Одной из важных проблем для любого научного сообщества являются взаимоотношения с обществом – и не только в части обоснования своего существования и финансирования, но в не меньшей части – для знакомства с современным состоянием научного знания. При этом велика роль такого института, как научно-популярные издания. Традиция этих изданий в сфере естественных наук была у нас в советские годы достаточно крепкой. Существенно хуже было с науками гуманитарными и социальными. Не случайно одним из перестроечных нововведений стало создание при только-только начавших выходить «Известиях ЦК КПСС» журнала «Родина». Не слишком радикально улучшилась ситуация сейчас. То есть материалы на исторические темы выходят во многих изданиях, но степень их научной корректности обычно недостаточна. На заметную роль в этой нише может претендовать выходящий уже третий год журнал «Историк и Художник». Мы публикуем интервью, которое дал редакции «Полит.ру» главный редактор этого журнала доктор исторических наук, профессор Сергей Секиринский.
Как устроено сейчас российское историческое сообщество? Можно ли утверждать, что «кризис исторической науки», о котором так много говорили в 90-е годы, теперь уже преодолен? Сыграл ли свою роль в этом процессе институциональный фактор?
Кризиса науки в 1990-е годы, по-моему, просто не было. Ко времени начала горбачевской Перестройки был тупик, в который зашла страна, а вместе с ней и советская историческая наука. Снятие цензурных оков, наоборот, стимулировало развитие науки. Разговоры о ее «кризисе» были навеяны общим состоянием, в котором оказалось все научное сообщество, недостатком финансирования и т.п. Сказались и непривычка к свободному творчеству, и заметный отрыв от мирового научного сообщества, и присутствие в нашей профессиональной корпорации множества случайных людей.
Что касается институционального фактора, то вся система академических институтов, сложившаяся еще в советские годы, практически не изменилась. Я думаю, что здесь необходимы глубокие реформы, вопрос только в том, кто и во имя каких целей будет их проводить.
Какую роль играет историческая периодика в развитии отечественной исторической науки на сегодняшний день? Как вы видите поле исторической периодики в настоящее время? Существует ли какое-то «ведущее» издание, похожее по функциям, скажем, на журнал «Анналы» в рамках французской исторической науки, или можно говорить скорее об определенной полицентричности этой сферы? Какую нишу может занять «Историк и Художник»? Существовали ли идейные предшественники подобного издания, можно ли говорить о некой конкуренции со стороны других гуманитарных журналов?
В нашей науке еще с советских времен существует несколько основных периодических изданий. Но за исключением универсальных «Вопросов истории», все остальные – «Отечественная история», «Новая и новейшая история», «Вестник древней истории», ежегодник «Средние века» – пользуются спросом главным образом среди профессионалов соответствующего профиля. К этим традиционным изданиям я бы добавил ряд сравнительно новых столичных и региональных изданий, нацеленных на поиск инновационных междисциплинарных подходов (среди них – «Одиссей», «Казус», а также «Новое литературное обозрение», которое часто публикует материалы, представляющие интерес и для историков).
Основные периодические издания по большей части специализируются на освещении давно сложившихся – «классических» – разделов исторического знания: Отечественная или Всеобщая история, Новейшее и Новое время, Средние века, Древность. Иначе говоря, они по своему исходному замыслу не нацелены на диалог с другими областями или способами познания и понимания прошлого. «Историк и Художник» уже по своему названию выступает из этого ряда.
Журнала, подобного французским «Анналам», в России, к сожалению, нет, хотя с учетом наших традиций полицентричность всегда лучше моноцентричности.
Историческая периодика в развитии самой науки играет скорее пассивную роль – это больше зеркало науки, чем стимулятор новых идей. Между тем уже опыт работы в таком академическом издании, как «Отечественная история», показал мне и моим коллегам-историкам, что именно журналу могла бы принадлежать инициативная роль в постановке и обсуждении новой проблематики, в том числе и той, что находится на стыке интересов людей науки и искусства. Масштабы подобных инициатив быстро переросли приемлемые рамки академического издания и заставили нас искать иные – книжные формы их реализации. Так появились две коллективные работы: «История России XIX–XX веков: Новые источники понимания» (М.: Московский общественный научный фонд, 2001) и «История страны / История кино» (М.: Знак, 2004). Следом возник и «материализовался» замысел нового журнала, посвященного взаимодействию науки и художественного творчества разных видов и жанров в познании и понимании прошлого.
Кстати, нас часто спрашивают: почему в названии журнала «историк» соседствует именно с «художником»? Ведь историк действительно чем-то сродни всезнайке и, следовательно, может сотрудничать с кем угодно: с военным или медиком, с агрономом или металлургом, с естествоиспытателем или математиком. Но никто из возможных партнеров историка не в состоянии соперничать с художником, если вести речь о воссоздании жизни во всей ее полноте.
Такого журнала еще не было, хотя, конечно, тема «история и художественное творчество» стара, как само ремесло историка. И в этом смысле у нас много предшественников.
Среди существующих журналов я не вижу для нас прямых конкурентов. Другое дело, что у каждого из традиционных изданий есть давно сформировавшийся круг читателей, представляющих те или иные опять-таки традиционные отрасли исторической науки. Именно поэтому наш журнал возник за рамками сложившихся профессиональных специализаций и соответствующих им структурных академических, учебных, издательских подразделений. Возник как свободная инициатива людей, посвятивших себя науке, искусству и книжному делу. Но со временем журнал добился признания и со стороны научно-образовательного сообщества. С конца 2005 г. он выходит под грифом Научно-образовательного центра по истории, Института всеобщей истории РАН и Государственного университета гуманитарных наук.
В чем заключаются основные задачи издания?
Задачи журнала определяются его интересами, если точнее – интересами тех, кто его делает, кто в него пишет, кто его будет читать: с одной стороны, это художественное творчество как предмет для профессиональных поисков и размышлений историка, с другой – сама жизнь в ее развитии, то есть история, как основа для творчества художника, который всегда выступает в роли ее участника, свидетеля и исследователя. Произведения искусства разных видов и жанров как источники понимания прошлого, взаимодействие научно-аналитического и художественно-эмоционального постижения жизни, наконец, артистическое, театральное начало в самой истории, иначе говоря, история как сюжет: драма, трагедия, фарс, или трагикомедия – вот основные проблемные ракурсы журнала.
Что удалось реализовать в уже вышедших номерах? Какие возникали трудности и с чем они были связаны?
Среди всех плодов художественного творчества наиболее привлекательно для историка выглядит, конечно, литература, хотя она едва ли заметно востребована в исторических сочинениях, особенно посвященных Новому и Новейшему времени. Объясняя этот парадокс, обычно ссылаются на то, что при обилии более привычных источников литература настораживает и отталкивает историков своей исключительной субъективностью. К сожалению, угол преломления литературы в нашем сознании бывает столь же велик, сколь и угол преломления жизни в искусстве. Говорим о литературе – подразумеваем классику. Судим о явлении в целом по избранному кругу произведений и авторов. Литература как массовый, многослойный и разноплановый исторический источник почти не изучена, хотя резервы ее огромны.
Неслучайно уже с первого выпуска нашего журнала литературе стали посвящаться целые серии статей. Историкам в мире изящной словесности оказались интересны самые разные жанры, направления, имена: средневековый рыцарский роман и «литература путешествий» начала XIX века, аскетичная народническая беллетристика и веселые рассказы Ярослава Гашека, суровые рассказы Варлама Шаламова и песенная поэзия Александра Галича, проза Юрия Трифонова и современный женский детектив…
Тема зримого прошлого представлена в журнале историко-культурными эссе о средневековых фресках и живописи эпохи Возрождения или русского Серебряного века, циклом статей о творчестве художников-прерафаэлитов, публикациями – из номера в номер – гравюрных портретов из зарубежной части богатейшей коллекции Ф.Ф. Вигеля или же размышлениями о методах изучения русской портретной живописи XIX столетия в контексте социальной истории страны. В качестве памятников истории минувшего века наряду с замечательными произведениями русской графики конца первой трети столетия у нас выступают и образцы преимущественно казенной живописи позднего сталинского времени. Ценную историческую информацию исследователи «считывают» с почтовых карточек конца XIX – начала XX вв., как и с политических карикатур разного времени.
Тема «Художник как историк» находит продолжение и в публикациях из творческого наследия русских писателей. Среди них – цикл «Неизвестный Розанов» и серия историко-биографических этюдов «Сюжеты и силуэты» из архива Юрия Давыдова. Журнал публикует также произведения современных писателей – прозу Михаила Кураева, эссеистику Бориса Василевского, исторические повести Михаила Голубкова... В рубрике «Поэзии ребяческие сны» находится место и для стихов.
В новом году мы начнем публиковать книгу томского писателя Вадима Макшеева «Спецы». Это слово наполнялось в нашей истории разными смыслами. У Макшеева «спецы» – это подневольные поселенцы, прежде всего крестьяне, люди разных национальностей, привозимые в Нарымский округ в 30 – 40-е гг. прошлого века со всего Союза. Несмотря на то что их наименования менялись, «сплошь и рядом в засекреченных документах тех лет, – как поясняет писатель, – все они именуются спецпереселенцами. Приставка “спец” была более конкретна и отражала статус закрепощенного населения, обобщенно именовавшегося спецконтингентом». Новая книга, созданная писателем, имеет характерный подзаголовок: «Исследование». Но в том, что это «исследование» создано художником, а не обычным историком, читатель легко убедится сам, как только его прочитает. При этом многие цитируемые Макшеевым документы и приводимые факты настолько выразительны, что писателю в дополнение к ним действительно просто нечего добавить: «нет слов», «комментировать не буду»... История говорит сама за себя.
Наряду с «прямой речью» художников журнал постоянно стремится давать и анализ их разнообразного творчества в историческом жанре, будь это романы или рассказы, как, например, «Девяносто третий год» Виктора Гюго, «Стакан воды» Эжена Скриба, «Истоки» Марка Алданова и «Нетерпение» Юрия Трифонова, «Подпоручик Киже» Юрия Тынянова; историческая проза Юрия Давыдова; кинокартины – «Октябрь», «Минин и Пожарский», «Оборона Царицына», «Турецкий гамбит»; или же, наконец, столь популярный ныне телесериал. Журнал даже завел специальную рубрику – «По следам героев телероманов». Такие образцы этого жанра, как «Доктор Живаго», «Мастер и Маргарита», «Дело о мертвых душах» и даже «Бедная Настя» уже подвергнуты в журнале соответствующему разбору.
Художественные (игровые) фильмы и сериалы на исторические темы можно рассматривать в разных ракурсах: с точки зрения реализации в них эстетического потенциала того или иного исторического события, вскрытия присущей ему драматургии, или в аспекте соблюдения их создателями достоверности, как в передаче общего духа времени, так и всей его конкретики, включая правила повседневного поведения, особенности гражданского платья или форменной одежды и т.п.
Но возможен и совсем иной угол их рассмотрения. Александр Зимин (1920 – 1980) рассказывал, как в свое время его возмутило полное презрение к исторической правде в фильме Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», главный прототип которого «угадывался недвузначно». Но вот вышла вторая серия кинокартины…
На первый взгляд, и «там все неправда – и все-таки страшно. Великий государь – одинокий палач». В итоге «Грозный [Сталин] понял, что с ним случилось в фильме», и был разгневан! «…Вот к чему привело чисто художественное воплощение исторической неправды, сделанное замечательным художником», – с удовлетворением делал парадоксальный вывод историк Зимин.
Взаимоотношения историка и художника не сводятся к тому, что первый вечно поправляет второго, рассказывая, как было на самом деле. Это часто необходимая, но, на мой взгляд, не самая важная сторона их взаимодействия.
Если художник вправе стремиться к созданию произведения на все времена, то историк воспринимает любой продукт художественного творчества как памятник своему времени. Поэтому увлекательность работы историка – не в развенчании создаваемых художниками исторических мифов, а в их раскодировании, в раскрытии подлинной реальности, всегда присутствующей, пусть и неявно, даже в самых фантастических версиях исторического, как и любого другого жанра.
Наиболее выигрышный способ такого исследования — сравнение нескольких фильмов, снятых в разное время на один и тот же литературный сюжет. Скажем, сюжет «Кавказского пленника», идущий от Пушкина, Лермонтова и Льва Толстого. О до сих пор не востребованных историками резервах всей череды злоключений сюжета в литературе и на экране можно узнать, обратившись к статье Людмилы Гатаговой «В плену «Кавказского пленника», опубликованной в нашем журнале (2005. № 2).
Особую группу составляют материалы, которые находят место в «плавающих» рубриках: «Штрихи к портрету», «Смена лиц», «Историк как рассказчик» и др. Среди их «персонажей» – деятели эпохи великих реформ кн. А.И. Васильчиков и гр. В.П. Орлов-Давыдов, «образцовый губернатор» и …«образец советского работника» кн. С. Д. Урусов, из-под пера которого к тому же вышли яркие мемуарные зарисовки писателя Льва Толстого и императора Николая II; наконец, «последний рыцарь геральдического поля» Владислав Лукомский и др.
Раскрытию истории как «сценического» действа посвящена рубрика «Весь мир – театр», в рамках которой соседствуют, например, «Трехсотлетие дома Романовых» и «Пугачевская версия «игры в царя» – сюжеты, удачно дополняющие друг друга, как и наши представления о пространстве той «сцены», на которой разыгрывался «спектакль» истории…
Откуда приходят авторы в «Историке и художнике»? Чувствуете ли вы особую востребованность журнала в каких-то определенных научных кругах? Известно, что особенной любовью к теории исторической науки отличаются медиевисты. Не существует ли, по аналогии, тесной взаимосвязи между «художественным» осмыслением истории и какой-либо научной школой?
Отсутствие сложившейся и «компактной» профессиональной среды, на заинтересованный отклик которой мог бы рассчитывать наш журнал, в известном смысле лишает его надежной опоры. Вернее, такая среда еще только формируется, кстати сказать, при участии нашего журнала. Зато «Историк и Художник» интересен и полезен специалистам самого разного профиля, не говоря уже о педагогах и просто любителях истории. В этом – его преимущество перед другими изданиями, адресованными вполне «осязаемой», но, как правило, ограниченной читательской аудитории.
В отечественной и западной науке использование художественных произведений в качестве исторического источника имеет давние традиции. Будет ли иметь место на страницах журнала некая рефлексия на тему «пройденного пути», обращение к «классике жанра» – историографическим направлениям (в частности, интеллектуальной истории) или истории создания знаковых работ?
Сошлюсь на свой предыдущий ответ и добавлю: мы уже начали публикацию серии статей (фактически книги) историка-художника Александра Немировского под названием «Открытие древности. Археологическая поэма». Это увлекательный экскурс в историю не только археологии, но всего комплекса наук, изучающих греко-римский мир и его культуру, искусство.
Как бы вы определили жанры, в которых реализованы материалы издания? Удается ли авторам соблюдать баланс между академическим научным стилем, который им более привычен, и живой, легкой манерой письма, которую предполагает «художественный» материал?
Редакция только приветствует живую, легкую манеру письма по самым сложным вопросам. Не у всех это получается. Так уж повелось, что, несмотря на восходящее к седой древности родство истории и литературы, история, обретая черты академической науки, все чаще свысока поглядывала на «беллетристику». Со временем подобный взгляд стал признаком «хорошего тона» в кругу профессионалов. В нашей стране «общечеловеческий» соблазн сделать историю «точной» наукой был усугублен диктатом идеологии и политики. В «историописании» воцарились лаконизм, сухость и усложненность языка как условия принадлежности к ученой корпорации. Историки утратили чуткость к «живой» истории: к динамике ее сюжетных линий, столкновений и лиц, к меняющейся конкретности ее примет с их образно-символическими сцеплениями, ко всем оттенкам испытанных страданий, пережитых страстей и утраченных ощущений. Дело дошло до того, что, как остроумно выразился один историк, сам человек оказался «непредвиденным персонажем истории». Встреча с ним, скажем, в литературных памятниках прошлого становилась для ученых настоящим открытием!
Для того чтобы помочь ученым раскрепоститься, мы придумали специальную рубрику – «Историк как рассказчик», где наши авторы – историки-профессионалы – могут поделиться своими мыслями и воспоминаниями, выступить в качестве непосредственных свидетелей и очевидцев истории. И это очень помогает в формировании нового профессионального языка, свободного от тяжеловесного наукообразия! Например, в последнем номере мы начали публикацию цикла мемуарных зарисовок известного отечественного историка-африканиста, профессора Аполлона Давидсона о забытых людях XX века – о «тех ярких, талантливых, кому время не дало никаких возможностей реализоваться, проявить свои способности, свое подлинное призвание»...
В каком направлении пойдет развитие «Историка и Художника» в будущем? Ставите ли вы перед собой задачу привлечения внимания широкой аудитории к проблемам, обсуждаемым на страницах журнала, или это в определенном смысле «внутрицеховое» издание?
Конечно, это не «внутрицеховое» издание, но и не просто популярный журнал. Ответ на вопрос дан уже в его полном названии: «Историк и Художник: Журнал для всех, кто любит историю, ценит искусство и чувствует их родство»!
И еще один важный штрих – о путях формирования читательской аудитории «Историка и Художника». Ведь журнал – это не только книжки его номеров, но и постоянно растущий круг его читателей и друзей. Их объединяет и привлекает к журналу ожидание не только очередного выпуска, но и непосредственного человеческого общения. Рядом с новым изданием сразу сложился клуб, в котором мы стараемся воссоздать атмосферу старинного дружеского кружка с его уютной свободой, содержательным и раскованным разговором, экспромтами, юмором, музыкой...
С позапрошлого века так не раз случалось в Москве: возникает толстый журнал, а вокруг него в условленный день (журфикс!) начинают собираться сотрудники, читатели и друзья. В программе клубных вечеров – заранее намеченная главная тема и, конечно, «персона вечера», кто-нибудь заметный и, главное, интересный из мира историков или художников, людей искусства. Серьезные диалоги и веселые творческие состязания, стихи и музыка.
В гостях у журнала уже побывали кинорежиссеры Виктор Лисакович, Евгений Цымбал и Борис Дворкин со своими фильмами о русских эмигрантах во Франции в годы Второй мировой войны, об актере Александре Кайдановском, комедиографе Леониде Гайдае, писателях Михаиле Зощенко и Юрии Олеше, или же о заброшенной сибирской деревеньке – в двухстах километрах от ближайшей железной дороги, но зато с названием «Новый вокзал»! Выступал поэт Григорий Кружков, выступали историки Олег Будницкий, Василий Зверев, Ольга Дмитриева, Елена Зубкова, философы Сергей Никольский и Алексей Кара-Мурза, культуролог Виктор Филимонов.
Среди наиболее запомнившихся тематических вечеров – «Шекспир по-русски», «Народ на низу»: вправе ли он... и что от него зависит?» (в связи с просмотром фильма Б. Дворкина), «Старый романс и русский либерализм», «Елка, любовь и «Ландыши»: вариации на темы советской послевоенной жизни».
Публика – в одном из двух-трех обычно предоставляемых нам уютных помещений в самом центре Москвы – собирается очень разная: от университетских профессоров до студентов. Между ними – журналисты, инженеры, врачи, строители, менеджеры, словом, люди весьма несхожих занятий и возрастов! Обычно приходит свыше 100 человек. Бывает, наши друзья приводят с собой и зарубежных гостей. И вот что любопытно – даже те, кто совсем не понимает по-русски, – остаются до самого конца, не уходят, их привлекает само действо, происходящее в клубе, его атмосфера.
Мне кажется, что и наш журнал, возникший не по решению «сверху», и клуб, сложившийся при журнале, – не следует рассматривать только как элементы научно-образовательной инфраструктуры. По сути, это ростки гражданского общества, которого так не хватает современной России.
«Историк и Художник» выходит со второй половины 2004 г. К настоящему времени выпущено десять номеров (по 200 страниц каждый с иллюстрациями). Сфера интересов журнала – взаимодействие исторической науки и художественного творчества разных видов и жанров. В составе редакционного совета – доктора исторических наук, профессора О.В. Будницкий, В.В. Зверев, А.П. Левандовский, А.И. Немировский, Н.И. Цимбаев; кинорежиссер Е.В. Цымбал, искусствовед и руководитель «Киноведческих записок» А.С. Трошин, телекритик Б.Д. Тарощина и др. Главный редактор – доктор исторических наук, профессор С.С. Секиринский.
Журнал частично представлен на сайте www.worldhist.ru