, и эти запасы со временем будут осваиваться.
Есть еще некоторые надежды, что к середине или к концу текущего века наука решит проблемы, постоянно возникающие на пути к управляемому термоядерному синтезу. Наименее вероятен, к сожалению, переход на экологически чистые возобновляемые источники энергии. На этом пути есть фундаментальные ограничения. Как показывают результаты моделирования глобальных процессов, при современном уровне энергопотребления за счет возобновляемых источников могут существовать приблизительно 500 миллионов человек, а нас уже сейчас в десять раз больше.
Но при любом варианте благополучие человечества зависит от успехов науки – в том числе российской, как нам очень хочется надеяться.