Мы живем в стране, в которой еще до недавнего времени даже производство швейных иголок или стиральных порошков считалось важнейшим государственным делом. Теперь на такую ерунду государство уже не тратит ни своего драгоценного времени, ни не менее драгоценных средств, предоставив решать эти задачи частным лицам. Однако у нас по-прежнему остаются сферы хозяйственной деятельности, где государственное присутствие почти никем не ставится под сомнение – это сфера научно-технических разработок.
Так уж сложилось исторически, что все более или менее крупные инновационные проекты в нашей стране всегда финансировало государство. И на это было как минимум две веские причины. Первая состояла в том, что российское государство – это, прежде всего, вооруженные силы, а этим силам нужны самые последние технические разработки, если они, конечно, хотят выиграть очередную войну. Так было еще в царские времена, хотя техническая отсталость русской армии была притчей во языцех. Так было и в советские времена, когда ситуация с внедрением технических достижений поменялась кардинально и потребности армии стали основой для формирования государственных заказов научно-исследовательским и проектным институтам, работающим в области высоких технологий.
Вторая причина активного присутствия государства в сфере технического прогресса состояла в том, что этот прогресс широким слоям российского населения был особенно не очень нужен. Так уж случилось, что подавляющая масса российских граждан была людьми очень бедными, и покупать изделия повышенного класса сложности просто не могла. Причем, не имело значения, были ли это товары потребительского или производственного назначения. Из-за низкого уровня дохода имел место низкий уровень сбережений, то есть построить предприятие с новыми, то есть дорогими, технологиями российские хозяйственники не могли. Поэтому вопрос о получении новой техники и технологии решался очень просто: в зависимости от финансового состояния и политического режима или покупались за границей готовые изделия, наслаждаться использованием которых могла ограниченная группа богатых людей, или покупались целиком заводы / технологии, которые после монтажа на российской территории в массовом порядке копировали иностранные образцы. Разумеется, с меньшей себестоимостью, но и с худшим качеством. То есть в нашем случае государство брало на себя роль проводника новых технологий, которые, правда, создавались за границей.
В результате у нас сложилась модель технологического развития, которую проще всего назвать набившим оскомину словосочетанием “двухсекторная экономика”. Первый сектор – высокотехнологичный – обслуживал интересы военно-промышленного комплекса и полностью финансировался государством. Инновации в данном секторе могли быть как собственного происхождения, так и иностранного, полученные или путем открытого приобретения двойных технологий, или путем промышленного шпионажа. Но что там происходило, какие чудеса создавались в этом секторе, мы не знали и не могли знать. Второй сектор – традиционный – использовал технологии иностранного образца, причем с очень давними сроками приобретения, поддерживать их на ходу помогли только русская смекалка и российское долготерпение. Между собой эти сектора слабо взаимодействовали: достижения научно-технической мысли первого сектора слабо доходили до второго, что и послужило основной причиной его деградации в советские времена.
В постреформенный период складывалось впечатление, что технические достижения в нашей стране вообще никому не нужны. Массовый спрос удовлетворялся за счет массового импорта, военный спрос резко сократился, поэтому если бы даже российские разработчики инноваций и могли что-то предложить рынку, то их бы просто не заметили. Наука была обречена на вымирание, так как в отсутствие конкретного заказчика бюджетное финансирование выделялось по принципу “поддержания прожиточного минимума” оставшихся в науке специалистов. А те, кого прожиточный минимум не устраивал, из науки уходили.
Так развивались события до 2003 года, но потом ситуация стала понемногу выправляться. Благодаря нефтегазовой ренте российский бюджет наполнился деньгами, и появилась возможность финансировать программы, на которые раньше элементарно не хватало средств. Но и перспектива получения больших средств в ослабленный после долгого финансового голодания научный организм, привела к несколько странным результатам.
На заседании Правительства РФ в прошедший четверг, наряду с проектами, хотя бы похожими на инновационные - в области нанотехнологий, в производстве синтетических кристаллов и в разработке металлических материалов с двукратным повышением важнейших эксплуатационных свойств (хотя и здесь не хватало информации о том, какие экспертные структуры будут оценивать научную корректность и технологическую проработанность идей), рассматривались такие темы, которые, по идее, должны быть уделом только частных инвесторов.
Так, выступивший на заседании министр образования и науки г-н Фурсенко порадовал собравшихся сообщением о требующем бюджетных денег проекте "Повышения эффективности переработки твердых отходов на основе современных отечественных технологий и оборудования с получением вторичного сырья и товарной продукции". Реализуется этот проект в г. Санкт-Петербурге, на местном мусороперерабатывающем заводе. На этом заводе будут смонтированы линии по переработке пластиковой тары, отходов лесозаготовки и деревообработки, строительного мусора, стеклобоя и автошин.
Конечно, борьба с твердыми бытовыми отходами и строительным мусором – это дело общегосударственной важности, так как грязь на улице – это составная часть нашего быта уже на протяжении многих столетий. Но зачем поднимать решение этой проблемы на самый высокий уровень? Неужели в мэрии Санкт-Петербурга (или мэрии любых других российских городов) не могут решить этот вопрос самостоятельно, тем более что он как раз и находится в их компетенции, а не в компетенции федерального Правительства? Неужели там оскудели средства, что нет возможности оплатить изготовление и монтаж линии на мусороперерабатывающем заводе? Вырисовывается эффективная схема взаимодействия всех заинтересованных сторон. Есть инвестор (это мэрия, и она же может привлечь к софинансированию проекта производителей строительного мусора, то есть строительные организации), есть площадка, где проект может быть реализован - мусоросжигательный завод и есть предприятие-изготовитель новой техники. Причем, все трое находятся на одной территории и могут решить свои дела самостоятельно. Какое отношение это имеет к правительству РФ и федеральной научно-технической политике.
И этот проект там не единственный, вызывающий подобные вопросы.
Мы, в принципе, не против участия государства в финансировании исследовательских проектов. Но это участие имеет смысл акцентировать на тех секторах, , где у проекта нет ближайшей коммерческой перспективы. То есть должно быть ясно, что в ближайшие три года проект в серию не пойдет и прибыли приносить не будет. Только тогда им и должно заниматься государство, причем в какой форме будут выделяться финансирование и отслеживаться результаты исследований – это тема отдельного разговора. Но проекты с ясной коммерческой перспективой не должны финансироваться государством. Тем более они не должны им финансироваться, когда уже существуют заказчик, производитель и инвестор, готовый внести свои средства в обмен на долю прибыли в недалеком будущем. Иначе есть хороший шанс использовать не исключено, что временную возможность государства содействовать инновационным проектам в экономике на очередной бюджетный распил.
