Мы продолжаем публиковать книгу известного российского социолога Валентины Федоровны Чесноковой «Язык социологии». В издательстве ОГИ она выйдет в свет в начале 2009 года. Валентина Федоровна - консультант Фонда «Общественное мнение» и Института национальной модели экономики, она является куратором исследований ФОМ, посвященных отношению к религии. Автор книг «Тесным путем: процесс воцерковления населения России в конце 20-го века», «О русском национальном характере». Работала в центре содействия реформе уголовного правосудия Валерия Абрамкина.
Кальвинисты и сторонники различных разновидностейэтого учения, которых принято объединять общим названием пуритане (индепенденты,квакеры, конгрегационалисты, а позднее – методисты), с самого начала отличалисьсклонностью к образованию сект. Естественно, что сами они никогда не называлисвои объединения сектами, предпочитая определения "истинная церковь","церковь верных" и т.д. Однако Макс Вебер проводит четкоеразличение между церковью и сектой. Церковь - это община верующих, спасающихся. Секта же - это общество спасенных, стремящихся отделиться иотгородиться от внешнего мира [2, сс. 176, 244, прим. 174].
Сегодня особенно важно понимать это различение,поскольку существует интерес к исследованию религии. Эти образования построенына разных принципах. Часто приходится слышать от наших религиоведов о верующих:"Какие же это члены Церкви? Они не знают догматов, верят в астрологию, непостятся, в храм ходят редко", - и по этой причине некоторые из них пытаютсяпризнать данных людей неверующими. Хотя сами эти люди на вопрос, веруют ли онив Бога, твердо дают утвердительный ответ. "У нас в стране, - заявляюттакие исследователи, - почти нет верующих". Одни полагают, что верующимиможно считать 15%, другие - еще меньше, хотя в общероссийских опросах верующимисебя признают более 60%, в том числе православными - 58%[1].
Такие высказывания - чистый произвол нашихрелигиоведов, так как человека, отнесшего себя к верующим и указавшего свою конфессию,никто не имеет права признавать неверующим на основании каких-то своих,произвольно выбранных критериев. Такие требования можно предъявлять только ксектантам, потому что они сами себя определяют как удовлетворяющих всем этим иеще многим требованиям. И это является необходимым условием, чтобы их приняли всекту. Таким образом, наши религиоведы, изучая православную Церковь, применяютк ней сектантские критерии.
Разберем различия между Церковью и сектой болееподробно. Изначально в кальвинизме существовал тезис, согласно которомуотверженные должны быть во славу Божию подчинены церковному закону [2, с.157]. Но уже в ХVII веке в движении индепендентов и некоторых другихразновидностях кальвинизма возобладало убеждение, что присутствие в паственевозрожденных, участие их в таинствах[2],служение их в качестве священников оскорбляет величие Господне. Например, Оуэн,индепендент и кальвинист, вице-канцлер Оксфордского университета при Кромвеле, заявлял:"Принимать в видимую церковь или считать членами ее следует лишь тех, ктопо всем признакам является возрожденным и святым. Там, где это правило несоблюдается, утрачивается сама сущность церкви" [2, с. 228, прим. 93]. Такая "чистая церковь",по убеждению пуритан, должна была объединять лишь достойных врелигиозно-этическом отношении людей, которым было разрешено вступить в этообъединение "ввиду их доказанной религиозной избранности" [2, с. 277].
М.Вебер утверждает, что все эти "волюнтаристскиеобразования", называющие себя чистыми и истинными церквами, таковыми неявляются, ибо церковь, согласно его определению, есть "учреждение по дарованию благодати. Она управляет сферой религиозногоспасения... принадлежность к церкви (по идее) обязательна, и поэтому сама посебе ни в коей степени не характеризует моральные качества прихожан" [2, с.277].
Что значит "принадлежность к церкви по идееобязательна"? Кто может обязать человека быть членом той или иной церкви? Церковь,по сравнению с сектой, структура необычайно устойчивая. Она устойчива вовременном отношении - может существовать на протяжение веков и тысячелетий. Онаустойчива в пространстве - принадлежит к определенным странам, народам,культуре. Не всегда границы какой-либо церкви и страны или народа совпадают,но, как правило, наполнение церкви, ее паства - это народ, а не отдельные люди.И как все родившиеся в данной стране, по общему мнению, суть ее жители, так ивсе родившиеся в данной стране, принадлежащие к данному народу, его культурепринадлежат той церкви, которая ответственна за данную страну, народ и культуру.Естественно, если человек сознательно не порывает с этой страной или с этойцерковью. От человека принадлежность к данной церкви ожидается изначально, посамому факту его рождения, это нормально.
Конечно, отдельный человек может присоединиться к тойили иной церкви (и часто так и происходит), но основу традиционной церквисоставляют именно люди, принадлежащие ей изначально. "Внешний и внутреннийконфликт двух структурных принципов - "церковь как институт благодати'' и"секта как союз людей, получивших высшую религиозную аттестацию" -проходит через всю историю протестантизма..." [2, с. 283]. В секту человек допускается (или вербуется)по своим личностным особенностям и качествам.
Объявив борьбу за "чистую церковь",протестанты должны были выработать систему правил допуска в секты. Длявступления в секту требовались рекомендации уважаемых людей. С самого начала -а первые общины верных сложились у анабаптистов в Цюрихе уже в 1523 - 1524 гг.- была создана целая система аттестаций, утверждающих принадлежность ксоответствующей общине, а также оценку поведения, которой снабжали братьев, отъезжающих из даннойместности, чтобы они могли быть приняты в общину по месту их нового жительства.Эта система была очень распространена, еще в конце ХVII века у баптистов для допускаприезжего в общину необходимо было предъявить рекомендательные письма от тойобщины, в которой он состоял ранее [2, с. 305, прим. 60]. Те же правила существовали в XIXи в начале XX веков, что наблюдал сам М.Вебер, совершивший путешествие по США ис большим интересом наблюдавший обычаи и правила существовавших там сект. Хотяв то время "чистота" относилась больше к поведению членов секты всфере их мирской деятельности.
Вступив в секту, человек приобретал много преимуществ.Члены секты начинали смотреть на него как на своего, а окружающие - как начеловека, обладающего ценными личностными качествами. К этим качествам, вчастности, относились добросовестность, аккуратность и прочие черты, важные длясовместной деятельности. В этом смысле секта гарантировала партнерам ее члена,что человек обладает всеми этими добродетелями. И это имело огромное значениедля его успеха в профессиональной сфере. Еще в начале XX века М.Вебер, наблюдаяобряд баптистского крещения, услышал, как один из его знакомых, внимательновглядываясь в юношу, погружающегося в воду, воскликнул: "Смотри-ка, я этопредвидел!" На вопрос Вебера, почему он это предвидел, знакомый ответил:"Потому что он хочет основать банк в N". "Разве в этой местности так многобаптистов, что они составят достаточную клиентуру для его банка?" "Нет,конечно. Но, крестившись, он заполучит клиентуру всей округи и побьет всехсвоих конкурентов". Из дальнейших объяснений выяснилось, что в даннойрелигиозной общине строго соблюдается верность религиозным традициям. И прием новыхчленов осуществляется после самой тщательной проверки и педантичного изученияих "образа жизни". Проверка начинается с самого раннего детства,включает весь образ жизни: вел ли он или ведет беспорядочный образ жизни? посещаеттрактиры? танцы? театр? играет в карты? допускает неточности в выполненииденежных обязательств? какие-либо иные проявления легкомыслия?. Так что самфакт вступления в секту рассматривается как абсолютная гарантия этических качествджентльмена и, прежде всего, его деловых качеств" [2, с. 276].
Безусловно, такая аттестация была весьма ценна длячеловека, и он должен был всеми силами стремиться удержаться в данной секте. Ноэто требовало постоянного подтверждения.
А контроль и дисциплина в секте были весьма суровыми. М.Вебер на основании знакомствас источниками пишет: "Дисциплина внутри аскетических сект была - и в этомона родственна монастырской - значительно более суровой, чем дисциплина какойбы то ни было церкви.... В отличие от официальных протестантских церквей, сектачасто запрещала лицам, исключенным из общины за этические прегрешения, всякоеобщение с членами общины, другими словами, подвергала их абсолютному бойкоту,который распространялся и на деловую сферу" [2, с. 286]. Такие драконовские меры имели для личности огромноевоспитательное значение. Именно те качества, которые требовались от членаобщины, со временем прочно "прививались" ему. Секта как бы ваяла еголичность по своему образцу. Но что лежало в основе этих воспитательных воздействий?М.Вебер неоднократно подчеркивает, что "не этическое учение религии, а то этическое отношение к жизни, которое поощряется в зависимости от характера и обусловленности средствк спасению предлагаемых данной религией, является "ее специфическим"этосом" в социологическом значении этого слова" [2, с. 290].
Другими словами, между учением религии и темикачествами личности, которые секта поощряет в своих членах, лежит важный этап -применение отдельных тезисов учения к реальной окружающей жизни и выведениерешений о том, что же будет в условиях данного окружения главным и какие методынеобходимо применить, чтобы способствовать "вящей славе Божией"."Кальвинистское благочестие - один из многих известных истории религиипримеров того, как логически и психологически опосредованные выводы из определенных религиозныхидей влияют на практику религиозного поведения верующих" [2, с. 223, прим. 67]. Это подтверждается еще иследующим наблюдением Вебера[3]:"Общины решительно отказывались от знакомства с "различиямиверований" и вообще совершенно не интересовались догматикой. Темойпроповеди должны были быть лишь этические проблемы. Все прослушанные мноюпроповеди для среднего сословия были преисполнены типично буржуазной морали сее требованиями добропорядочности и приличия; мораль этих проповедей былавполне доморощенная и трезвая, но произносилась она с большой внутреннейубежденностью, подчас даже с волнением" [2, с. 293, прим. 10].
Таким образом, на смену ХVII веку - эпохе пламеннойверы и глубинных религиозных поисков - пришел период утилитаризма ипрактицизма, догматы стали постепенно забываться. Нет, никто их не отменял и неопровергал, просто они оказались за рамками интересов новой жизни и как бырастворялись, стирались. Уже в XVIII, а темболее в XIX веке., догмат о предопределенности ко спасению не оказывалникакого влияния.
Так, секта методистов, которая являлась наследницейкальвинистских общин ХVII - ХVIII вв., развивала бурную миссионерскуюдеятельность, что с точки зрения догмата о предопределенности не имеет никакогосмысла. В таких случаях обычно придумывается опосредующий тезис, которыйотодвигает в тень изначальный догмат.
Это касается догмата о предопределенности ко спасению,измышленному распаленным воображением реформаторов - для традиционных церквей идля христианства в целом это вообще не догмат. Но "отпали" и болееважные христианские положения, прямо заповеданные Евангелием. М.Вебер выражаетэто таким образом: "И если та полная религиозной жизни эпоха ХVII векачто-то завещала своей утилитаристски настроенной наследнице, то прежде всегобезупречно чистую совесть (которую с полным основанием можно назватьфарисейской), сопутствующую наживе, если только эта нажива не выходит за рамкилегальности" [2, с.202].
Современник этого процесса Уэсли так анализируетвзаимосвязь указанных факторов: религия, т.е. ее вариант, принимающий вкачестве образа жизни рациональную мирскую аскезу, неминуемо порождаеттрудолюбие (industry) и бережливость (rugatity), а эти свойства в свою очередь обязательно ведут кбогатству. Методисты, о которых пишет Уэсли, становятся прилежными ибережливыми, их имущество растет. Вместе с тем растут и их гордыня, страсти,любовь к плотским мирским утехам и высокомерие. "В результате этогосохраняется лишь форма религии, дух же ее постепенно исчезает" [2, с. 201].
Далее, совершенно естественно начинают придумыватьобоснования, долженствующие оправдать стремление к наживе. Если человек трудится для Бога, то богатство нетолько морально оправдано, но даже предписано. Таким образом, то, что в католицизмеили даже лютеранстве было просто разрешено, здесь возводится в добродетель идаже принимается как признак избранности человека.
Изначально предполагалось, что человек должен ощущатьсебя управителем и распределителем Божиего имения: подобно рабу из евангельскойпритчи, он обязан пускать вверенный ему талант в оборот, приумножать его, нопри этом скрупулезно отчитываться в каждом доверенном ему пфенниге. При этом онпревращается в нечто, напоминающее "машину для получения дохода" [2, с. 197]. Но само стремление к прибыли (во славуБожию или с иными целями), даже в то время, как мирская аскеза протестантизмасо всей решительностью отвергала непосредственное наслаждение богатством, тем не менее, уже и тогда "освобождалаприобретательство от психологическогогнета традиционалистской этики, разрывала оковы, ограничивавшие стремление кнаживе, превращая его не только в законное, но и в угодное Богу занятие" [2, с. 197].
В частности, несмотря на весь авторитет Библии, отменилизапрет давать деньги в рост и требовать при возвращении долга проценты[4].Это разрешение стремиться к наживе очень хорошо легло на главный тезискальвинизма и наследовавших его сект - уверение в своей избранности. Особенновысокая прибыль может быть показателем благочестия и добродетели человека. Еслиже богатство шло в руки тому, кто был признан "нечестивым", этообъяснялось так: Бог умножает его имущество, чтобы затем больше с него спроситьи сильнее наказать. Характерно высказывание на этот счет Блеза Паскаля:"Стремление к наживе и профессиональной аскезе.... - лишь средство,измышленное для того, чтобы не думать о своем нравственном ничтожестве" [2, с. 220, прим. 48].
Обоснования нарастают, вытекают друг из друга, ивскоре закономерным образом появляется такая формулировка: если человек даетобет оставаться бедным, то это равносильно обету оставаться вечно больным илипостоянно пользоваться дурной репутацией.Уже в 1632 г. раздавались жалобы по поводу "необычайной жажды прибылей,свойственной поселенцам Новой Англии" [2, с. 268, прим. 275]. У пуритан существовали следующиехарактеристики профессии, угодной Богу: ее полезность с точки зрениянравственности; полезность для блага всего общества, и, наконец, третий,"практически наиболее важный критерий" - доходность.
К началу XX века в США успех в деле и высокий доход считалисьсимптомом духовного величия [2, с. 258, прим. 241]. Кроме того, все наблюдателиподчеркивали еще один признак полного забвения евангельских заповедей: "неимоверноекастовое высокомерие сектантов является их исконным качеством" [2, с. 288].
И вот результат - высокий религиозный идеал, которыйпредполагалось достигать внутри мирской жизни, соблюдая аскезу и стараясь работатьво славу Божию, постепенно, но неизбежно превратился в идеал деловогочеловека. Как ни пытались обосноватьэтот идеал с религиозной и духовной точек зрения, все, в конечном счете, сводилоськ стремлению к наживе или, говоря более объективно, к прибыли. В 1903 г.президент Баптистского союза Великобритании и Ирландии Дж.Уайт с гордостьюконстатировал: "Лучшие люди наших пуританских церквей - деловые люди,полагавшие, что религия должна проникать во все сферы деятельности" [2, с. 258, прим. 240]. В действительности же мирскиепредставления и идеалы проникали в сферу религиозных убеждений и окрашивали ихвполне утилитарной идеологией. Например, Б.Франклин, трактат которого мыцитировали в предыдущей лекции, объясняет: "Я убедился, наконец, в том,что в человеческом общении правдивость, честность и искренность имеют громадное значение для счастья нашей жизни. С этого момента я решил воспитывать их в себе на протяжении всей своейжизни, и решение это записал в свой дневник. Откровение как таковое не имело для меня решающегозначения..." [2, с. 112, прим. 29].
Все эти добродетели обеспечивают успех, стремление к которому "чувством благодарностиза свою обусловленную Божией милостью безупречность преисполнено всежизнеощущение пуританского бюргерства, определившее формально-корректный,жесткий характер, свойственный представителям героической эпохикапитализма" [2, с. 193].
В самом деле, секты пуританского толка с ихрационально ориентированной мирской аскезой оказались очень эффективнымвоспитательным инструментом, наложившим сильный отпечаток на культуру своихнародов и действительно создавшим устойчивый тип личности, обладавший целымрядом положительных черт. Эти культурные компоненты и этот тип личности, в своюочередь, способствовали формированию и развитию духа капитализма и самого этогостроя, который Вебер характеризовал как специфически западный. И строй этотоказался исключительно результативным в установлении того общества, которое мытеперь именуем "обществом потребления". Общество, изобилующеематериальными благами, часто вызывает зависть и желание подражать ему. Но,чтобы подражать, нужно иметь эти черты характера, воспитанные с детства иподкрепленные культурой и ценностями. Именно они-то делают человека данногообщества таким результативным целедостижителем. Именно эти качества, а отнюдьне технологии и даже не накопленные ранее богатства, хотя они тоже имеют значение.
Подчеркнем еще раз, что М.Вe6ep не стремилсяопровергнуть тезис Маркса о том, что "базис" определяет"надстройку", т.е. производство определяет культуру и сознаниечеловека, в него включенного. Он утверждает: оба эти фактора активно формируютобраз жизни современного им общества, и в значительной степени - общества, следующегоза данной эпохой. Как указывает Уэсли, великие религиозные движения, чьезначение для хозяйственного развития коренилось, прежде всего, в ихаскетическом воспитательномвлиянии, оказывали наибольшее экономическое воздействие, как правило, тогда, когда расцвет чисто религиозного энтузиазма был уже позади. Когда судорожныепопытки обрести Царствие Божие постепенно растворялись в трезвой профессиональнойдобродетели и корни религиозного чувства постепенно отмирали, уступая местоутилитарной посюсторонности..." [2, сс. 201-202]. Идея профессионального призвания -"один из конституционных компонентов современного капиталистическогодуха", только "без ее религиозного обоснования - ко времени Франклинауже отмерла" [2, с. 205].
Таким образом, действительность формируют факторы непросто различные, но еще и оказавшие свое определяющее влияние в различноевремя: фактор, воздействующий изпрошлого, встречается с влиянием фактора, действующего в настоящий момент.Представление об истории развития общества и о самом обществе у М.Вебера оченьбогатое и многостороннее, хотя воспринять его труднее, чем простые ипрямолинейные марксистские концепции.
Идущий из прошлого фактор, порожденный сильнейшимвлиянием религиозных идей, сформировавших устойчивый образ жизни, воздействуетчерез укоренившийся в культуре тип личности, с одной стороны, а с другой - через созданный сектамитип организации. К разбору этоговторого "канала влияния" когда-то развитых, а потом отмершихрелигиозных идей мы теперь и перейдем.
Секты были не только сильным воспитательным средствомвоздействия на личность (а через нее и на действительность), они были еще иустойчивым способом организации социальных связей, со временем превратившимся втрадиционный. Благодаря своим религиозно утвержденным и окрашенным принципам, ав дальнейшем и своим методам поддержания дисциплины, они оказывались весьма влиятельнымиспособами управления на местах. Иногда секты пытались оказывать давление и направительства. Уже в начале ХVII века в Англии, Голландии и некоторых другихстранах началась борьба правительства с религиозными сектами, которые требовалисебе широких прав, в частности, права отлучать светских князей. И если в Англиии других европейских странах попытки влиять на политическую власть быликратковременными, то в период колонизации сектами пуритан Северной Америкивласть сект предшествовала организацииполитического управления и заменяла его. В дальнейшем, уже при наличии государственнойсистемы, секты, тем не менее, продолжали оказывать очень сильное влияние на всюорганизацию жизни общества. А.Токвиль, путешествовавший по Соединенным Штатам вХVIII веке, отмечал всепроникающие способы контроля, которому подвергалисьчлены общества. Известно было, например, как хозяйка моет посуду, что онапокупает из продуктов, сколько денег тратит и проч.
Иногда при чтении таких заметок возникает сравнениесектантской организации со средневековыми ремесленными цехами, которые тожеопределяли не только кто и как должен строить свой дом, но и сколько оборокмогла иметь на юбке горожанка определенного цеха. Однако М.Вебер утверждает,что функции этих двух систем были разными. Ремесленный цех объединял мастероводной профессии, которые были естественными конкурентами друг другу. Поэтомузадачей цеха было упорядочивать эту конкуренцию путем выдачи свидетельств окомпетенции, распределения заказов, установления "справедливых"расценок и т.п. Секта объединяла "братьев по вере", между которымитакой конкуренции не предполагалось. Рост богатства одного члена секты приносил"профит" всей секте в виде уважения со стороны "внешних" изавоевания новых сфер деятельности для прочих членов секты.
Если цех, присваивая звания своим членам (ученики,подмастерья, мастера и т.д.), формировал структуру данного союза ремесленников,то секта, напротив, отстаивала принцип равенства и всячески боролась савторитетами. Никто не мог здесь претендовать на особое положение, дажесвященник, тем более что рукоположенного духовенства внутри таких сект и небыло. Только лютеране в момент своего отделения от католической церквисохранили свой епископат; в пуританских же сектах благодать рукоположения заменяласьхорошим поведением человека, которому доверяли совершать "таинства" втех сектах, где воспоминания об этих таинствах еще сохранялись. При этомсчиталось, что совершитель таинств не должен претендовать на какую бы то нибыло оплату своего труда; специальные же и странствующие проповедники моглибыть с полным правом приравнены к любому рядовому члену секты, ибопроповедовать могли все, включая и женщин. В сектах типа квакерских особоезначение придавалось харизме, т.е. Святому Духу, который мог снизойти на любогочлена секты, а специальная богословская подготовка не имела вообще никакогозначения. "Харизматические перевороты сектантов (типа Фокса и других емуподобных) внутри общин всегда начинались с борьбы против назначенногосвященника, "наймита", за апостольскую идею бесплатной свободнойпроповеди, произнесенной по велению Святого Духа" [2, с. 303,прим. 48].
Ко времени путешествия М.Вебера в Северную Америкупроцесс произнесения проповедей был уже упорядочен. "Официальнаялегенда" гласит: во время службы те члены общины, на которых, как явствуетиз опыта, наиболее часто нисходит "дух", сидят на отдельной скамьепротив других членов общины; в глубоком молчании все ждут, чтобы "святойдух" нисшел на кого-нибудь из них (или на какого-нибудь другого членаобщины). Во время молитвенного собрания в одном пенсильванском колледже"дух", к большому моему сожалению, нисшел не на старую леди, сидевшуюв простой красивой одежде на скамье (на что я втайне надеялся) - ее харизмаполучила высокое признание, - а (безусловно, по предварительной договоренности)на бравого библиотекаря колледжа, который произнес весьма ученую речь о понятии"saint" (святой)" [2, с. 303, прим. 47]. Эта вознесенная на недосягаемуювысоту ценность равенства и до сих пор занимает, в особенности в американскойкультуре, совершенно исключительное положение, и посягательство на нее вызываетсамую резкую реакцию.
Еще в XIX веке замечательный русский философ КонстантинЛеонтьев утверждал, что безграничное стремление к равенству (которое к томувремени было уже широко распространено в Европе) работает на разрушение социальнойструктуры. Социальные образования подобны организмам, которые состоят из весьмаразличных и совершенно неравных друг другу частей: как по форме, так и по функции, выполняемой в организме, атакже по своему строению, типу ткани, из которой они состоят, и т.д. и т.п. Организми существует именно в силу этого неравенства своих частей. Стремление кравенству низводит все эти отдельные части к совершенно однообразным песчинкам,из которых невозможно что-либо построить: они не держатся вместе, распыляются.Общество, утверждал Леонтьев, постепенно теряет структуру, уплощается, теряетпрочность связей - и с очевидностью стремится к энтропии. Распадаются сословия,родственные группы, наконец, семья. Наступает то, что мы теперь называеммассовым обществом [3, сс. 225-230].
Действительно, выходя на широкую политическую арену,третье сословие уничтожает сословное общество, в том числе и себя как сословие -со своими ремесленными цехами, купеческими гильдиями и проч. "Обществоатомизируется", как выражается Т.Парсонс. Идет процесс разрушения сельскойи семейной общины. Но любопытно отметить и то, что пуритане и другие секты кальвинистскоготолка, впервые начавшие непримиримую борьбу с авторитетами и за равенство всехсо всеми, изобрели своеобразный способ организации этого атомистическогомассового общества. Этот способ был введен именно сектами, которые формируюткак бы новые сословия. Недаром о протестантах говорят, что они обладают именносословным чувством: чувством избранных среди прочего "люда",отвергнутого Богом. И где бы ни появились, среди какого бы народа ни поселилисьэти носители культуры, созданной пуританами, они сразу же образуют замкнутыекруги из "своих". Внутри этих кругов практически нет никакойструктуры, но в общество они определенную структуру вносят.
Когда религиозность стала затухать, количествосектантов начало уменьшаться. Но на смену сектам пришли другие, подобные имкруги. Еще несколько лет тому назад, пишет М.Вебер, бросалось в глаза, что"поразительно большое количество мужчин, принадлежавших к средним слоямамериканской буржуазии, носили в петлицах маленькие значки (разной окраски),больше всего напоминающие розетку Почетного Легиона... На вопрос, что этотакое, обычно называлось какое-либо общество, подчас с совершеннофантастическим наименованием. В дальнейшем выяснилось, что по своему назначениюэти общества почти всегда являются кассами, финансирующими похоронный обряд, нонаряду с этим выполняющими и ряд других функций, в частности они...предоставляют своим членам (нравственное) право обращаться к братской помощилюбого имущего члена такого союза; ...причем в ряде известных мне случаев этапомощь оказывалась либо в соответствии с принципом беспроцентного возвращениядолга, либо под небольшой процент". "Розетка в петлице,следовательно, означала: "Я являюсь патентованным на основаниирасследования и проверки, гарантированным на основе моей принадлежности кданному союзу джентльменом" [2, с.278]. Но в данном случае предметом "расследования" и"патентования" были уже не способы проведения свободного времени(посещает ли танцы, театры и пр.), а именно деловая добропорядочность икредитоспособность будущего члена.
Эти союзы были характерны преимущественно для среднейбуржуазии, но они также служили каналом для продвижения мелких предпринимателейв эти средние слои. Другой важной функцией таких союзов было поддержание"буржуазно-капиталистического этоса" в этих самых средних кругахпредпринимателей.
Такого типа закрытые общества вообще были оченьхарактерны для США. Это могли быть союзы описанного выше типа, это могли быть иклубы. "Типичный янки" проходил на своем жизненном пути целую сериюподобных замкнутых обществ: детские клубы, спортивные клубы, какие-нибудькружки по изучению языков, клубы студенческие, деловые и др. Человек, непопавший в такой клуб еще в колледже или в период профессионального обучения,оказывался в незавидном положении. Случались даже самоубийства из-за отказа вприеме в такой клуб.
Благодаря вначале сектам, а потом всем этим закрытымсоюзам и обществам, "признаком специфически американской демократии былото, что она являла собой не хаотическоескопление индивидов, а совокупность хотя и замкнутых, но волюнтаристских союзов" [2, с. 280]. Престиж семьи и унаследованного состояния,а также занимаемая должность и даже диплом об образовании не играли большойроли - только такие добровольные, но замкнутые союзы и клубы давали человекупрестиж в обществе. Поэтому и влияние этих кругов в США было огромно и до сихпор имеет определенное значение. А между тем все они - наследники сект.
Конечно, особенно большое влияние на общественнуюжизнь секты оказывали именно в США. В колониальный период, например, в НовойАнглии "предпосылкой гражданского полноправия в штате было (наряду снекоторыми другими условиями) полноправие данного человека внутри церковнойобщины". Напомним, что первуюсистему управления переселившихся в Новый Свет колонистов представляли секты, итолько со временем во вновь заселенных местностях устанавливалась обычная политическаяструктура власти.
Конечно, закрытые престижные клубы всегда существовалив Англии и (реже) в Западной Европе, но это были совсем не массовые,буржуазные, а, как правило, аристократические образования. И они редко былисвязаны с сектами, чаще противостояли им, как вообще аристократия противостояласектантскому образу жизни, поведению, способам контроля и т.д.
По-видимому, дело в том, что в Англии и вообще в Европеэти союзы (волюнтаристические, как их называет М.Вебер) были погружены в средуестественных социальных образований - родственных и семейных групп, соседства,небольших общин малых городов и сельской местности, ведь многие поколения жилив одних и тех же поселениях. В них существуют свои способы контроля исохранения нормативных структур поведения, но все это осуществляется совсемдругими способами, так как внутри естественных групп отношения как раз непредставляют плоского равенства, они структурированы. Членытаких групп обладают разным престижем и разным влиянием друг на друга -родители по отношению к детям, старшие по отношению к младшим. Выделяютсяопытные люди, у которых спрашивают совета в сфере их опыта. Выделяются такжелюди исключительно высокого поведения, к которым проявляется особое уважение.Короче, каждая такая естественная группа - это как бы целое созвездиеразнообразных влияний. И хотя, казалось бы, младшие члены в таких группахдолжны испытывать все эти влияния как неотвратимый гнет, на деле оказываетсясовсем наоборот. Эти разнообразные воздействия не только подкрепляют, но исмягчают друг друга. Если в семье суровые отец и мать, то всегда где-то естьбабушка или тетушка, готовые пожалеть, защитить, приголубить и ободрить того,кто только что получил нагоняй. Притом это группы не волюнтаристические, т.е.они не созданы данными людьми в определенное время, они существуют искони,человек погружен в них от рождения, он в них существует годами и десятилетиями,а иногда и всю жизнь. И это делает их влияние не только очень устойчивым и действенным, но ипривычным.
В этом, как кажется, кроется различие вдемократических режимах, складывающихся в США,в Западной Европе, у нас и на Востоке. Количество и развитость этих естественныхобразований социальной структуры, их оригинальные формы и способы воздействияна человека и друг на друга должны были бы давать различную окраску и формувозникающим на этой разной почве демократиям. Но, как правило, страны,формирующие свой строй на современный лад, стремятся заимствовать формы, которыехорошо работают или, скажем осторожнее, в принципе работают в других культурах.Если "насадить" их у себя, то естественная социальная тканьсопротивляется и в конечном итоге терпит ущерб.
Проблема влияния внутри групп выводит наснепосредственно на проблемы, связанные с властью. В этом плане М.Вебером сделано также достаточномного. Мы уже говорили о проблеме действенности социальных порядков иутверждали, что эта самая действенность (т.е. влиятельность, жизнеспособность,устойчивость) определяется представлениями людей об ихобоснованности, законности, легитимности. Порядок, признанный легитимным, оказывает воздействие на поведениечеловека не какими-то специальными средствами принуждения. Такие средства всегдасуществуют в обществе, но совершенно недостаточны для достижения консенсуса егочленов, поскольку последний достигается, в первую очередь, формированием мотивации к подчинению, а вовсе не страхом наказания. Итак,каким же образом утверждается власть в обществе в целом и в отдельных егозвеньях и структурах?
М.Вебер выделяет три типа легитимного порядка. Наиболее понятный из них - это порядок, утвержденныйна праве, на записанном иутвержденном законе, подкрепленном определенными средствами принуждения. Напомним,что средства принуждения вводятся лишь в крайних случаях: они страхуют порядокот неожиданных потрясений. Это - законный порядок. Он признан таковым членами общества и различных егоструктур и считается правильным,т.е. ценностно обоснованным. И до тех пор, пока таковым считается, получаетподдержку и содействие членов общества. Правда, в каждом обществе и в каждойотдельной его структуре обязательно существуют как бунтари и борцы с такимпорядком, так и люди, готовые нарушать его в отдельных случаях, но в целом неоспаривающие его.
Наряду с таким законным порядком существует порядок,основанный на традиции и освященный временем и авторитетом предков. Это - традиционный порядок. Отчетливее всего он выражается в обычном праве - в обычаях и нравах - дотех пор, пока они не записаны. Т.е.пока обычное право не кодифицировано - тогда обычаи превращаются в законы.
Мы помним, что в веберовской типологии социальногодействия есть тип, называемый традиционным действием. Естественно предположить,что традиционный порядок более всего подходит именно для такого типа действия.Тогда законный порядок резонно соотнести с рациональным типом действия,поскольку кодифицированное право само имеет рационально продуманное построение.Человеку, склонному к рациональному типу действия, всего удобнееруководствоваться именно таким порядком. Рациональных действий в типологииВебера два: ценностно-рациональное и целе-рациональное. Но есть еще один типдействия, который вообще трудно отнести к социальным - разве только на томосновании, что оно совершается все-таки внутри общества. И вот оказывается, чтои для этого типа действия есть свой порядок. М.Вебер впервые ввел это понятие всоциологию и назвал этот тип легитимности "харизматическим порядком".
Харизматический порядок (чаще его называют "харизматическаявласть") - это по существу отсутствие всякого объективно установленногозакона. Носитель харизматической власти и харизматического порядка - человек,одаренный очень сильными лидерскими качествами (харизмой). Он предлагает людямте или иные способы поведения, и они его слушаются.
Любопытно, что начатки харизматического влияния вполитике М.Вебер отметил еще в начале XX века. В своей статье "Политикакак профессия" он рассматривает процесс складывания современных выборныхтехнологий. Он показывает, как постепенно влияние придворных аристократическихкругов и так называемых "уважаемых людей" на местах (учитель, кузнец,булочник и т.д.) замещается "машиной", специально созданной дляпроведения выборов, со своими организаторами и наемными вербовщиками голосов. Иконечно, во главе со своим лидером, который и направляет всю деятельность. Преданноеокружение этого лидера пытается привить, передать эту преданность, высокийпрестиж тем, кто будет участвовать в выборах, чтобы обеспечить лидеру место вовласти. "Весь этот человеческий аппарат, - пишет М.Be6ep, -"машина" (как его примечательным образом называют в англосаксонскихстранах) - или скорее те, кто им руководит, в состоянии взять за горло парламентариеви в значительной мере навязать им свою волю. Данное обстоятельство имеет особоезначение для отбора вождей партии.Вождем становится лишь тот, в том числе и через голову парламента, комуподчиняется машина. Иными словами, создание таких машин означает наступление плебисцитарной демократии" [2, с.675]. И что важно, для окружения вождя "труд с верой и личной самоотдачейчеловеку, не какой-то абстрактной программе какой-то партии, состоящей изпосредственностей, является тут идеальным моментом - это"харизматический" элемент всякого вождизма, одна из его движущихсил" [2, с. 675]. В конце 60-х гг. XIX века такой аппарат былсоздан Джозефом Чемберленом. В каждом городском квартале был образованизбирательный союз, все это было жестко бюрократизировано и держалось впостоянном активном движении. В 1877 г. подобную машину создала либеральнаяпартия под руководством Гладстона, и благодаря "ослепительномублеску" гладстоновской "большой демагогии" массы прониклисьнепоколебимой верой в этическое содержание политики Гладстона, в этическийхарактер личности самого Гладстона. А в 1886 г. "машина была уже настолькохаризматически ориентирована на личность... (что) весь аппарат сверху донизу неспрашивал: стоим ли мы объективно на платформе Гладстона? Аппарат просто совершалповороты по слову Гладстона, заявив: "что бы он ни делал, мы емуподчинимся" [2, с. 679]. Приходящая к власти партия фактическиосуществляет свою диктатуру, подчиняя себе парламент, монополизируяраспределение должностей и проч. М.Вебер называет это "диктатурой,покоящейся на эмоциональности масс" [2, с. 680].
Вебер показывает, что подобная машина в США сложиласьеще раньше, чем в Англии, и что здесь едва ли не основным был вопрос патронажанад должностями, - а это очень жирный кусок, так как в руках президента в товремя было сосредоточено назначение от 300.000 до 400.000 должностей. Затем онпоказывает, как выдвигается на сцену так называемый "босс" -политический капиталистический предприниматель, как называет его Вебер; онорганизует приток денежных средств: членские взносы, отчисления от окладовчиновников, получивших должности благодаря данной партии, и, наконец,обеспечение притока средств от крупных финансовых магнатов.
Вебер утверждает, что германский политический аппарат былвесьма устойчив ко всем этим влияниям, идущим в Европу с Запада. "Но, -пишет он, - вследствие катастрофы, которую обыкновенно именуют революцией,сейчас, может быть, совершается некое преобразование" (Вебер писал это в самомначале 20-х гг.) [2, с. 687]. Во времена Вебера "появлялся - и тутже вновь исчезал - только один-другой уличный диктатор. И только свита уличнойдиктатуры была организована прочной дисциплиной" [2, с. 688]. Насколько правильно он ощутил тенденцию,показывает тот факт, что вскоре после смерти Вебера в Европе началосьформирование не просто харизматических избирательных машин и даже не простохаризматически организованных партий, которые появились в значительномколичестве в предреволюционный и революционный период, но целых режимов,организованных по этому принципу. На Европу обрушились харизматическиедиктатуры: итальянская, во главе сМуссолини, германская со своим харизматическим вождем Гитлером, а в Россиихаризматическая диктатура установилась ранее всего - в 1917 году.
Это был тяжелый период. Европа долго болелатоталитаризмом и вышла из этого процесса обессиленной и обескровленной. Но,кажется, какая-то прививка человечеству все-таки была сделана. Может быть, этоокажется полезным в дальнейшем: пока как будто существует опасливое отношение кхаризматическим движениям. Замечательно, что в период, когда фашистскиедвижения еще только начали формироваться, и в условиях совершенно недостаточнойинформации о событиях и тенденциях в мире[5],М.Вебер обращает особое внимание на растущее значение эмоциональных настроениймасс в эпоху массового общества. Он предвидит опасность крушения рациональногопорядка и взрыва харизматических движений. Именно Макс Вебер первым указал наэто опасное явление и дал ему название[6].
Часто обращают внимание, что М.Вебер связывал процессроста харизматических движений с процессом однонаправленно идущейрационализации всей жизни общества. Человек - существо многогранное, и онстремится жить гармоничной жизнью, в которой должны быть задействованы нетолько его разум и здравый смысл, но также чувства и эмоции. Но развитиетехники как бы "заполняет" мир механизмами, которые в отличие отприроды неспособны отвечать на эмоции человека. Более того, эмоции в обращениис ними прямо противопоказаны. В результате в человеке накапливается огромныйзапас неизрасходованных эмоций, которые требуют себе выхода. Харизматическийлидер и харизматическое движение - удобный способ разрядить эти эмоции. Поэтомув массовом обществе ситуация харизматических взрывов обречена на повторение."В накладе" оказывается легитимный порядок юридического типа:харизматические движения "раскачивают" его и могут привести к его кризисуи даже к краху. Почему именно Европа оказалась удобной сценой для разыгрыванияэтих трагедий? Видимо, потому что в ХХ веке процесс рационализации здесь шелособенно интенсивно, и массовое, "уплощенное" общество здесьсоздавалось быстрее, чем в других регионах мира.
Впрочем, хотя все европейское общество в настоящеевремя сильно атомизировано, человек все-таки никогда не может быть сведен катому. Он обладает разумом и способен осмыслять ситуацию и учиться на своихошибках. Хотя время от времени в молодом поколении, не пережившем эпоху фашизмаи сталинизма, возникают какие-то аналоги харизматических движений. Но"прививка" пока еще действует.
Очевидно, что концепция такого"фугообразного" движения различных типов легитимных порядков весьмаполезна для размышления и отсылки к историческому опыту. В своих мыслях ополитике М.Вебер так же неисчерпаем, как и в анализе религиозной этики и всвоих представлениях о методологии социологии. Попробуем коснуться здесь ещеодной темы, которая для нас оказывается особенно интересной - во-первых, потомучто касается этики в сфере политики, а во-вторых, потому что Веберрассматривает ее с привлечением ссылок на занятие политикой "русскихинтеллектуалов".
Для политика,считает Вебер, решающими являются три качества: страсть, чувствоответственности и глазомер. Страсть вего понимании - это ориентация на существо дела, самоотдача этому делу. Глазомер - это дистанция по отношению к людям и обстоятельствам, т.е. холодныйрасчет. И все это должно быть "пропитано" ответственностью. Ответственностьполитика перед своим делом - это и есть его этика [2, сс.690-691].
Социология в своем развитии поработала в том направлении,чтобы развести понятия "морали" и "этики". Мораль - этоизначально присущее человеку чувство внутренней ответственности перед Богом,перед миром и другими людьми. Здесь заповеди касаются всех без исключения. Этомораль самого верхнего уровня, и каждый человек должен быть моральнымнезависимо от своей профессии, образования, социального положения и т.д. Но всвоей сфере деятельности человек часто сталкивается со специфическими именнодля этой сферы моральными проблемами, и для решения этих проблем они создаютособую профессиональную этику. Так, существует этика врачебная, и шире -медицинская, педагогическая, научная этика. Своя этика существует напроизводстве и в сфере торговли. Особая этика существует также в сфере политики,и на ней М.Вебер останавливается особо. Он анализирует, какой этикой долженобладать политик. В первую очередь это, как было сказано, преданность своемуделу - тому, что он собирается сделать, внести в существующее положение вещей.Это тот алтарь, на который он полагает свои силы, честь, а если придется, то ижизнь. И никакие "побочные стимулы" не должны его сбивать с этогопути. А таких стимулов в сфере политики много, может быть, даже больше, чем вдругих сферах.
Например, это власть. Политик, как говорит Вебер, стремится к власти как кнеобходимому для него средству."Поэтому "инстинкт власти", как это обычно называют,действительно относится к нормальным качествам политика. Грех против... егопризвания начинается там, где стремление к власти становится неделовым, предметом сугубо личного опьянения, вместо тогочтобы служить исключительно "делу" [2, с. 691]. "Уход от существа дела" - этоодин из смертных грехов политика.
Второй его грех – безответственность, то есть неумениеили нежелание предвидеть отдаленные последствия своих действий и учитывать их. Аэти отдаленные последствия, могут перечеркнуть все то положительное, чтополитик пытался внести в данную ситуацию. И тут же вступает третье качество,упомянутое выше – названное Вебером "глазомером", т.е. умением"держать дистанцию" относительно различных элементов ситуации, вкоторой действует политик. Соотносить их друг с другом и со своими планами и, вконечном счете, уметь рассчитывать, планировать, поступать расчетливо иразумно.
Вот этих двух последних качеств не было у русскихинтеллектуалов, деятельность которых Георг Зиммель называл "стерильнойвозбужденностью". Это неумение планировать, рассчитывать с прицелом наотделенное будущее и на то целое, внутри которого вся твоя деятельностьсовершается. Они исходили из чисто моральных, не имеющих отношения к политикесоображений (любви к "угнетенному народу", ненависти к"эксплуататорам" и т.п.) и все эти эмоции непосредственно изливали всвою политическую деятельность. Поставив себе целью "казнить"императора, они гонялись за ним, не считаясь ни с какими жертвами и не желаяничего рассчитывать и предусматривать. В конечном счете, достигли своей цели. Апривело это к остановке тех реформ, которые приближали Россию к вожделенномурусским интеллектуалам Западу, и практически развернули ситуацию на 180 градусов.А вызывали они в стране такую реакцию на революционное движение, какую сейчасмы назвали бы популярным словом "терроризм". В результате они заблокировалисебе возможность хоть как-то влиять на государственную власть и государственныедела.
Так же вели себя в сфере политики и большевики,стремясь всеми силами "поднять массы на борьбу". Зачем нужна эта"борьба", они представляли себе весьма смутно: надо свергнутьправительство, призывал Ленин, а там будет видно. Эта дикая безответственностьобернулась огромными потерями для страны и ее народа.
Впрочем, М.Вебер видел эту "стерильнуювозбужденность", т.е. бесплодное кипение страстей, не только в России. Онсчитал, что подобный образ действий "ныне играет столь заметную роль уинтеллектуалов в этом карнавале, украшенном гордым именем"революции": утекающая в пустоту "романтика интеллектуальнозанимательного "без всякого делового чувства ответственности. Ибо однойтолько страсти, сколь бы подлинной она ни казалась, еще, конечно, недостаточно.Она не сделает вас политиком, если, являясь служением "делу", несделает ответственность именно перед этим делом главной путеводной звездойвашей деятельности" [2, с. 690].
Сам Вебер твердо держался этого принципа. Он был известнымэкономистом в своей стране, а также активным политиком, но когда во времяреволюции в Германии ему предложили занять пост в правительстве, котороепланировало примерно те же реформы, которые затем были осуществлены в Россиибольшевиками, он отказался: "...считаю планы, создаваемые для"плановой экономики" - дилетантским и объективно абсолютнобезответственным легкомыслием,которое может дискредитировать"социализм" годами голода и всего того, что сейчас кажется едва ливозможным, вызвав в результате устойчивую реакцию" [1, p. 1522]. Будучилично довольно благожелательно настроенным к социалистическим идеям вообще, он,тем не менее, утверждал, что худшее в сложившейся ситуации - это"управляемые монополии". Следует стремиться сохранить могучий фактор самостоятельных промышленныхпредприятий и их руководителей как главную опору немецкой экономики; немецкоегосударственное руководство всегда необходимо как живой противовес частномупpeдпpинимaтeлю, инженерам и чиновникам. Этот дуализм"государственного" и "частного" в связи с порядком жизнинации проходит через всю немецкую историю" [1, p. 1530]
Здесь в М.Вебере, при всей его активнойзаинтересованности политикой, победил ученый, который вынес свою компетентную инезависимую оценку кипучей революционной деятельности, намеревавшейсяпреобразовывать страну, которая в указанный революционный период захватиласамые широкие круги политиков и прочих интеллектуалов. В письме своей сестре вапреле 1920 г. Вебер писал: "Политик должен идти на компромиссы, ученый же не имеет права ихпокрывать" [1, p. 1530]
Тема творчества М.Вебера - совершенно необъятнаясфера. Поэтому мы остановились лишь на небольшом количестве направлений еготворчества. Эти направления показались нам наиболее интересными с трех точекзрения. Во-первых, с точки зрения характеристики взглядов этого крупнейшегосоциолога. Во-вторых, с точки зрения их связи с животрепещущими вопросами нашейсовременной ситуации. А в-третьих, с точки зрения тех понятий, которые были введеныМ.Вебером в его концепциях и стали достоянием общей теоретической социологии. Ато, что они до сих пор являются не только интересными, но и практическиполезными, указывает на непреходящую ценность концепций Макса Вебера,высказанных около века назад.
Список литературы к 5 лекции
1. Weber Max Werk und Person.Dokumente, ansgewelt und kommentiert / von Edward Baumgarten. Tübingen, 1964.
[1] Данные за2002 год
[2] Хотяпротестанты на признавали за таинствами спасительной силы, они оставляли их длясебя, то есть для уже спасенных.
[3] Напомним: вСША в начале XX века
[4]Правда, это произошло и в католицизме, правда, в более замаскированном виде:постановлением конгрегации было запрещено "беспокоить духовных чадрасспросами" на эту тему [2, с. 120, прим. 50]. Тех же чад церкви, которыепытались доказывать, что ростовщичество существует и что оно противоречитсвященному Писанию, приводили к повиновению, ставя под сомнение их собственнуюрепутацию.
[5] ПосколькуГермания была в состоянии разрухи и революции.
[6]Вебер умер в 1920 году, и после него другие исследователи уделяли многовнимания этому феномену. Были выдвинуты интересные концепции на основании егоотдельных замечаний, разбросанных в отдельных его статьях и работах – самыхпоздних у Вебера.
