В одном изведущих российских вузов, специализирующихся на социальных науках,Государственном университете – Высшей школе экономики, открывается историческийфакультет. О замысле факультета, а также задачах и технологии историческогообразования мы побеседовали с деканом создающегося факультета, специалистом поотечественной истории XVIII века, а также в области архивоведения ивспомогательных исторических дисциплин, доктором исторических наук, профессоромАлександром Борисовичем Каменским. Интервью взял Борис Долгин.
БорисДолгин:Создание Высшей школы экономики, насколько я понимаю, было связано с тем, что вРоссии не было современного экономического образования. Постепенно профиль ВШЭ расширялся,и вот недавно появилась информация о создании Истфака. Исторические курсы наразных факультетах читались и раньше, в составе преподавателей Вышки есть и историки.Расскажите, пожалуйста, о замысле. Как возникла идея факультета, исходя изкакой концепции он будет создаваться?
АлександрКаменский:Первый вопрос – о возникновении идеи факультета – правильнее было бы задать руководствуВШЭ и ее ректору Ярославу Ивановичу Кузьминову, но я попробую на него ответить.Насколько я знаю, Высшая школа экономики первоначально создавалась, ориентируясьна знаменитую Лондонскую школу экономики и политических наук, которая, несмотряна свое название, является образовательным учреждением университетского типа.Там есть факультеты антропологии, международных отношений, географии,философии, а также мировой истории. С этой точки зрения, в замысле создания вВышке факультета истории нет ничего странного. Во-вторых, руководство Высшейшколы экономики, ее ректор, очень хорошо понимают, что сугубо экономическоеобразование без гуманитарной составляющей – ущербно, неполноценно. В Вышке гуманитарнойсоставляющей с самого начала уделялось достаточно большое внимание. История вразных формах действительно преподается на всех факультетах. Наконец, третье. Какя представляю, создание истфака связано с тем, что Высшая школа экономики постепеннопревращается в полноценный университет социально-гуманитарного профиля, а безисторического факультета такой университет немыслим. Например, в американских университетах,в том числе самых знаменитых, исторический факультет обычно является предметомгордости, и на это всегда обращают внимание гостей.
Б.Д.: Есть два разныхвопроса: один вопрос – это преподавание истории не для историков, другой – историческоеобразование для тех, у кого в дипломе будет записана специальность «история».Как, на ваш взгляд, преподавание истории не историкам перекликается сустановками университета в целом? В чем здесь задача, ведь это же не просто дляобщего развития студентов?
А.К.: Вы знаете, самословосочетание «для общего развития», на мой взгляд, бессодержательно. Не оченьпонятно, что мы вкладываем в эти слова, которые так часто употребляем. Я нестану повторять общеизвестное: без знаний о прошлом человек утрачиваеткультурную основу своего существования, то есть, в сущности, перестает бытьчеловеком. Но мне представляется, что человек с высшим образованием, внезависимости от того, какую профессию он получает, должен обладать хотя бычастицей знаний о прошлом, об историческом процессе, основанных на данныхисторической науки. Тут, однако, мы сразу же сталкиваемся с довольно сложнойпроблемой: Что значит знать историю? Когдамы говорим о человеке, что он хорошо знает историю, – что это означает? Что он хранитв своей памяти большое количество дат, событий, фактов? Наверное, еще летпятьдесят назад мы бы так и ответили, но теперь, когда практически любаяисторическая информация такого рода доступна каждому пользователю Интернета,ответ, я думаю, должен быть иным. Да и как определить, сколько именно дат исобытий нужно запомнить, чтобы стать знатоком истории? На мой взгляд, знаниеистории – это, скорее, целостное представление об историческом процессе и о том,как он изучается, формирующее способность мыслить исторически.
Б.Д.: Что вы под этимпонимаете?
А.К.: Опять очень непростой вопрос. Чтозначит мыслить исторически? Прежде всего,это выражается в восприятии человеком того времени, в котором он живет, в егоспособности осознавать, ощущать это время как частицу огромного историческогопотока. Речь идет о способности видеть, оценивать,анализировать всякое явление прошлого, а значит, и настоящего, в историческомконтексте, во взаимосвязи с иными предшествующими и современными ему явлениями.Обретая такую способность, человек получает возможность вырабатывать поотношению к прошлому собственную, основанную на знании, аргументированнуюпозицию, позволяющую критически оценивать всякую идеологию. Ясно, что при этомнельзя обойтись без знания конкретных исторических фактов. Необходимо такжеиметь представление о последовательности важнейших событий, соотносить каждоеиз них с определенной исторической эпохой. Но количество усвоенных конкретных фактовдалеко не обязательно гарантирует новое качество, то есть понимание.
Ябы также отметил, что способность мыслить исторически очень важна для всех, нов нашей стране, мне кажется, особенно – в силу того, что значительной масселюдей свойственно то, что я бы назвал «катастрофическим сознанием». Когда внашей жизни что-то происходит, а за последние двадцать лет произошел целый рядрадикальных поворотов, негативно сказавшихся на судьбах многих людей, то такие поворотыистории очень многими воспринимаются как катастрофы, как несчастье.
Не случайно у нас сегодня одно из самыхпопулярных слов – «кризис». Я имею в виду не экономический или финансовыйкризис. Я имею в виду, что «кризис» – это слово, употребляемое применительночуть ли не ко всякой ситуации. И используется оно как синоним слова«катастрофа», хотя в науке, замечу, эти два понятия разводятся. Так вот, умениемыслить исторически, как мне представляется, должно избавлять человека от такоготипа мышления, помогать ему осваиваться с изменениями, сознавая, что у нас заспиной тысячелетия истории человечества – с реальными катастрофами, с кризисами,резкими переломами, с исчезновением одних государств и возникновением новых ит.д. В сущности, история учит прежде всего тому, что сама история – это опыт постоянногопреодоления человечеством разного рода проблем, кризисов, катастроф и т.д. И опытэтот по большому счету успешный. Если смотреть на историю и событиясовременности с этой точки зрения, то формируется, как мне кажется, болееоптимистичный взгляд. Ибо мы видим, что человечество с этим на протяжении своейистории справляется. Нередко с жертвами, с большими потерями, но справляется, ижизнь на Земле продолжается. Это значит, что новый кризис в какой-то сфере –истинный или мнимый – это не конец, а лишь этап, начало чего-то нового.
Б.Д.: Это своего родане только интеллектуальная, но и терапевтическая функция истории?
А.К.: Да, и оченьважная. Но если говорить о собственно образовательной сфере, то вне зависимостиот того, чем человек занимается – инженер ли он, программист, экономист, – вполучаемом им образовании обязательна гуманитарная составляющая. Ведь мы живемв человеческом обществе, и все, что мы делаем, связано с людьми. В свою очередь,весьма значимой частью этой гуманитарной составляющей высшего образованияявляется история.
Б.Д.: А как надоучить истории? Я говорю о высшем неисторическом образовании. Какой историиучить: отечественной или всеобщей, политической или культурной? На уровне мираили на уровне микроистории и т.д.?
А.К.: Я думаю, это можноделать по-разному. Мы прекрасно понимаем, что в высшем образовании естьопределенные ограничения, связанные с нормативами, с часами, отводимыми наопределенные дисциплины. А если мы говорим о курсе истории для не историков, тоэто дисциплина не профессионального цикла, и, значит, читается в довольноограниченном объеме. Я убежден, что не следует ставить цель наскоро пересказатьвсю историю человечества или даже только нашей страны, неизбежно тем самымповторяя школьный курс истории. Для каждой специальности (направленияобразования) нужно разрабатывать особый курс, ориентированный на этуспециальность.
Это не значит, к примеру, чтоэкономистам надо читать историю экономики, а культурологам – историю культуры. Вих образовательной программе это и так есть. Скорее, экономистам можнопредложить курс с уклоном в социально-экономическую историю, который бы показалтесную взаимосвязь между развитием экономики и развитием общества. Причем можновыбрать какую-то одну сквозную тему и строить курс вокруг нее. Например, мыможем читать на факультете экономики курс по истории собственности в России. Втаком курсе мы неизбежно затронем очень много самых разнообразных аспектов: мы должныбудем говорить не только о правовой, экономической, политической стороне дела, нои о стороне ментальной, о том, как и почему на протяжении времени менялосьотношение общества к собственности, о том, как воспринималось само это понятие ит.д. Это только один из возможных вариантов. Короче говоря, нужен курс,который, с одной стороны, способствовал бы формированию способности мыслитьисторически, а с другой – показал бы связь той или иной профессии с историей.
Что касается того, должен ли это быть курспо всемирной или российской истории, то и здесь возможны варианты. В частности,возможен своего рода «синтетический» курс. Вы знаете, насколько мне известно,хотя я могу и ошибаться, есть лишь две страны, где в курсе всемирной историипрактически не говорят о своей стране и наоборот, – это Россия и Китай. Конечно,курсы по национальной истории читаются, наверное, на всех историческихфакультетах всех стран, но совсем не так, как у нас. Поэтому, хотя это и непросто,для неисторических специальностей надо разрабатывать «синтетические»тематические курсы, где бы был материал и по русской истории, и по всемирной. Пропорциимогут быть различны. В каком-то случае на первом плане может быть историяРоссии, а всемирная в качестве своего рода фона, а может быть и наоборот. Это взначительной степени зависит от преподавателей, которые читают курс, предлагаютразные концепции.
Б.Д.: Не получилосьли так, что история и еще иногда какие-то гуманитарные предметы в качественепрофилирующих стали некоторым эрзацем классической триады: истории КПСС,диамата, истмата?
А.К.: Без сомнения,именно так и произошло. Тем более, как мы с вами знаем, в очень многих вузах,когда эта триада исчезла, а в стандартах в качестве обязательной дисциплиныпоявилась история, часто этот курс читали бывшие преподаватели кафедр истории КПСС.
Б.Д.: И до сих пор,видимо, читают.
А.К.: Ну, все-таки 20лет прошло, поколение, я думаю, сменилось. 20 лет – это большой срок, но, возможно,где-то кто-то и остался. В целом же, я все-таки думаю, это уже не так.
Б.Д.: А в гуманитарныхвузах некоторый аналог – история естествознания и техники?
А.К.: Да. Хотя я считаю,что это очень важные дисциплины. Скажем, профессиональный историк должен непременнопрослушать такие курсы. Другое дело, что очень трудно бывает найти преподавателейматематики, которые бы понимали, какая именно математика нужна историку,философу, культурологу или филологу.
Б.Д.: Как сделать,чтобы при всей необходимости соответствия общим стандартам подобного родаподгонка исторического образования для не историков все-таки осуществлялась?Ведётся ли какая-то работа в этом направлении? Обсуждался ли этот вопрос, в томчисле на уровне разработки соответствующих стандартов, в министерстве, в каком-топрофессиональном сообществе?
А.К.: Я не берусь судитьобо всех стандартах, но, как вы знаете, сейчас вводятся в действие такназываемые «стандарты третьего поколения». И тенденции в связи с этим неслишком благоприятные. Так, мне известно, что в некоторых стандартах исключиливсемирную историю, осталась только отечественная. И зачастую это в профессиях,достаточно близких к гуманитарным. Например, в стандарте по документоведению.Впрочем, это касается не только истории, но и других гуманитарных дисциплин. Нов значительной степени это все-таки зависит от руководства вузов, факультетов,от того, насколько конкретные руководители, создающие образовательные программы,сознают значение этого компонента. В ВШЭ, к примеру, сейчас решено заменитьчтение пяти шести маленьких курсов по гуманитарным дисциплинам двумя по выборустудентов, но зато – полноценными, годовыми курсами. Мне кажется, что этодвижение в верном направлении.
Б.Д.: А историческоеобразование для историков? И в связи с этим – проект истфака Вышки, и не только.Каким должно быть профессиональное историческое образование, каковы общиепринципы?
А.К.: Я попробую этипринципы изложить, хотя формулировка вопроса («Каким оно должно быть?») кажетсямне не вполне правильной. Я могу рассказать лишь о своем видении того, какимоно должно быть.
Б.Д.: Ну, да, вашепредставление о нормативности.
А.К.: Здесь проблемадостаточно непростая. У нас в стране существует очень богатая традиция высшегоисторического образования, которая складывалась постепенно, на протяжениипреимущественно второй половины XIX – начала XX вв. Как и для всего российского университетскогообразования, ориентиром были германские университеты, которые в то время былилучшими. К Октябрьской революции эта модель сложилась, она уже действовала. Понятнопри этом, что она соответствовала тогдашнему уровню развития историческойнауки, тому, как тогда понимали задачи истории как науки. Также они соответствовалиструктуре исторического знания того времени, структуре исторической науки ит.д.
Существуют, однако, специальныеисследования по истории формирования высшего исторического образования, вкоторых отмечается, что российская модель, по сравнению с германской, имелаодно важное отличие. С самого начала центром этой образовательной модели сталидва очень больших по объему лекционных курса – всеобщей истории и российской. Связаноэто было с тем, что, в отличие от Германии, в России того времени попросту небыло университетских учебников и потому существовала необходимость подробноизлагать студентам событийную канву исторического процесса.
Б.Д.: А если быучебники были, то не было бы такой необходимости?
А.К.: Тут важноподчеркнуть, что дело не в наличии самих курсов, а в их объеме, в месте,которое они занимают в образовательной программе. В Германии второй половины XIX в. учебники уже были, и поэтому такие огромныекурсы там не читались, а те, что преподавались, носили в большей степенипроблемный характер.
Эта модель, как я уже сказал,сформировалась ко времени революции. И, когда после некоторого перерыва втридцатые годы XX века в советскихуже университетах стали восстанавливать исторические факультеты, то эта модельбыла воспроизведена. В сущности, она дожила до наших дней. При этом у неенемало достоинств, главное из которых – свойственная ей системность, коррелирующаяс соответствующим пониманием задач исторической науки и историческогообразования.
Однако, начиная с середины XX века, сама историческая наука очень изменилась, измениласьструктура исторического знания. В науке появилось немало новых направлений,изменилось соотношение между различными областями исторической науки.Изменились и интересы историков; теперь мы несколько иначе смотрим на задачиисторической науки и т.д. Это первое обстоятельство, которое заставляетзадуматься, в какой степени действующая модель адекватна сегодняшнему дню.Второй фактор, о котором нужно говорить, – это те изменения, что происходят унас в образовании вообще. Изменения, связанные с переходом на Болонскуюсистему. И тут возникает проблема, которая касается, конечно, не толькоисторического образования. Она шире, и это сейчас широко обсуждается.
Это проблема того, что такое бакалавр,каково принципиальное отличие между бакалавриатом и магистратурой. Существующаятенденция, в общем, абсолютно очевидна; вузы стремятся в четыре года бакалавриатавтиснуть все, что было при пятилетнем плане. Это стремление естественно ипонятно, поскольку существуют университеты, в них – факультеты, на факультетах –кафедры, где работают люди. Их пребывание в вузе, их работа определяютсяобъемом учебной нагрузки. Естественно, руководство учебных заведений,руководство факультетов не хочет терять нагрузку, ведь иначе придется проводитьсокращение, увольнять преподавателей.
Б.Д.:А существуют сложившиесяпредставления о том, что именно нужно человеку такого профиля?
А.К.: Да, безусловно.Но, обратите внимание, что при переходе на двухуровневую систему большие курсыначинают сжиматься, причем на самом деле это сжатие началось еще раньше. Ведьчто у нас произошло? На рубеже 1980-90-х годов, как мы с вами уже упоминали,исчезла марксистская триада, и наеё место пришел комплекс обязательных гуманитарных дисциплин, и этоабсолютно правильно. Историки должны иметь определенные представления офилософии, о социологии, экономической теории, политологии и т.д. Это тем болеенеобходимо, что сегодня в социогуманитарных науках идут процессы, связанные с размываниемграниц между ними, возникновением очень существенных для современной науки междисциплинарныхобластей. Зачастую именно эти области становятся в науке магистральныминаправлениями. К общегуманитарным дисциплинам добавились уже упомянутые курсыпо концепциям современного естествознания, информатике и др. Когда все этидисциплины вставлялись в учебный план, сделать это можно было только за счетчего-то. Одновременно с этим, в 1990-ые годы стала появляться тенденция (опять-такисправедливая) к тому, чтобы в учебных планах появлялось то, чего в советскоевремя не было вовсе. А именно – “курсы по выбору”, то есть студентампредоставили возможность определенного выбора.
Б.Д.: Система выбораспецкурсов?
А.К.: Система выбораспецкурсов была и раньше. “Курсы по выбору” пришли в дополнение к ней, ведь и спецкурсыникуда не исчезли, они остались.
Одновременно появилась установка насокращение аудиторной нагрузки студентов, на необходимость делать упор на самостоятельнуюработу. Это также привело к уменьшению количества аудиторных часов на каждый излекционных, семинарских курсов и т. д. Наконец, невозможно было не реагировать измененияв исторической науке. Стали появляться курсы по исторической антропологии, математическимметодам в истории и пр. В результате учебные планы стали напоминать своего рода“лоскутное одеяло”, состоящее из множества маленьких кусочков. Но совершенно ясно,что если в учебном курсе есть какая-то дисциплина, на которую отведено, например,36 часов занятий, то студент может получить о ней только самое поверхностноепредставление. А дисциплины общегуманитарного цикла зачастую читались именно втаком объеме – по 36 часов. Но какое представление может получить студент,например, о философии, если он прослушал курс в таком объеме? Заметим, кстати, чтоэто значительно меньше, чем в свое время отводилось намарксистско-ленинскую философию. Амежду тем, современному историку необходимо уметь читать философские тексты.Если он, например, берет в руки книгу Мишеля Фуко или Ролана Барта, то долженбыть в состоянии прочитать и понять соответствующий текст. Он должен такжепонимать взаимосвязь истории и философии, истории и социологии, истории ипсихологии и т.д.; он должен быть знаком с основными теориями и концепциямиэтих наук.
Возвращаясь же к образовательной модели,нужно сказать, что, когда учебный план превратился в “лоскутное одеяло”, преждесуществовавшая системность, на мой взгляд, исчезла. Приведу такой пример. Парулет назад мы с профессором РГГУ Г.И. Зверевой участвовали в проекте, связанномс исследованием исторического образования в российских вузах. В ходе этогоисследования мы обращали особое внимание на существовавший в стандартах второгопоколения так называемый «национально-региональный компонент» – небольшойкусочек учебного плана, заполнение которого оставалось на усмотрение вуза. Формальноэто давало возможность факультету каждого университета заявить о своей научнойшколе, о своем видении приоритетных проблем исторической науки. Но исследованиепоказало, что лишь в редких случаях этот компонент учебного плана использовалсяпо назначению, и туда попадало что-то, не предусмотренное стандартом. Во всехостальных случаях он использовался фактически как средство латания дыр. То, что стандартом было предусмотрено, но почасам в остальные разделы учебного плана не влезало, ставили в национально-региональныйкомпонент. Это, как мне кажется, очень яркая демонстрация того, во что все этопревратилось.
Б.Д.: Как это можно изменить?
А.К.: На наш взгляд,бакалавр-историк – это, прежде всего, человек с широким гуманитарнымобразованием. Профессия историка предполагает серьезную общегуманитарную основу.Студент должен прослушать полноценные курсы по философии, социологии,экономической теории, психологии, истории искусства и т. д. и научитьсяиспользовать полученные знания в своей профессиональной деятельности. На этуоснову уже как бы надстраиваются собственно профессиональные дисциплины, и они недолжны быть в таком объеме и количестве, как это предусмотрено традиционноймоделью.
Б.Д.: За счет чегорезать?
А.К.: Чуть-чуть вернусьназад, к тому, о чем я говорил. Традиционная модель предусматривает возникшиееще в XIX веке два огромных курса, каждый из которых обычнона исторических факультетах читается по пять-шесть семестров. С конца XIX века прошло более ста лет. За это времямного чего произошло. Значит, количество информации, которое надо втиснуть в такойкурс, значительно выросло. Как этот курс читать сегодня? Как его читали тогда –понятно. Сегодня мы это назовем «политической историей». Конечно, и там былиэлементы социальной истории, истории культуры и т. д., но превалировалаполитическая, событийная история. Что мы видим сегодня? В вузовских учебниках,где представлен какой-то период истории, идет сначала политическая история,потом есть параграф про экономику, потом – параграф про культурусоответствующего времени. Это как бы зеркало традиционных представлений оструктуре исторической науки и об иерархии ее основных направлений. Но сегодня этаиерархия в науке изменилась, и мы понимаем, что можно шесть семестров читатьполитическую историю России, можно шесть семестров читать социальную историюРоссии, а можно те же шесть семестров читать историю русской культуры. При этоми то, и другое, и третье читать невозможно, а взгляды на то, что приоритетно,могут быть очень различны.
Сошлюсь на собственный опыт. Я напротяжении многих лет читаю студентам семестровый курс истории России XVIII века. И на первой лекции я всегда говорю:вы в течение двух семестров изучали все то, что было до XVIII века, то есть примерно десять вековрусской истории в течение двух семестров, а теперь я буду целый семестр читать толькоодин век. Почему так? Много это или мало? В принципе, если такая задача будетпередо мной стоять, я могу всю историю России XVIIIвекауложить в две лекции. Если же мне дадут вам читать два семестра, я буду читать двасеместра, и вы увидите, что в курсе не будет ничего лишнего, никакой «воды». Но,читая курс один семестр, я понимаю, что не могу с равной степенью подробностиизложить и все проблемы политической истории этого времени, и социальной, иэкономической, и истории культуры в самом широком понимании этого термина. Необходимовыбрать какую-нибудь одну линию, одну сквозную тему. И я выбираю то, что мнепредставляется для российского XVIII века самымважным, определяющим – проблему модернизации. Так у меня, как правило, почтиникогда не остается времени на внешнюю политику, основные факты которойстуденты могут почерпнуть из учебников и иных источников, но зато у нихформируется общее представление об основных тенденциях и проблемах развития Россииэтого периода.
Мы считаем, что огромные по объему курсывсемирной и российской истории не должны более составлять ядро образовательнойпрограммы историков-бакалавров. Мы хотим предложить иные курсы. Так, например,программа, которую мы разработали, и будем пытаться реализовать на факультетеистории Высшей школы экономики, предусматривает основательный курс, которыйбудет называться не «история Древнего мира», а «антиковедение». Цель такогокурса – сформировать общие представления об античности как эпохе в историичеловечества. Студенты должны понять, почему эта эпоха важна для историичеловечества, какую роль она сыграла в формировании европейской цивилизации, какона связана с сегодняшним днем. Ключевым словом для такого курса является слово«культура», но это, конечно, не традиционный курс по культуре античности. Приэтом мы строим программу таким образом, что если кто-то из студентовзаинтересуется античностью, захочет дальше заниматься этой проблематикой, такаявозможность у него будет.
Так же строится и курс, которыйтрадиционно называется «история Средних веков» и который мы сначала назвали «Медиевистика»,а затем, после жарких споров, переименовали в «Долгое средневековье». Мыпонимаем, что «медиевистика» – это шире, чем история Средних веков, что это, каки антиковедение, в сущности, – самостоятельная область исторического знания.
Я считаю, что нам очень повезло, потомучто два названых мной курса будут разрабатывать и читать ведущие специалисты поэтой проблематике – Виктория Ивановна Уколова и Павел Юрьевич Уваров. Именноони разработают концепции своих курсов в рамках отведенного времени. Как деканфакультета я уверен: то, что они дадут студентам, будет на вес золота – потомучто это уникальные специалисты и выдающиеся ученые.
Б.Д.: А куда денетсяВосток?
А.К.: Востокприсутствует. Мы предполагаем отдельный курс о Древнем Востоке и его культурномнаследии. А далее мы предлагаем довольно большой набор курсов по выбору ифакультативов. В том числе и курсы по истории Востока: история Китая, история исламскойцивилизации и т. д. Причем мы предполагаем, что состав этих курсов будетпериодически меняться. Скажем, один год будет читаться история Китая, а другой– история Индии и т.д.
Иначе говоря, мы пытаемся отойти отпринципа, положенного в основу традиционной российской модели высшегоисторического образования, по которому история читается от каменного века досегодняшнего дня, но при этом все равно фрагментарно и неравномерноприменительно к разным эпохам и регионам мира.
У нас будут также два больших курса посоциальной и экономической истории нового и новейшего времени, в которые будетвключен материал и по российской, и по зарубежной истории. Естественно, этикурсы буду разрабатываться и читаться не одним, а несколькими преподавателями. Будеттакже курс по истории российской государственности – это уже сугубо из областиполитической истории, определенно, как курс по политической истории России.
Очень важным компонентом новойпрограммы, которую мы предлагаем, должен стать исследовательский семинар. Это условноеназвание. Может быть, он будет называться учебно-научным семинаром; названиепринципиального значения не имеет. Это семинар, который начинается с первогокурса и выполняет две задачи. Первая – постепенно научить студента технологииакадемической работы. Придя на первый курс, студент зачастую не знает и не умеетэлементарных вещей. Он не умеет конспектировать лекции, не умеет организоватьсвои собственные записи, не очень умеет распоряжаться своим учебным временем. Этото, с чего надо начинать. Студентов надо также учить писать. Ведь существуют жанрыисторических сочинений. Чем статья отличается от эссе? Как писать рецензию? Какправильно читать научную литературу? и т.д. Это постепенный процесс, которыйгде-то уже к четвертому курсу должен завершиться тем, что студент будет способенправильно составить заявку на грант, написать своё резюме и т.д. Он долженнаучиться публичному выступлению, должен освоить навыки научной этики и пр.
Это дидактические задачиисследовательского семинара. Но работа в этих семинарах будет основываться нареальных исследовательских проектах, причем мы надеемся, что это будут крупные международныепроекты. Таким образом, студенты с самого начала будут приобщаться к научнойработе. При этом таких исследовательских семинаров будет несколько, и вести ихбудут несколько профессоров.
Еще один блок дисциплин будет связан сметодами исторической науки – источниковедение, специальные историческиедисциплины и т.д. Но все в разумных масштабах, ориентированных на первыйуровень, на бакалаврскую ступеньку. Все-таки этот первый уровень не готовитисследователей, он готовит человека, который может работать, например, всредствах массовой информации. Он может придти на радио, в газету,издательство, в какие-то электронные СМИ. Поэтому он, прежде всего, долженуметь работать с информацией, в данном случае, исторической, с тем, что принятоназывать ретроспективной информацией, с информацией о прошлом. Егопрофессиональные навыки включают знание того, где эту информацию добыть,способность ее анализировать, оценивать и профессионально использовать. Собственноговоря, эти навыки и отличают историка от других гуманитариев.
Но, закончив бакалавриат, студент, еслизахочет, будет иметь возможность идти учиться в магистратуру.
Б.Д.: В Вышке будет историческаямагистратура?
А.К.: Мы надеемся,что будет уже в будущем году. По крайней мере, мы будем готовиться к этому. Системаобразования устроена так, что (и я считаю, это момент положительный), студентможет идти в магистратуру не по тому направлению образования, по которому онполучил бакалаврский диплом. Так, выпускники нашего факультета смогут, если захотят,пойти учиться в магистратуру на другие факультеты ВШЭ. Это с одной стороны, а сдругой, уже сейчас ко мне обращаются с вопросами студенты других факультетов Вышки,которые учатся на бакалавриате. Их интересует, будет ли магистратура на нашемфакультете, потому что они хотят потом пойти учиться в магистратуру по истории.
Б.Д.: Высшая школаэкономики известна своим хорошим отношением к «перекрестному опылению», к тому,чтобы студенты не оставались в дальнейшем там, где они находятся. Чтобы они ходилив магистратуру в другом месте, искали людей из других вузов, иногда из другихстран и т. д. Будет ли это относиться и к исторической специальности?
А.К.: Несомненно. Во-первых,факультет истории будет работать в тесном сотрудничестве, в контакте с другимиструктурами ВШЭ – это касается и образовательного, и научного аспектов. Понятно,что многие дисциплины будут читаться преподавателями с других факультетов.Кроме того, мы предполагаем довольно широкое международное сотрудничество, приглашениедля выступлений с лекциями, с докладами, а может и для чтения целых лекционныхкультов историков из-за рубежа. Конечно же, мы будем стараться договариваться сзарубежными партнерами о студенческом обмене. Так что мы идем тем же путем.
Б.Д.: А набор вмагистратуру из других учебных заведений?
А.К.: Безусловно, наборв магистратуру будет для них открыт. Когда мы откроем магистратуру, в неесмогут поступать бакалавры из других учебных заведений.
Б.Д.: Чем, на вашвзгляд, будет отличаться выпускник исторического факультета Высшей школыэкономики (пока бакалавр) от выпускника аналогичных факультетов других вузов?
А.К.: Мы считаем, чтопредлагаемая нами образовательная модель отличается большей гибкостью, врезультате чего у выпускника появится больше возможностей. У него будут болееразнообразные компетенции, что создаст для него больше возможностей на рынкетруда. Это первое. Второе преимущество связано с тем, что нам удалось привлечьк работе на факультете, можно сказать, увлечь этой идеей ведущих историков,известных ученых. И это тоже серьезное преимущество. Конечно, надо еще реализоватьэтот замысел, но это нам кажется возможным. И в немалой степени – благодаря тому,что ВШЭ, как вы знаете, получила статус национального исследовательскогоуниверситета, а это позволяет разрабатывать собственные стандарты образования. Безэтого наши замыслы реализовать было бы трудно.
Я хочу подчеркнуть: наша концепцияразрабатывалась коллективом не очень большим, но довольно сильным – коллективомлюдей, которые имеют большой опыт преподавания в самых разных российских вузах,а также за рубежом, в разных странах Европы и в Соединенных Штатах. Мы прекрасносознаем: то, что мы предлагаем, – до определённой степени эксперимент. Вполневероятно, по ходу дела нам что-то придется менять, потому что эта модельабсолютно оригинальна в том смысле, что, с одной стороны, мы пытались взять внеё все лучшее, что существует в российской модели, и одновременно с этимиспользовать зарубежный опыт. Мы не взяли, скажем, американскую модель и неперенесли её на русскую почву, хотя она достаточно эффективна. Здесьсказывается и, так сказать, психологический фактор: ведь те, кто над этоймоделью работал, сами получили историческое образование еще в советское время, наоснове этой традиционной модели. Отказываться от неё вовсе мы не хотим.
Американская модель историческогообразования построена совсем иначе, и, с привычной нам точки зрения, можетпоказаться совершенно бессистемной. Там могут быть очень странные курсы, ачего-то, что нам кажется необходимым, может не быть вовсе. Около 20 лет назад явпервые оказался в США, в одном из самых лучших университетов с очень сильнымисторическим факультетом, где в то время было три профессора по русской истории.Это довольно много, не во всех американских университетах бывает по трипрофессора-русиста. И я выяснил странную вещь, которая меня тогда очень удивила.Один из этих профессоров читал историю Московской Руси, второй читал курс по XIX веку, а третий – по XX-му.Я спросил: «А куда же делся мой любимый XVIIIвек?» Выяснилось, что его там не читают, потому что нет специалиста. Мне этопоказалось абсурдным. Но потом я понял, что ведь речь идет о бакалаврскомуровне, undergraduate, как это называется в Америке, на этом уровне неготовят специалистов по истории России. К тому же, там почти нет обязательныхдисциплин, их очень мало, и они сосредоточены на первом-втором курсе. Основнаямасса дисциплин – это курсы по выбору. Студент обязан набрать определенноечисло кредитов, и в значительной мере от него самого зависит, в какой меренабранные им курсы образуют какую-то систему.
Как было сказано в докладе американскойАссоциации учителей истории, мы знаем лишь небольшую толику того, что было впрошлом. А студенты за годы обучения могут узнать лишь малую часть от этойнебольшой толики. Вот на этой мысли все и построено. Вот он выбрал и в этомсеместре прослушал курс по истории Китая, а в следующем он, допустим,прослушает курс по истории России. Главное, что, независимо от того, за счетчего получен кредит – истории Китая или России, войне в кинематографе, или историисексуальных меньшинств (очень популярный в последнее время курс), – любой изэтих курсов должен демонстрировать возможности исторической науки в изученииразличных объектов общества. В этом смысле они полагают, что не столь важно,чему посвящен курс, главное – чтобы он способствовал формированию определенных профессиональныхкомпетенций и навыков. Но, как я уже сказал, мы не пошли по этому пути. Мыпредставляем себе все дисциплины, входящие в учебный план, в виде системы из несколькихблоков. Один блок включает дисциплины, скажем так, инструментального характера.Это теория истории, методы исторической науки. Сюда же входит источниковедение,специальные исторические дисциплины и т.д. Остальные блоки соответствуютважнейшим областям исторического знания. Это политическая история, социальнаяистория и истории идей.
Б.Д.: А набор другихдисциплин в курс тоже вами формируется?
А.К.: Да, конечно,как и на любом факультете. Естественно, мы ограничены нормативами, поэтомувключить все мы не можем, да в этом нет нужды. Пока составленный нами учебныйплан существует в виде проекта; он еще не утвержден и будет обсуждаться. Мывключили туда философию, социологию, психологию, экономическую теорию,математику. А также такую обязательную, с нашей точки зрения, дисциплину, каклогика. К сожалению, больше туда просто по времени ничего не помещается. Вцелом, как нам представляется, все это все же дает ту серьёзную гуманитарнуюоснову, о которой говорилось.
Б.Д.: А, скажем,социальная антропология?
А.К.: Какие-тоэлементы антропологии, антропологического подхода будут присутствовать в курсахблока социальной истории. У нас, кстати, предусмотрены отдельные курсы по микроистории,истории повседневности – это очень близко к социальной антропологии. Студентамможно прочитать отдельный курс по социальной антропологии, но мне кажется, что вкачестве обязательного бакалаврам он не нужен.
Б.Д.: То естьэкономия времени идет за счет некоторого обобщенного, систематическогопредставления в этих блоках чего-то, как вам кажется, действительнонеобходимого?
А.К.: Да, совершенноверно. Как я уже говорил, мы исходим из того, что изучаемых студентамидисциплин должно быть меньше, но сами они должны быть основательнее.Одновременно с этим студенты будут иметь много курсов по выбору, большое числофакультативов. В Вышке система общеуниверситетских факультативов работает давно,в том числе давно существуют гуманитарные факультативы. Студенты охотно на них записываются,причем студенты самых разных специальностей: и политологи, и менеджеры, и информатикии т.д.
Б.Д.: А какое будетсоотношение аудиторного времени и времени самостоятельной работы? Оно будеттрадиционным для нас или ближе к американским параметрам?
А.К.: В Высшей школеэкономики установлены нормативы, которые не сильно отличаются от общероссийских.Они одинаковые для всех специальностей и составляют 24 часа недельнойаудиторной нагрузки студентов первого-второго курса и по 20 часов, если я неошибаюсь, для студентов третьего-четвертого курсов. Но надо иметь в виду, чтофакультативы и некоторые другие курсы в эту нагрузку не входят. И уже от студентазависит, как он умеет распоряжаться своим рабочим временем. Должен сказать, чтоу Вышки есть еще одно важное, очень ценное преимущество. Несмотря на то, чтоэто университет относительно молодой, за годы его существования удалосьсформировать очень неплохую библиотеку. Библиотеку, которая в отличие отабсолютного большинства других российских университетских библиотек, имеетвозможность закупать зарубежную научную литературу и в ней уже имеется достаточнобольшой фонд такой литературы, в том числе по истории. Кроме того, приходя в Вышку,студенты сразу получают доступ к большому числу электронных баз, где они могутработать с полнотекстовыми версиями зарубежных журналов, причем не только последнихлет, но и старых. Это огромное преимущество. В принципе, в Вышке сделана оченьправильная установка на то, чтобы иметь в библиотеке все, что нужно студенту,чтобы ему не приходилось бегать по другим библиотекам. Конечно, на практикеэтого достаточно сложно добиться, особенно для историков, которым очень частонужны бывают и дореволюционные издания, и источники, тем не менее, такаятенденция есть. Мы еще не успели приступить к работе, а руководство библиотеки ВШЭстало к нам обращаться с тем, чтобы мы пришли и заказали литературу. Это оченьбольшое, как мне кажется, достоинство. Да и территориально мы расположены рядомсо всеми крупными библиотеками.
Б.Д.: В главномздании?
А.К.: Факультет будетрасполагаться в самом центре Москвы на улице Петровка. Это в нескольких минутахходьбы от главного здания, где находится библиотека, близко от Историческойбиблиотеки, без посещения которой невозможно стать историком, недалеко и отЛенинки. В этом смысле у студентов условия очень хорошие.
Б.Д.: А почему именновам было предложено создавать факультет? Как развивался проект?
А.К.: Знаете, этотвопрос опять не ко мне. Могу только сказать, что идея создания исторического факультетасуществовала давно. Руководство Вышки рассматривало разные варианты. В Вышке естьуникальное структурное подразделение – Институт гуманитарныхисторико-теоретических исследований, где я в последние годы работал наполставки научным сотрудником. Руководителей этого института, известныхспециалистов в области теории исторического знания Ирину Савельеву и АндреяПолетаева (они, естественно, будут преподавать на факультете) можно считать«отцами-основателями» нашего факультета. Вместе с ними мы написали предложенияк его концепции, и они были приняты.