Эта статья была написана прикладным математиком (theoretical computer science) и лингвистом Владимиром Борисовичем Борщевым вместе с математиком и философом Юлием Анатольевичем Шрейдером на заре Перестройки, в 1987 г. Как рассказал нам В.Б. Борщев, статья писалась для «Науки и жизни», но там почему-то долго тянули с ее публикацией. Как показалось авторам, редакции хотелось чего-то «жаренного», а данный текст таким не был. Впоследствии сильно сокращенная версия статьи была опубликована в не самом массовом журнале «Энергия», её мало кто видел, да и сокращенный вариант скорее огорчал, чем радовал авторов статьи.
В.Б. уже не раз пытался найти этот текст в своем архиве, но не мог этого сделать. В канун 10-летия со дня смерти Ю.А. Шрейдера (1927-1998), после звонка из "Полит.ру" , статья нашлась. Отсканировать текст не получилось – для программ распознавания текстов машинописный шрифт оказался неразборчивым, пришлось перепечатывать страницу за страницей, что позволило вспомнить время Перестройки с кипевшими тогда дискуссиями, звучавшими словами о новом мышлении и необходимости перехода на хозрасчет, первыми шагами по деидеологизации и десоветизации науки и общества.
Читая эту статью, видишь, как много проблем – с ограничением выездов за рубеж, с поездками на «картошку», с существованием особых отделов, необходимостью получения допуска на общение с иностранцами, на копирование текстов и пр. – ушли в прошлое. В то же время, многие мысли авторов по-прежнему сохраняют свою актуальность. Административная система управления наукой продолжает сохранять приоритет над другими, более присущими духу научного творчества методами. Российской науке по-прежнему нужна коренная перестройка, и мы рады, что неопубликованная и почти потерянная статья обретает вторую жизнь.
Данная публикация посвящается светлой памяти Ю.А. Шрейдера. «Полит.ру» выражает глубокую признательность В.Б. Борщеву за помощь и сотрудничество. На фото: вверху - Ю.А. Шрейдер, внизу - В.Б. Борщев. Публикация подготовлена Наталией Деминой.
* * *
Перестройка затронула, наконец, и Академиюнаук. В институтах обсуждается проект Положения о выборах директоров и другихначальников. Положение разработано в Президиуме АН СССР и разослано вдогонку спроектом Устава института, бумагой столь казенной и малосодержательной, чтообсуждать ее как-то не хочется. Положение о выборах уже интереснее, как и коговыбирать – дело важное. И понятен пафос известных ученых, недавно писавших обэтом в «Литературке» (ЛГ, 1987). Но все же выборы – лишь часть системы управлениянаукой, а перестраивать нужно всю систему.
Основной тезис данной статьи заключается вследующем. Сейчас наука управляется у нас административными методами, а методыэти противоречат самой её сути. С другой стороны, для фундаментальной науки негодится и хозрасчетная структура, на которую переводятся теперь экономика иприкладная наука.
Сложившаяся в нашей стране системауправления описана в ряде художественных и публицистических произведений,вышедших в самое последнее время, наверное, ярче всего – в романе А. Бека«Новое назначение» (Знамя. 1986. №10, 11). В блестящей рецензии Г. Попова наэтот роман (Наука и жизнь. 1987. №3) это понятие – Административная система –названо и концептуализировано. По сути дела, об этом же пишет и Ю. Корхов всвоей статье «Паутина принуждения» (Новый мир. 1987. №5). Но он называет иальтернативную структуру управления (всячески вытесняемую и подавляемуюАдминистративной системой) – самодеятельность.
Суть Административной системы сформулированауже давно. Система – машина, люди – винтики. Возникнув в политике и экономике,Административная система распространилась на все сферы нашей жизни, в том числеи на науку. Можно спорить о том, нужны ли были в свое время административныеметоды управления в экономике и в какой мере они нужны теперь. Но науке, как ивсякой творческой деятельности, они явно противопоказаны. И если она существуети даже добивается успехов в этих условиях, происходит это не благодаря, авопреки сложившейся системе управления. Наука – живой организм. И механическиеметоды управления противоречат основным принципам, которым подчиняется жизньнауки и ее отношения с обществом.
Сделаем оговорку. В дальнейшем, говоря онауке, мы будем, прежде всего, иметь в виду науку фундаментальную (в отличие отнауки прикладной). При всей общности науки, фундаментальные и прикладныеисследования различаются своими целями. Фундаментальную науку интересует, какустроен мир, ее цель – построение картины мира. Задача прикладной науки –научиться использовать это знание о мире и применять его на практике.
Наука и общество
Приведем принципы, организующие жизньфундаментальной науки. Принципы эти носят, конечно, идеальный характер. Но онилежат в основе профессионального самосознания каждого научного работника.
I. Наука самодеятельна по самой своей сути.Слово самодеятельность понимается здесь в его исходном значении: «проявленииличного почина, творческого начала в каком-либо деле, активная самостоятельнаядеятельность» (Словарь русского языка в 4-х томах, М., 1981), «действие от себя,из себя» (В. Даль). Самодеятельность науки складывается из многих составляющих.Рассмотрим некоторые из них.
Мотивация. В науке есть своя системаценностей. Научный работник работает не за деньги и не по указанию начальства.Он занимается своим делом, потому что это – его дело, его профессия ипризвание. Он будет заниматься им независимо от своего служебного положения.Цель его – получить результаты, значимые в его глазах и в глазах его коллег.Это не значит, конечно, что ему не нужны деньги – он нормальный человек, можетволновать его и внешний успех – известность и карьера. Но по гамбургскому счетуон оценивает себя и своих коллег в зависимости от полученных научныхрезультатов. Конечно, в науке есть и жулики, и имитаторы, и просто случайныелюди. Но не об этом речь.
Оценка научных результатов. Наука –творческая деятельность, и не существует никаких «измерителей», никаких точныхметодов оценки конкретных научных результатов и вклада того или иного ученого вразвитие своей области. Есть, конечно, система формальных показателейдеятельности научного работника – число публикаций, цитируемость тех или иныхработ, карьерные достижения – степени, звания, премии, должности и т.п., но всеэто, конечно, косвенные показатели. Они могут быть полезны для грубой оценки,для статистики, для науковедения. Но в сознании каждого научного работникасуществует собственная «табель о рангах», часто резко отличающаяся отформальных показателей и, как правило, весьма субъективная. По-видимому, лучшимсудьей является коллективное общественное мнение, сравнительно объективнооценивающее реальную картину, но даже и такие оценки не всегда справедливы.Хорошо известны случаи, когда выдающиеся работы не воспринималисьсовременниками и переоткрывались через много лет.
Свобода в выборе исследования. Описанныевыше мотивы деятельности ученого определяют и то, что он сам выбирает темысвоих исследований. Он занимается тем, что ему интересно, работает в томнаправлении, где надеется получить значимые результаты. Конечно, на этот выборвлияют результаты его коллег, внешние обстоятельства, но выбор он делает сам иза этот выбор расплачивается судьбой.
Самоорганизация науки. Журналисты иногдапишут, что время отдельных ученых прошло, теперь, мол, работают научныеколлективы, эдакие фабрики научных открытий. Это, конечно, миф. Как правило,ученый работает один или в небольшой команде. Но наука – не механическоеобъединение индивидуумов или таких команд. Это чрезвычайно сложный организм,живущий и развивающийся по своим законам. Прежде всего, ученому очень важенкруг людей, способных его выслушать и оценить его идеи. Очень удобно, когдатакие коллеги работают в той же организации или живут не слишком далеко.Роскошь профессионального общения – это необходимый большинству ученых комфорт,дающий подтверждение личностного существования в науке. Но не все коллеги живутрядом – наука существует в какой-то мере независимо от ведомственных и дажегосударственных границ. Ученые, занимающиеся одной проблематикой, частоработают в самых разных организациях и рассеяны по всему миру. Но они образуют«невидимые колледжи», следят за работами друг друга. Именно их совместнымиусилиями, координируемыми общими научными интересами, шаг за шагом решаютсяпроблемы в данной области. При этом существует много ролей, в которых выступаютработающие в науке люди. Есть экспериментаторы и теоретики, первооткрыватели,часто достаточно невнятно пишущие о своих открытиях, и систематизаторы,«осмысливатели», вставляющие свои и чужие результаты в ткань научного знания,есть популяризаторы и педагоги. Конечно, часто одни и те же люди выступаютсразу в нескольких таких ролях. Участвуя в системе образования, ученые самизанимаются подготовкой кадров науки. При этом очень важны отношения учителя сучениками, существование научных школ, позволяющих молодежи входить в атмосферунауки.
Информационная среда науки. Научнаядеятельность невозможна без коммуникации ученых. Это постоянно ведущийся диалог(ученого – с коллегами, с существующим представлением о мире). Каждая научнаяработа, научный результат – это как бы ответ на некоторый вопрос (часто впервыечетко поставленный в этой же работе). Получив результат, который представляетсяему достаточно интересным и значимым, научный работник публикует его, адресуяего своим коллегам – знакомым и незнакомым. Он как бы помещает этот результат винформационную среду и сам в свою очередь извлекает оттуда результаты,полученные его коллегами. Среда эта устроена довольно сложно. Это и личныеконтакты, и переписка, обмен рукописями, препринтами и оттисками, семинары иконференции, научные журналы и другие издания, а также система научнойинформации, оказывающая научным работникам все расширяющийся спектринформационных услуг.
Научная этика. Для науки очень важнаатмосфера, климат, в котором она существует. Климат этот во многом зависит отвнешних воздействий, но есть и внутренняя сила, его формирующая. Это научнаяэтика – профессиональный кодекс чести ученого. Научная этика образует как бысиловое поле, в котором живет наука, регулируя в той или иной степени всеповедение научного работника – его отношение к работе (внутренняя честность припроведении исследования, трудолюбие и пр.), к своим коллегам (дружелюбие,терпимость и, в то же время, честное выражение своего мнения), правилапубликации, ссылок на чужие работы и т.п.
II. Фундаментальная наука не занимаетсявнедрением результатов. Обывательское стремление требовать от неенепосредственной пользы основано на непонимании ее сути. Как уже говорилось,фундаментальную науку интересует, как устроен мир. Конечно, это не значит, чтонаучный работник, ведущий фундаментальные исследования, не интересуетсяпрактикой – из нее он иногда черпает постановки своих задач. И его интерес ктем или иным направлениям исследований часто связан с их практическимзначением. Но все же цель его – открыть, понять механизм того или иногоявления.
Успехи прикладной науки основаны надостижениях фундаментальной. Именно эти достижения «прикладываются» для решенияпрактических задач. Однако не существует способа запланировать те исследования,которые будут заведомо полезны для приложений. Только сами ученые способныопределить перспективность тех или иных направлений фундаментальной науки, да ито с достаточной степенью неопределенности.
Нужно сказать, что иногда грань междуфундаментальной и прикладной наукой достаточно размыта, особенно теперь, когдадистанция, отделяющая научное открытие от времени его использования, составляетсчитанные годы.
Ученые нередко участвуют в прикладныхпроектах, основанных на достижениях фундаментальных наук (таких, какМанхэттенский проект или соответствующие советские проекты). Существуеттенденция к более тесному соединению фундаментальной науки с прикладнымиразработками. Обычно подчеркивают достоинства такого сближения как для науки,так и для практики. Однако высказываются и справедливые опасения. «Заказчики»научных исследований часто пытаются накладывать на науку ограничения,противоречащие принципам научной жизни (ограничение свободы публикаций,мотивируемые либо государственными интересами, либо коммерческой тайной,попытки диктовать выбор тематики и т.д.).
III. За науку платит общество. Профессиянаучного работника в чем-то аналогична другим творческим профессиям. Но вкаком-то смысле его положение в обществе сложнее, чем положение писателя и художника.«Не продается вдохновение, но можно рукопись продать». Однако научные рукописине очень-то продаются. Научные журналы за статьи, как правило, не платят (аесли и платят, то суммы, несопоставимые с трудом, затраченным на получениерезультата). И это естественно. Читатели научных статей – это сами научныеработники. Наука не может сама себе платить. За науку платит общество. Зачемоно это делает? Для чего наука нужна людям? Наверное, прежде всего, чтобы оничувствовали себя людьми. Наука – часть культуры. Исследования историков илитературоведов не приносят непосредственного экономического эффекта, но никтоне сомневается в их значимости для культуры. Достижения естественных наук –тоже в первую очередь культурная ценность. Мы учим в школе математику, физику,биологию и эти дисциплины, так же, как история и литература, формируют нашеотношение к миру, наше мироощущение.
Но очевиден и материальный интерес обществак естественным наукам. Уже говорилось, что прикладная наука и вызываемый еютехнический прогресс, в конце концов, основаны на достижениях фундаментальнойнауки.
В условиях перестройки экономики прикладныеисследования можно и должно переводить на хозрасчет и самоокупаемость.Неспособные себя прокормить прикладные исследования никому не нужны. Но фундаментальнаянаука в принципе не может окупить себя в короткий срок, хотя без нееневозможными становятся будущие приложения. Поэтому принцип хозрасчета здесьневозможен.
Финансирование фундаментальных исследованийвозможно только на одном принципе – на доверии, доверии всего общества поотношению к научному обществу. Фактически так оно и происходит, и на Западе, иу нас. Средства, отпускаемые обществом на развитие фундаментальной науки, можносчитать пособием, получаемым ученым за их «основную» работу – получение новыхзнаний (раньше это пособие нередко платили меценаты, теперь их роль выполняютобычно государство и промышленность).
Кроме своей основной работы, ученыезанимаются еще и передачей знаний. Преподавание, популяризация, консультации –стандартная «нагрузка» научных работников. И вознаграждение за эту их«дополнительную» работу скорее уже можно считать их «зарплатой».
Необходимость в системе оплаты науки,действующей по сформулированным выше принципам, не приспосабливая их ксиюминутным потребностям общества, была осознана в США почти полтораста летназад.
В книге А.М. Кулькина «Наука, Политика,Капитализм» (М.: Мысль, 1987) приводятся принципы, касающиеся организациинауки, выдвинутые в 1842 году Ф. Хасслером, первым директором Берегового дозораСША:
1) Помощьученым должна оказываться на долгосрочной основе, без ограничений во времени,ибо ученые не в состоянии приспосабливать исследования к произвольнымкалендарным срокам бюджета.
2) Ученыйимеет право на выбор направления и цели исследования, ибо открытие новогознания несовместимо с жесткими формами научной мысли и экспериментирования.
3) Свободапубликаций – необходимое условие научной деятельности.
4) Обеспечениепостоянной связи ученых США с международной общественностью – основа ихплодотворной деятельности.
В книге А.М. Кулькина отмечается, что «этасистема принципов явилась основой теоретического, политического и правовогосамосознания ученых США». Характерно также понимание того, что «индивидуальныеусилия ученых лучше всего координируются в случае отсутствия их координации».
Говоря об этом, автор книги отнюдь неидеализирует положение науки в США, вынужденной использовать фонды, выделяемыена оборону и дотации промышленных фирм. Однако те, от кого зависит распределениефондов на исследования, вынуждены считаться с тем, что несоблюдение этихпринципов ведет к деградации науки и, соответственно, к уменьшению еевозможностей влиять на развитие технологии и обороны. Именно по этимсоображениям военные ведомства США оказывают финансовую поддержку многимнаучным исследованиям, не имеющим прямого прикладного значения.
Организационные формы науки
Итак, наука самодеятельна, но она живет на«пособие», которое ей платит общество, и на косвенные доходы, получаемые ею запередачу знания. Как велико должно быть это пособие, кто и как его долженраспределять? Как должна быть организована наука?
Естественно, что размер этого пособияопределяет общество. Оно не может быть слишком щедрым, в то же время излишняяскупость может дорого ему обойтись. Надо сказать, что фундаментальная наукаобходится сравнительно дешево, а отдает обществу сторицей. Число людей,занимающихся фундаментальными исследованиями, составляет сравнительно небольшуюдолю от числа всех научных работников – по приблизительным оценкам (а точнымиони быть не могут, границы всегда размыты) около 10%. Даже в Академии наук доляне превышает 50%. Правда, иногда инструменты фундаментальной науки – мощныеЭВМ, ускорители, телескопы – стоят довольно дорого. Но это дороговизна инструментальногообеспечения, и при оценке особо больших затрат такого типа правомерно исходитьиз ожидаемых выигрышей прикладного характера.
А вот как распределять деньги, какие работынужно финансировать – это решения лучше предоставлять самим ученым. Оценка сложности,ценности и значимости научных результатов может складываться только в научномсообществе в процессе демократического обсуждения компетентными людьми. Никакойадминистратор, стоящий вне этого сообщества, такую оценку провести не способен.Он может только довериться научному сообществу. Поэтому нужно заботиться овсемерном развитии демократических механизмов в научном сообществе и опривлечении этих механизмов к решению вопросов о финансировании научныхисследований.
Самодеятельность науки, то, что она в какомто смысле самоуправляема, не означает, что она может существовать вне всякихорганизационных форм. Прежде всего, для своих внутренних целей наукавырабатывает те или иные административные механизмы – например, механизм отборадокладов на конференции или статей в журналы (программные комитеты, системарецензирования и т.п.). И вообще, всякая большая структура не можетсуществовать вне административных рамок – они организуют и ее внутреннюю жизнь,и ее связи с обществом. Но эти рамки, эти административные механизмы могутсоответствовать сущности науки, ее системе ценностей, а могут быть ей чужды, и,тем самым, тормозить, а иногда и отравлять ей жизнь.
Рассмотрим основные схемы, существующие ворганизации науки, а затем более подробно административную структуру, принятуюдля управления академической наукой в нашей стране.
Университетская формы науки. Здесьсовмещаются профессии научного работника и преподавателя. Сотрудникуниверситета тратит часть времени на преподавание и как бы за это получает большуючасть своей зарплаты. Остальное время он посвящает научной работе, выбирая темусвоих исследований по своему вкусу. Обычно преподавательская нагрузка на Западене очень велика, и деятельность сотрудника университета оценивается посовокупности его занятий – преподавательской и научной работы. Само по себесочетание преподавания и научной работы очень естественно. Преподаваниерасширяет кругозор научного работника, повышает его методологическую культуру ит.д. С другой стороны, очень важно, чтобы студентов учили люди, непосредственноработающие на передовом крае науки. Общение с ними заражает студентовнеобходимыми для творчества ферментами. В таких условиях естественным образомготовится научная смена, формируются научные школы.
Университетская форма организации науки вразных ее вариантах принята, в основном, на Западе, где в университетах, пооценкам, выполняется свыше половины всех фундаментальных исследований. Нашавузовская наука организована, увы, не так. Вузовский преподаватель задавленнепомерной педагогической нагрузкой (она в несколько раз превышает нагрузку егозападного коллеги) и далеко не всегда способен работать в том темпе, котороготребует от него современная наука. Тем не менее, в наших вузах проводитсязначительная часть фундаментальных исследований, в частности, теоретическихработ.
Контрактные исследования. В организацииисследований на Западе большую роль играют разного рода фонды, государственныеи общественные (Национальный научный фонд, Фонд Форда и т.п.), финансирующиеполностью или частично проведение тех или иных работ. Заметим, что решения офинансировании принимают не чиновники, а комиссии, состоящие извысококвалифицированных специалистов в данной области, рассматривающие заявкипретендентов. Фондов много, и условия, на которых они субсидируют исследования,весьма разнообразны. Заметим только, что средства из этих фондов получают, какправило, люди, состоящие в штате университетов и других организаций.Существующая система хоздоговорных исследований в наших вузах охватывает толькоприкладные работы. Контрактная форма финансирования фундаментальных работтолько начинает обсуждаться.
Бюджетное финансирование. Наконец, наиболеезнакомая нам форма – бюджетная, когда для разработки той или иной тематикисоздается специальной учреждение (лаборатория, институт) и финансирует его, какправило, государство. Такого рода научные учреждения есть на Западе, такработают (точнее, работали до принятия постановления о новых формахфинансирования науки) большинство учреждений нашей страны.
Управление наукой и самодеятельность
В какой мере организация науки и управлениеею в системе Академии наук соответствует перечисленным выше принципам развитиянауки, принципам, которые необходимы для ее здоровья? Когда-то Академияявлялась штабом фундаментальной науки и функционировала по органичным для этойнауки принципам самодеятельности. За последние десятилетия она коренным образомизменилась, превратившись в мощную организацию, включающую сотни институтов,занимающихся не только фундаментальной наукой, но и большим объемом прикладныхисследований. При этом существующая в стране Административная система наложилана Академию свой отпечаток, стараясь перенести туда структуру и формыуправления, возникшие в других областях (прежде всего, в промышленности).
С точки зрения бюрократа, Академия наук –это своего рода Министерство науки, а институты – предприятия. Они работают поутвержденному сверху Плану, запуская продукцию – научные результаты. За работуэтих предприятий отвечает их администрация, так же назначаемая сверху. Онаобеспечивает работу коллективов, выполнение планов, поддерживая трудовуюдисциплину, организуя вместе с общественными организациями социалистическоесоревнование, движение за коммунистический труд и т.д.
Мы приводим эту точку зрения в намеренноутрированной, даже карикатурной форме. Конечно, реально наука в Академии наукразвивается по присущим ей законам. В тех институтах или подразделениях, гдесуществует прочная научная традиция, наука даже в самое застойное времяпродолжала быть наукой, а руководство оберегало ее от разрушительного влияниясистемы управления. Возникла своего рода феодальная структура, при которойвлиятельный руководитель оберегал нужную ему вассальную группу ученых, котораясамим своим существом повышала научный тонус своего учреждения. Но такиеруководители оказывались не всюду, и многие начинания 60-х годов, когдапровозглашались и даже проводились в жизнь принципы, соответствующие подлинномудуху науки, так и не удалось сохранить. Сама же Административная система отнюдьне способствовала приходу к руководству тех людей, которые понимают самодеятельнуюсуть науки, но стремилась выдвигать людей, стремящихся управлять наукойадминистративными методами.
Перейдем теперь к реалиям управления ирассмотрим на нескольких примерах столкновение навязанных наукеадминистративных форм с ее самодеятельной сутью.
Кто может работать в науке? «Пособие»,выдаваемое науке, – ресурс ограниченный. Поэтому одна из основныхуправленческих проблем состоит в том, кто это пособие имеет право получать.
Не пытаясь здесь обсуждать эту проблему вовсей ее полноте, рассмотрим две относящиеся к ней реформы, проведенные запоследние 15 лет. Первая из них относилась к механизму присуждения ученыхстепеней. Видимо, ее главной целью было воспрепятствовать проникновению в наукужуликов и повысить качество диссертаций. Был значительно ужесточен контроль надовсем процессом присуждения степеней, бюрократическая процедура, сопутствующаяэтому процессу, была сильно усложнена, количество времени и энергии, котороетратит диссертант на прохождение этой процедуры, резко возросло, а вот среднийуровень диссертаций скорее упал.
Все дело в том, что задача эта не может бытьрешена бюрократическим путем. Суть проблемы проста и банальна. Диссертация, каки всякая научная работа, должна оцениваться по принятым в науке нормам. Оценкудолжны давать специалисты. Их должно быть достаточно много, чтобы учесть разныеточки зрения. Всякий бюрократический механизм (а какой-то механизм необходим)должен соответствовать этим научным нормам и не мешать их проявлению. Восновном, и старый, и новый механизм защиты удовлетворяет этим требованиям.Работы обсуждаются в тех подразделениях, где они выполнены, проводятсяпредзащиты, работы оценивают оппоненты, обсуждает ученый совет, где можетвыступить любой человек. И в тех случаях, когда этот механизм буксует, это происходитне потому, что плох сам механизм, а потому, что участвующие в нем люди несоблюдают норм научной этики: либо просто не дают себе труда ознакомиться сработой, либо при ее оценке пользуются не научными, а совсем другимисоображениями (личными связями, указаниями начальства и т.д.). Еще хуже, еслиэти люди являются научными работниками только номинально, а на самом деленаукой не занимаются. Такое, увы, тоже бывает. В результате нередкоположительно оцениваются работы, такой оценки недостойные, и в науку попадаютлюди, которые в ней работать не могут. А иногда не пропускаются и хорошиеработы.
Так что основная проблема – это повышениеуровня научной этики и оздоровление нравственного климата в науке. Естественно,что эта проблема не может быть решена административными средствами. Носоответствующий механизм может способствовать здоровой обстановке, а можетмешать ей. Проведенная реформа скорее ухудшила дело. Излишняя регламентация –утверждение темы заранее, в самом начале аспирантского срока, стремление к«выполнению плана» аспирантурой, требование к обязательному «внедрению»результатов, которое чаще всего удовлетворяется добыванием липовых актов овнедрении, – все это не способствует улучшению нравственного климата. Болееудобным руководителем аспиранта оказывается не творчески активный ученый, аумелец, способный удачно сформулировать диссертабельную (т.е. гарантированнуюот неуспеха именно отсутствием новизны) тему. Плохая диссертация – это все жевыполнение плана, а творческая неудача сулит неприятности обоим – и учителю, иученику.
Часто узок состав специализированныхсоветов, они назначаются сверху и далеко не всегда туда входят действительноведущие ученые. Еще хуже обстоит дело с советами ВАКа, это скорее тайныеканцелярии, неизвестно, кто в них состоит, решения их практически немотивируются, их нельзя обжаловать. О громоздкости всей процедуры ужеговорилось.
Вторая недавняя реформа касалась системыоплаты и переаттестации сотрудников. Реформа тоже была чисто бюрократической. Вчем-то, может быть, она и была разумной. Но основная ее направленность, на нашвзгляд, вредна. Оценка деятельности научного работника, по сути дела, отдаетсяв руки начальства – состав аттестационных комиссий очень узок, а именно этикомиссии, назначенные начальством и состоящие в основном из администраторов, ане научная общественность, оценивают работу людей в науке.
План. Как и всякий человек, научный работниксоставляет какие-то планы. Но, даже увязнув в конкретной работе, вы весьмаприблизительно можете сказать, какие результаты вы получили и когда еезакончите. И что значит – закончите? И не возникнет ли по дороге желаниезаняться чем-то еще, может быть, более важным – вы сами можете получитьнеожиданные результаты, либо узнать о результатах ваших коллег, и это может изменитьход работы, иногда радикально. Но вы должны иметь план на пятилетку, суказанием сроков работы, сроков результатов. И уточнять его каждый год,составляя годовые задания. Более того, ваш план должен быть составной частьюпланов сектора, план сектора – входить в план отдела, план отдела – в планинститута. Более, планы институтов координируются, есть головные организации ит.д. И все должно быть стройно, логично. И утверждено начальством – на всехуровнях. Конечно, реальная жизнь в эту схему не укладывается и обычносуществует независимо от схемы (чаще всего за счет двойной бухгалтерии). Влучшем случае вы платите за это составлением кучи бумаг, не слишком точноотражающих вашу реальную работу, а разумный руководитель смотрит на это сквозьпальцы. В худшем (и для вас, и для науки) действительно работаете по плану,кем-то составленному, а интересующую вас работу делаете в «свободное время»,вопреки требованиям руководства.
Трудовая дисциплина. Внутренняя дисциплина –важное качество научного работника. Хорошо тому, кто воспитал в себе этокачество с детства. А то приходится всю жизнь держать себя за шиворот, боротьсяс ленью, с разболтанностью. Наука жестока. Не дай Бог, расслабишься на год, надва (мало ли что – болезнь или какие-нибудь обстоятельства) – не факт, чтосможешь работать дальше. Но от вас требуют «трудовой дисциплины». А это кнаучному труду отношения не имеет. Это значит – ходить на работу от звонка дозвонка. А в комнатах тесно – метра по три-четыре квадратных и по полстола нанос (стульев и то меньше, чем сотрудников). Телефон все время звонит, кто-то намашинке стучит (хорошо еще, что отдельские машинистки полулегально работаютдома – профессиональную машинистку трудно заставить ходить на службу, она ценусебе знает). Все время кто-нибудь заходит, приносят какие-нибудь бумаги,чего-то от вас хотят. Разговоры. В таких условиях можно провести семинар(выгнав всех лишних из комнаты), что-нибудь обсудить, делать черную работу –благо, ее всегда много. Но думать или статью писать – на это в таких условияхспособны немногие. Поэтому, чтобы работать, на работу лучше не ходить. Работатьудобнее дома или в библиотеке (у экспериментаторов все, наверное, иначе, хотя иим нужно думать и статьи писать).
Непосредственный начальник это обычнопонимает. Но институтское начальство – уже не всегда. Тем более, что изПрезидиума АН примерно раз в год идут грозные бумаги о дисциплине, отмене всехбиблиотечных дней, дней работы на дому и т.д. И бдит отдел кадров, бегает спроверками народный контроль, сыпятся выговоры за нарушения. Жизнь, конечно,берет свое. И хотя формально разрешены только отдельные «местные» командировкив другие организации, все равно часть времени люди работают дома или вбиблиотеке – нужно же работать, за это приходится платить враньем, оформлениеммифических командировок, записями в разные журналы и книги – какая работавыполняется вне стен института, кто разрешил, что сделано и т.д.
И при всей показной строгости научныхработников то и дело посылают на овощную базу, на картошку, на стройку, а то ипросто улицу подметать. И, несмотря на заверения с самых высоких трибун, чтолюди должны заниматься делом, это безобразие и беззаконие продолжается, и концаему не видно. Вся система этой так называемой «шефской» работы глубокобезнравственна. Прежде всего, людей отрывают от дела, посылая их на работу,которая почти всегда плохо организована, а часто просто бессмысленна (в этомгоду не раз сотни научных работников нашего института собирали отдельныезеленые картофелины, оставшиеся после комбайновой уборки на полях «подшефного»колхоза). С другой стороны, использование такого бесплатного, поистиненевольничьего труда (стоит отказаться от сомнительного эвфемизма «шефство» иназывать вещи своими именами), только развращает соответствующих хозяйственников,будь то колхоз или овощная база.
Существующее трудовое законодательстворазрешает временный перевод на «необусловленную трудовым договором работу… дляпредотвращения или ликвидации стихийного бедствия,… гибели или порчигосударственного имущества» (статья 26 Кодекса законов о труде РСФСР). Видимо,администраторы, посылающие в течение десятков лет миллионы людей «в колхоз» илина овощные базы, считают саму существующую систему производства и хранениясельскохозяйственных продуктов «стихийным бедствием», неизбежно вызывающим«гибель и порчу этих продуктов».
Псевдодеятельность. Как и во всех другихорганизациях нашей страны, в научных учреждениях принимаются социалистическиеобязательства, ведется социалистическое соревнование, существует движение закоммунистический труд, работает народный контроль, проводятся«методологические» семинары. В последнее время много пишут о том, что почтивсюду эта деятельность сводится к показухе, к составлению массы бумаг и неимеет обычно почти никакого отношения к реальной работе и жизни людей, якобыпринимающих в ней участие. Бессмысленность большей части этой деятельности внаучных учреждениях очевидна. Действительно, какие «соцобязательства» можетпринимать научный работник? Он как уже говорилось, просто должен работать «наполную железку», чтобы не отстать от своих коллег, чтобы его работа имеласмысл. И не нужно ему ни с кем соревноваться, набирая в этом соревнованиинелепые баллы, которые оценивают казенную бумагу, заказанную вышестоящимчиновником, гораздо выше, чем научный доклад или публикацию… Зачем человеку свысшим образованием, а то и с ученой степенью, политинформация? Он умеет читатьи обычно читает газеты. А вот семинар с обсуждением общественных и философскихпроблем ему может быть интересен, но семинар действительно добровольный,тематика которого не будет спускаться сверху, а свободно выбираться егоучастниками, и участие в котором будет не «повышением идейно-политическогоуровня», как пишут в характеристиках, а реальным удовлетворениемсоответствующих интересов его членов.
Вся описанная выше псевдодеятельность непросто бесполезна, а очень вредна. Прежде всего, она отнимает время и требуетсоставления кучи бумаг. Но главное не в этом. Она создает атмосферу вранья, вкоторой вынуждены жить люди, занимающиеся делом, и способствует появлениюпрослойки лиц, которые делом заниматься не могут, но зато с большим рвениемзанимаются именно этой псевдодеятельностью (например, изобретают шкалу дляоценки деятельности результатов соревнований).
Международные контакты. Тему эту нельзяобойти, хотя она, конечно, заслуживает более подробного разговора. Существующаясистема научных контактов нуждается в коренной перестройке. Она обюрокрачена вкрайней степени. Создается впечатление, что главная ее цель – ограничивать международныенаучные связи, а если и разрешать их, то тщательнейшим образом контролировать.Допускаются «официальные» мероприятия – поездки делегаций (чаще всего –научного начальства), официальные контакты научных учреждений. Но нормальныесамодеятельные контакты – обмен препринтами, рукописями, оттисками, посылкастатей в иностранные журналы, докладов на международные конференции и т.п. –чрезвычайно затруднены. Считается, что вся такого рода деятельность должнаосуществляться через «международные отделы», насчитывающие иногда десяткичиновников и изобретающие такие понятия, как «сотрудник, допущенный к работе синостранцами».
В результате в последнее время углубиласьизоляция советской науки – крайне мало советских ученых участвуют вмеждународных конференциях (особенно небольших – рабочих симпозиумах, летнихшколах и т.п., которые сейчас так популярны за рубежом), мало советских статейпубликуется в международных журналах, невысок уровень цитирования советскихработ. Все это явно не соответствует уровню развития нашей науки, хотя надосказать, что сама по себе такая изоляция весьма отрицательно сказывается и наэтом уровне.
Суммируя сказанное, можно сказать, чтонаучный работник в нашей стране живет в искусственно обедненной информационнойсреде. Ведь большая часть его коллег (членов невидимого колледжа, в который онвходит) живет за рубежом. И связи с этими коллегами чрезвычайно затруднены. Онне получает от них препринтов, отчетов и других предварительных публикаций, таккак сам ничего не может им послать и не знаком с ними, не встречается с ними наконференциях. Даже статьи из зарубежных журналов доходят до него с трудом и сбольшим опозданием, а иногда и вообще не доходят – существенная часть научныхжурналов не поступает в СССР, и средняя «экземплярность» поступивших журналовравна четырем, что явно недостаточно для такой страны, как наша. С книгами делообстоит еще хуже. Обычно ссылаются на недостаток валюты по приобретению научнойлитературы. По грубым оценкам, на эти цели тратится около 1 млн. долларов в год.Заметим, что эта сумма в несколько раз меньше стоимости установки импортногооборудования, ржавеющего, по сообщениям газет, на строительных площадках.
«Особые» отделы. Можно перечислить еще много«точек», где бюрократические методы управления сталкиваются с самодеятельнойжизнью науки. Так почти в каждом научном учреждении есть два отдела – отделкадров и первый отдел, играющие особую и непомерно большую роль. По-видимому,роль отдела кадров должна быть чисто технической – быть юридическим консультантомадминистрации и «банком данных» по кадровым вопросам[1].
Должно измениться и положение ссекретностью. В условиях, когда провозглашается новое мышление, когдапротивостоящие военные группировки обмениваются стратегической информацией,само понятие секретности должно быть пересмотрено. Тем более, как об этомнеоднократно писали, многие сведения засекречиваются вовсе не по стратегическимсоображениям, а из-за эгоистических интересов ведомств, скрывающих пороки своейдеятельности, а иногда и преступления против своих сограждан (типа многократныхпревышений предельно допустимых концентраций вредных веществ в ряде городов,либо использование бутифоса на хлопковых полях). Во всяком случае, вфундаментальной науке секретность, как правило, не нужна. Было бы желательномаксимально упростить процедуру использования копировальной техники и сократитьдо минимума круг статей, на которые до публикации нужно составлять актэкспертизы – и без предварительной экспертизы ясно, что открытая публикацияработ по подавляющему большинству тем фундаментальной науки не может угрожатьбезопасности страны и «нанести вред Советскому государству».
Функции администрации. Каковы должны бытьразумные функции административного руководства наукой? Зачем оно вообщенадобно? Полного ответа на этот вопрос мы не знаем. По-видимому, в рамках любойорганизации без начальства не обойтись. С другой стороны, ясно, что чаще всегоадминистративное начальство не осуществляет никакого научного руководства надподчиненными – как мы уже писали, в фундаментальной науке научный работник, какправило, работает один, либо в команде, лидер которой, если он существует, необязательно является начальником. Ученый, назначенный на руководящую должность,в основном осуществляет административные функции. Часть из них необходима. Нозначительную часть его времени пожирает бюрократическая деятельность ипсевдодеятельность.
В результате у человека, попавшего наадминистративную должность, на науку остается времени и сил меньше, чем у«рядового» научного сотрудника, а иногда он и совсем перестает заниматьсянаукой. Это способствует тому, что возникает особый слой научныхадминистраторов. Достаточно часто административные посты занимают люди, которыеуже перестали (или почти перестали) заниматься наукой, а иногда и люди, которыеею, по сути дела, никогда не занимались и не знают, как ею занимаются другие. Влучшем случае такой начальник принимает на свои плечи бремя административныхзабот и способствует научной работе своих подчиненных. В худшем – он делаетсвою «научную» карьеру (а на самом деле – административную) за счет своихподчиненных, зарабатывая, будучи «на посту», звания, степени и т.д. Совсемхудо, когда ему не нужны ни карьера, ни научная работа подчиненных. Такое тожеслучается.
В чем же должны состоять необходимые функцииадминистрации? Воспользуемся метафорой. Жильцы большого дома зависят от ЖЭКа. Видеальном случае эта организация быстро починит вам протекший кран, запуститвышедший из строя лифт, выдаст нужную справку. А если все идет хорошо, вы ее незамечаете. Вот таким идеальным ЖЭКом и должна быть для научного работникаадминистративная структура науки.
* * *
Итак, перестройка в науке назрела. Что же впервую очередь сделать, чтобы улучшить положение? Наверное, прежде всего, неторопиться с реформами, особенно административными. Нужно осознать, а главное,признать самодеятельную суть науки, всю сложность этого организма, понять, чтоотношения общества и науки должны строиться на доверии.
Но доверие это возможно, только если в наукебудут восстановлены присущие ей демократические принципы. А демократия в науке(как, впрочем, и в других сферах жизни) не сводится к проблеме «всеобщих исвободных выборов». Демократия – это, прежде всего, атмосфера, в которой каждыйнаучный работник имеет возможность нормально жить и работать, атмосфера,поддерживаемая нормами научной этики, которые пока постоянно нарушаются иразрушаются административными методами.
Упоминавшиеся выше феодальные отношения,иногда способствовавшие сохранению науки в условиях Административной системы,могут быть ситуационно удобны, но вообще-то они науке противопоказаны. Наука –дитя демократии. Можно даже сказать точнее: науку породила демократия древнихАфин, выработанная афинянами традиция обсуждать государственные дела иаргументировать принимаемые решения. Именно требование доказательнойаргументации и личной ответственности за утверждаемое отличает науку отдонаучных и бытовых знаний, хотя последние могут быть очень сложными.
Разумная организация науки, при которой еёразвитие не зависело бы от благорасположения отдельных покровителей, может бытьоснована только на всемерном развитии демократических механизмов в научномсообществе. Вопрос о выборности здесь не самый главный, хотя система выборностируководителей лучше, чем их назначение сверху. Но главное, чтобы основныерешения об организации и финансировании научных исследований демократическипринимались самим научным сообществом. Собственно, и в существующихорганизационных рамках Академии наук есть структуры, которые могли бы отвечатьза демократическое принятие подобных решений. Это всевозможные научные и ученыесоветы, научные общества, комиссии экспертов, семинары и т.д., которые могут статьнастоящими советами ученых.
Конкретные проблемы научной жизни должны,прежде всего, широко обсуждаться. Нужно сказать, что если проблемы экономики,общественной жизни сейчас широко обсуждаются в печати, то выступлений,посвященных состоянию дел в науке, крайне мало. Да и негде обсуждать.«Литературка» и другие газеты и журналы не могут уделять этому много места, уних другие проблемы. Науке нужны свои издания для обсуждения её общих проблем(например, газета «Наука», создать которую предложила недавно в газете «Правда»группа академиков). Причем эти издания должны быть общественными, независимымиот «министерств», управляющих наукой – Президиума АН, ГКНТ. Только в результатеширокого и открытого обсуждения можно найти путь необходимых изменений.
[1] Один из авторов высказал это мнение на собрании в своем институте. В ответ последовал эмоциональный монолог о том, что «задача отдела кадров – стоять на страже…». По-видимому, это отголоски тех времен, когда в буквальном смысле под стражей организовывались научные учреждения-шарашки, где работали Туполев, Королев, Тимофеев-Рессовский. Надо сказать, что слой людей, испытывающих ностальгию по тем временам, не так уж мал и безобиден.