Твое бессмысленное чтенье
Направим сразу в колею,
И мыслей бурное кипенье
Мы превратим в наук струю.
Даниил Хармс из «Обращения учителей к своему ученику графу Дэкону»
Ровно как доктор и прописал русским интеллигентам, мы время от времени пытаемся осознать свою позицию, пересмотреть интонацию, найти неложный новый ход. Так, мы стали немного сомневаться в такой уж осмысленности слишком громких слов и алармизма. Не то чтобы не надо кричать, когда мы сталкиваемся с очевидной гнусностью или глупостью. Надо, конечно. Но больше всего хотелось бы найти основания оптимизма.
В принципе, даже и понятно, где есть основания оптимизма, они же - основания непроизвольной, основательной политики и идеологии. Идеология есть там, где есть дело. В смысле – бизнес, в смысле - настоящие профессиональные группы, в смысле – традиции. Имеется в виду не произвольные лозунги за все хорошее, против всего плохого, а ситуации, где, как говорили в 90-х, «за базар отвечают».
Вот, например, экономика у нас растет, причем довольно здорово, что видно по росту в инфраструктурных отраслях - в электроэнергетике, железнодорожных перевозках. Так что советские мощности, которые могли бы быть задействованы для роста, уже, похоже, исчерпаны. Здесь может быть повод для алармизма – период восстановительного роста закончен, нужны грандиозные инвестиции в модернизацию старых и открытие новых производств. Но, с другой стороны, что-то в это направлении, очевидно, и будет.
В этом, кстати, и мог бы быть смысл технологии государственно-монопольного преемника. В принципе, владение госсобственностью должно быть еще менее стабильным, чем владение частными компаниями. Однако примеры показывают, что в случаях, когда есть дело, мощный процесс, как в той же электроэнергетике, иногда сменить менеджера сложнее, чем посадить собственника. И если и группы менеджеров крупнейших российских государственных корпораций (они же – менеджеры России) запустят дела в своих отраслях, не только трубопроводы, но и модернизацию НПЗ, ВАЗа, освоение Ямала, то сценарий преемника может сработать: объективные процессы - дело всегда более сильное, чем личная лояльность.
Но в государственно-капиталистическом секторе не решится судьба России. Сейчас как раз идет номенклатурное обсуждение того, что должно быть следующим национальным проектом, – вроде должно быть что-то в армии, в науке.
В качестве собственного источника оптимизма, но не в смысле идиотического довольства существующим положением дел, а в смысле поиска источников основательности не придуманных, а настоящих политических позиций, мы сегодня открываем раздел «Передовая наука». Название строго правильное, поскольку, как заметил чуткий к языку Виталий Найшуль, это нормативное прилагательное для слова «наука» - ведь если не передовая, то и не наука.
Мы в анонсе сегодняшней публичной лекции уже говорили, что значит для «Полит.ру» эта тема. В том числе в смысле существования идеалов, еще не до конца растраченных. Именно научная и инженерная интеллигенция (а также медики и учителя) являются носителями идеологии прогресса и модернизации, как она понималась в ХХ веке. То есть той совокупности идеалов, который ассоциируется с утопией Города Солнца и мифологией братьев Стругацких, шестидесятничества вообще.
Во-первых, всем уже, кажется, очевидно, что одной только технико-экономической логикой (которую использовали реформы 90-х) ничего более продвинутого, чем есть сейчас, - не сделать. А в идеальном плане не так много что есть живого, способного стать социальным мотором развития. Есть ссылки на традиции и культуру – на «святыни и предания». Но из истории ХХ века в арсенале русского социального реформатора остается, вероятно, только идеал научно-технической модернизации, научные, образовательные и индустриальные образцы. Ценность прогресса, ее гуманитарная, идейная, образовательная составляющая – важная часть смысла существования России, который можно «протащить» из ХХ века. И это – политический вопрос об устройстве сферы науки и образования в России, о том, насколько российское общество готово еще вкладываться в модернизационный проект. А также о том, насколько носитель этой идеологии, научно-техническая интеллигенция, готова отстаивать его перед обществом.
Во-вторых, в связи с организацией науки возникают все те же политические вопросы, что и в связи с организацией других важнейших сфер жизни (медицины, образования, армии, милиции, судов), которые, на самом деле, есть один вопрос – о строительстве России и разумного и справедливого порядка в ней. Сфера науки удачна для начала такого обсуждения, потому что в ней, очевидно, сохраняется важнейшее условие для разумного и справедливого устройства – представление о «гамбургском счете» и справедливом ранге. В науке не трудно определить, кто является авторитетом в своей области, кто большой ученый, а кто - самозванец. В судебной или, скажем, милицейской реформе, просто в общественно-политической сфере все будет сложнее.
И, в-третьих, мы понимаем собственную медийную работу как задачу по «втаскиванию» умного и научного в политическое обсуждение, внедрению глубокого содержания и критического обсуждения в политику.
В России, кстати, наука пережила два кризиса одновременно. Во-первых, роль научной сферы в мире вообще за последние полвека уменьшилась на фоне главенствующей роли и огромного авторитета науки и техники на протяжении Нового и новейшего времени. Научный прогресс уже не является бесспорно главным вектором развития, по крайней мере, с того времени, как возникли массовые рынки (и массовые рынки высокотехнологической продукции в частности), для успешной работы в которых необходимы гуманитарные посредники: экономисты, политики, маркетологи, пиарщики, медиа и т.п.. Вся эта «гуманитарная» сфера современной экономики в целом заняла управляющую позицию, в том числе - и в научной сфере. Благодаря организации постоянно обновляемого массового спроса США, Япония и Европа, в отличие от СССР, смогли сделать следующий технологический рывок (PC, массовые автомобили, телефоны и т.п.). Но благодаря тому же, сфера наука вынуждена все больше встраиваться в «оболочки» современной экономики и зачастую проигрывает в конкуренции за определение приоритетных направлений развития и ресурсы «прикладному» интересу, обладающему меньшим горизонтом развития, проектирования, прогнозирования и т.д.
Во-вторых, российская наука пережила тот же кризис, что и другие сферы жизни после распада СССР. Государство самоустранилось из управления отраслью, «корпорация ученых», не обладающая политическим опытом и компетенциями, не смогла взять полную ответственность за сохранение системных условий воспроизводства отечественного института науки. Начали включаться компенсаторные механизмы «выживания», часть сферы полулегально и нелегально коммерциализировалась и деградировала, часть лабораторий включилась в зарубежный контур воспроизводства и развития науки - выживали за счет западных грантов и имели прописку и в России, и за рубежом.
Поэтому важной задачей кажется восстановление механизмов представительства института науки в поле общественного внимания и интереса. Необходимо построить общественно-политический инструментарий для научной среды: систему представлений об успешности институтов, лабораторий, компаний. А кроме того - систему доказательств обществу и государству необходимости расходов в определенных направлениях.
Что, кстати, невозможно без правильного медийного отношения к научным глупостям в общих агентствах и в телевизоре, которые являются важной частью общественного представительства науки, правда, в основном, западной, откуда все это к нам и течет. Впрочем, и мы пока не до конца понимаем, как это устроить, хотя и есть прожекты, но про это - отдельно.
Мы вообще считаем, что подобная деятельность – чуть ли ни самое полезное, что можно делать в России с учетом всех актуальных трудностей для общественно-политических проектов. Это – настоящая политика в смысле создания ресурсов для обустройства страны, причем таких ресурсов, которые имеют смысл при любом правительстве. Создание общественно-политических ресурсов в отдельных сферах жизни страны никак не относится к политике, понятой как интрига, и прямо относится к содержательной политике.
Приглашаем к обсуждению, потому что наверняка мы еще наделаем много глупостей и умностей даже на своем маленьком участке большого общего дела.
