Что общего между занятием математикой и игрой в хоккей? Эти две, на первый взгляд, совершенно разные сферы человеческой деятельности, объединяет следующее обстоятельство: российские хоккеисты, как и российские математики, были и остаются одними из лучших в мире. Наших хоккеистов и математиков (за исключением небольшого числа ученых, уехавших в 70-е) роднит еще и другое: до конца 80-х годов они жили в России и не имели возможности работать за рубежом. Но как только железный занавес рухнул, поток высококлассных профессионалов хлынул на Запад. Уезжали не только звезды – уехало множество просто добротных игроков и математиков, чей уровень позволял им устроиться за границей. Помимо очевидных экономических причин, не последнюю роль в этом массовом исходе играла жажда свободы и желание избавиться от казарменной атмосферы, царившей в прямом смысле слова в некоторых хоккейных клубах, и в переносном – в части научных учреждений. Учитывая репутацию советских математической и хоккейной школ, многие из уехавших оказались востребованы: в Америке и Канаде так же трудно найти хороший математический факультет без русских профессоров, как команду НХЛ – без русских хоккеистов. Вряд ли найдется другой командный вид спорта или иная область науки, в которых наши люди занимают столь прочное место в мировой элите.
Российские хоккеисты дважды подряд (в 2008-м и 2009-м годах) выиграли чемпионат мира – впервые с 1993-го года, а в этом году – одержали громкую победу на не менее престижном молодежном чемпионате. Этим достижениям во многом способствовали многочисленные преобразования российской хоккейной лиги, пережившей тяжелые времена в середине 90-х, и превратившейся во вторую по силе хоккейную лигу в мире – КХЛ. Континентальная хоккейная лига была создана по образу и подобию лиги номер один – НХЛ – и, хоть и уступает ей, но не на порядок. Произошла эта трансформация главным образом благодаря денежным вливаниям со стороны государства (или под давлением государства) и привлечению менеджеров, работавших до этого в Северной Америке. У этих людей был опыт организации профессионального хоккея в условиях рынка, и они заработали достаточно денег на Западе, чтобы забота о личной выгоде не мешала интересам дела. Наконец, я полагаю, что у них в глубине души не было иллюзий относительно возможности в кратчайшие сроки догнать и перегнать НХЛ и вернуть наших суперзвезд в Россию. Уверен, такая затея обернулась бы провалом, и мы бы по-прежнему довольствовались провинциальным уровнем российского чемпионата и скромными результатами нашей сборной.
Схожие принципы могут быть использованы и для развития российской математики. Ее нынешнее состояние сравнимо с положением хоккея в середине 90-х. Необходимы государственные дотации, распределяющиеся по рекомендациям авторитетных ученых, в том числе имеющих опыт работы на Западе. Как и в хоккее, надо умерить амбиции и не ставить сверхзадач, которые России не по карману. Нужно смириться с тем, что былое величие российской математики не вернуть, и большинство уехавших филдсовских медалистов не возвратить (медаль Филдса – высшая награда в математике, своего рода аналог Нобелевской премии; за последние 20 лет ее получили 6 представителей российской математической школы – треть от общего числа лауреатов, и из них только один – Григорий Перельман, отказавшийся принимать Филдсовскую медаль, – постоянно живет в России). Однако вполне реально создать условия, при которых математика в России будет развиваться и поддерживаться на добротном мировом уровне. Вот несколько соображений, как этого можно добиться.
Начну с того, чего делать не надо. Не надо рассчитывать на сколько-нибудь массовое возвращение тех, кто уже получил постоянные позиции в западных университетах. Эти люди в большинстве своем "осели", вписались в новое общество, имеют достаточно высокий и стабильный уровень жизни. Чтобы убедить их отказаться от этой стабильности, к которой они шли годами, чтобы уговорить их переехать и перевезти свои семьи в Россию (а у многих дети уже в большой степени не чувствуют себя русскими) – нужно воистину посулить им золотые горы.
Гораздо проще и эффективнее добиться того, чтобы квалифицированные ученые, живущие в России, не захотели уезжать, а некоторые из тех, кто уехал на время (в аспирантуру, на "постдок" или просто по контракту), – захотели вернуться. Чтобы ответить на вопрос, как это сделать, надо проанализировать, что же так привлекает наших ученых в научной карьере на Западе. Ответ прост – отмечавшиеся выше свобода и стабильность, гарантируемые наличием постоянной высокооплачиваемой работы. Западного профессора практически невозможно уволить из университета, он в значительной степени независим от начальства, и ему не нужно искать дополнительных заработков, чтобы прокормить семью.
Как это реализовать в России? Нужно создать программу пожизненных государственных стипендий для математиков, выделяемых независимой комиссией, составленной из ведущих ученых, работающих в России и на Западе. Это означает, что стипендиаты будут получать постоянную зарплату непосредственно от государства, они будут независимы от научной бюрократии (хотя могут быть формально приписаны к уже существующим учреждениям), и у них не будет других обязанностей, кроме занятия наукой в России. На таких условиях стипендии станут привлекательными, даже если в денежном выражении они будут вдвое-втрое ниже западных зарплат: многие ученые согласятся на финансовые потери в обмен на отсутствие преподавательской нагрузки и административных обязанностей. В конечном счете, для них это будет означать еще больше желанной свободы для занятий наукой (плюс – возможность жить в родном городе). При этом я уверен, что многие будут на добровольных началах преподавать специальные курсы, руководить аспирантами и участвовать в семинарах – просто потому, что это естественная составляющая научной деятельности. Дюжина подобных стипендий для математиков ежегодно на протяжении десяти лет – и математическая жизнь в России выйдет на качественно новый уровень! Повторюсь: Овечкины и Малкины от математики вряд ли предпочтут такую стипендию работе в Принстоне или Гарварде. Но выбор между государственной стипендией в Москве, Санкт-Петербурге или Новосибирске и профессорской должностью в университете среднего уровня в небольшом городке на Западе (а именно такая перспектива имеется в реальности у большинства успешных молодых ученых) станет уже совсем не очевидным.
Предложенная мной схема поддержки ученых не оригинальна (как и в случае с хоккеем – не обязательно что-то изобретать, достаточно грамотно использовать зарубежный опыт) – она существует, например, во Франции под эгидой Национального Центра Научных Исследований (CNRS). В России ее будет непросто воплотить в экспериментальных науках: невозможно заниматься, скажем, молекулярной биологией в одиночку и без должного оборудования. Но для занятий математикой не нужно ничего, кроме бумаги, ручки и компьютера с доступом в интернет, и поэтому достаточно лишь небольших инвестиций и доброй воли со стороны государства, чтобы система пожизненных государственных стипендий для математиков заработала. Нечто подобное сейчас существует для узкого круга ученых – академиков и членов-корреспондентов РАН, получающих ежемесячные выплаты за звание при условии проживания в России. Этот круг надо расширить, предоставив бо́льшие возможности молодым математикам. Было бы хорошо, если бы Отделение математики РАН поддержало такую идею.
Российскую математическую школу – как и школу хоккейную – можно без преувеличения назвать частью национального достояния. Она создавалась усилиями крупнейших ученых на протяжении почти двухсот лет.
Российский хоккей был спасен благодаря своевременному и разумному вмешательству государства. Для поддержки российской математики требуется гораздо меньше средств. Настолько ли математика менее важна для российского общества, чем хоккей, чтобы считать эти затраты неоправданными?
Хотелось бы надеяться, что мой последний вопрос все-таки риторический.
Автор – математик, специалист в области геометрии и спектральной теории. Родился в Москве в 1974-м году. В 1995-м году закончил механико-математический факультет МГУ. Кандидат физико-математических наук (МГУ), Ph.D. (Институт Вейцмана, Израиль). После окончания аспирантуры работал в Центре Математических Исследований в Монреале (Канада), Исследовательском Институте Математических Наук в Беркли (США) и Математическом Институте им. Макса Планка в Бонне (Германия). С 2002-го года – сотрудник факультета математики и статистики Монреальского университета, где имеет "tenure" (пожизненный контракт) и в настоящее время является "Canada Research Chair" (специальная должность профессора-исследователя, финансируемая федеральным правительством Канады). Научные достижения И. Полтеровича были отмечены премиями Центра Математических Исследований в Монреале и Канадского Математического Общества.
