В продолжение дискуссии о реформе науки «Полит.ру» обратился к академику РАН, профессору факультета математики НИУ-ВШЭ, главному научному сотруднику Математического института РАН, президенту Московского математического общества Виктору Васильеву с предложением прокомментировать тезисы, высказанные биологом Константином Севериновым в его интервью. Публикуем его комментарий. Напомним, что Виктор Анатольевич одним из первых членов РАН заявил о том, что в случае ликвидации Академии наук по внесенному в Госдуму законопроекту, он не войдет в новую структуру.
Итак, [в рассуждениях К. Северинова о реформе РАН] имеется следующая схема:
1) Нынешняя структура РАН плоха и не способна самостоятельно исправиться.
2) Поэтому надо приветствовать любую ее странную и (по-прежнему неизвестно кем) в общих чертах сформулированную радикальную реформу, в надежде, что она утрясется к чему-то хорошему.
3) А почему вы, почти ничего конкретно не зная про то, как эта реформа будет исполняться и наполняться конкретикой, заранее считаете, что это будет неудачно?
Не буду спорить с первым тезисом, тем более что сам дословно говорил про необходимость «внешнего пинка». Однако в случае решительных реформ действует презумпция виновности: инициатор-конструктор должен доказать, что это будет хорошо (и что он представляет себе, как это будет работать), а не наоборот.
Российская империя тоже была с гнильцой, однако же, как мы видим, ее удалось-таки «отреформировать» так здорово, что лучше бы обойтись без этого – хотя бы потому, что пока пациент жив, то остается надежда и на то, что жизнь заставит его лечиться и исправляться. Но автор именно что ходит кругами, на каждый вопрос, о том, не будет ли в результате данного прожекта еще хуже, раз за разом логично и впопад отвечая, что нет, оно все-таки сейчас плохо.
Для качества реформы и ее восприятия очень важен процедурный вопрос – в частности, предварительное обсуждение. Если продолжать аналогию с политикой, то я старше интервьюера и резко не хочу назад в СССР, однако же могу вообразить себе такой поворот событий, при котором нам всем туда захочется. Поэтому правильно, чтобы политики представляли избирателям свои подробные программы, а также рекомендации от уважаемых людей, биографию и справку из психдиспансера. А когда просыпаешься от грохота танков и из телевизора узнаешь о начале замечательного (хотя и туманного) нового порядка, введенного неизвестными отцами и призванного покончить с проклятым прошлым, то естественно заподозрить худшее.
Существование Совета по науке воспринималось обществом как гарантия от таких сюрпризов в научно-организационной сфере. Теперь нам говорят, что этих гарантий явно никто не давал. С формальной точки зрения верно, а, по сути – издевательство, а для членов Совета, использованных в таком качестве и воспринявших это как должное, – безусловное несмытое оскорбление.
Физики (и математики) напуганы тем, что происходит в ИТЭФ. Возможно, и по этому поводу где-то в верхах произносятся красивые лукавые слова, тем не менее, это – еще один яркий пример преобразований, без которых лучше бы обойтись. Есть опасность, что реформировать академию собираются похожим образом и похожие люди. И опять-таки, это не тот случай, когда надо требовать подтверждения этих опасений: это случай, когда нужны гарантии, что они неверны. Если вы едете в байдарочный поход и высаживаетесь на станции NN, неправильно требовать от скептиков доказательства, что там нет реки: надо требовать от организаторов доказательства, что река там есть.
И какие еще проекты сравнимого с РАН масштаба могут внушить оптимизм своей меньшей неэффективностью? Может быть, нынешний Курчатовский институт? Сколково? Региональные университеты?
Зависеть от ПРАНовских чиновников довольно противно, но там, по крайней мере, понятно кому жаловаться, и в начальстве хватает людей, которые являются или хотя бы когда-то были настоящими учеными, признают логику и объективную истину, и постыдятся нести заведомый бред, глядя тебе в глаза. Опыт общения с МОН в этом смысле куда более пессимистичен.
Правда, есть очень неоднородные общественно-научные секции РАН, некоторые представители которых создают специфическое впечатление обо всей академии, в частности среди экономистов. Есть и совсем тухлые сферы, например описанная в статье «Прозрачный омут Академинторга». Но многое – в частности, молчание об этом очень вкусном компромате в дискуссиях последнего времени – как бы намекает на то, что тут работают такие внешние связи и крыши, что эта дрянь переживет любые реформы и агентства, и, может быть, одна только и останется на руинах.
Если автор объявляет себя эволюционистом, то естественно и стремиться к улучшению эволюционным путем. Создайте (или хотя бы поддержите) сами что-то хорошее, покажите, что оно жизнеспособно, продемонстрируйте его преимущества, и народ сам потечет туда из РАН (если она так плоха) в ходе естественной конкуренции (честные и прозрачные принципы которой тоже надо обеспечить), а оставшихся это заставит пошевеливаться.
Я вижу перед собой один такой пример: математический факультет ВШЭ, на который я сам все больше «перетекаю», и работаю на нем уже больше, чем во всех академических структурах. И я разделяю идею университетской науки как светлой, но в глобальном масштабе пока еще неблизкой цели. Однако идти к этой цели методом «разрушим до основанья, а затем посмотрим, вдруг на обломках удастся что-то построить» – это крайне… неэволюционно.
Параллельно с этим: если в Академии наук есть финансовые нарушения (на которые последнее время как-то туманно намекается) – что мешает действовать строго по закону?
Наконец, по мелочам (которых много: уж очень хитрый текст).
1. Коробят слова об идущем «переговорном процессе» и о достигаемом при этом улучшении: все-таки, это «переговоры» кошки с мышкой.
2. Претензия к «отказникам», что они раньше не выходили из академии и плохо критиковали начальство. Пассаж «не заявляли о выходе – значит, были согласны», конечно, рассчитан на людей вовсе без логики. Можно продолжить: «работаете в системе РАН – значит, согласны», «не эмигрируете – значит, согласны», «до сих пор не удавился – значит, согласен», ведь в этом мире всегда что-нибудь да не так, где-то волки зайчиков жуют. Задача ведь в том, чтобы принести как можно больше пользы при имеющемся ресурсе. Влиять на улучшение обстановки вокруг себя можно по-разному: когда-то годится любезная сердцу любого истинного эволюциониста теория малых дел, а когда-то без обострения не обойтись. Неужели это надо объяснять взрослому человеку?
3. Вот, к слову, академические выборы, о которых автор пишет, что «за счет каких-то договоренностей получается черт-те что и научные достижения играют малую роль в конечном результате». Я не в стопроцентном восторге от последних выборов (например, не прошли оба кандидата в академики, которых в том числе выдвигал я – С.К. Смирнов и В.М. Бухштабер), но все же вот список выбранных по нашей секции, на который я мог реально влиять: в академики - Б.С. Кашин, А.Н. Паршин, А.Н. Ширяев, И.А. Тайманов, в членкоры - М.И. Зеликин, С.В. Конягин, Е.В. Щепин, С.В. Иванов, Д.О. Орлов. Хотелось бы узнать конкретно, кто их этих девяти человек «черт-те что» и не соответствует мировому уровню? И более того, какие пять человек, раз уж автор утверждает, что таких – больше половины? А если кто-то скажет, что эти результаты были предрешены до голосования, то это будут враки.
Думаю, что физики могли бы написать примерно то же самое про свои выборы. (справедливости ради: результаты выборов в соседней секции прикладной математики мне гораздо менее понятны, впрочем, я не специалист в их полузакрытой науке). Поэтому хочется, чтобы в высказываниях точно расставлялись кванторы, например (если это верно) «существует N секций РАН, в которых выборы происходят так-то, а недостойные кандидаты составляют более 50% вновь избранных». Можно также прямо указать такие секции. Но без этого получается утверждение обо всех вообще, то есть вранье и сплетни.
4. Автор не видит плохого в объединении трех академий, а я вижу. Оно (помимо многого прочего) – в возникающей из этого послушности и управляемости. Государству необходима независимая экспертиза, например на тот случай, что оно (государство) опять захочет развернуть сибирские реки, или засеять Заполярье кукурузой, или назначить в лидеры и корифеи науки человека с дурной научной репутацией. Иногда эта независимость бывает неприятна, но она необходима.
Да, академия справляется с этим с трудом-с (например, в казусе Петрика пришлось бороться и с внутренним противником), но кто кроме-то (не считая замечательной научной общественности, не имеющей, увы, никакого формального статуса)? Может быть, на это способно Минобрнауки? Или будет способна объединенная академия? И не непростительной ли своей независимости и чувству собственного достоинства (невеликим, но все же показавшимся чрезмерными на общем фоне) обязана РАН выдачей лицензии на нынешний форс-мажор?
5. Принципиальный вопрос, метафорически сформулированный как «нужно ли в стране два министерства науки», не очевиден. Примерно с такой же натяжкой можно подкопаться под независимое судопроизводство и адвокатуру, спросив, нужны ли два МВД. Во всяком случае, у ученых должны быть хоть какие-то властные инструменты, чтобы ставить на место чиновников, если тем захочется покуражиться, злоупотребить положением и покомандовать наукой без совета с грамотными людьми (или советуясь лишь с теми, кого они по своему разумению назначит в грамотные). Видимо, при новом порядке такой противовес исчезнет, что очень плохо.
6. Упрек в адрес академика В.Е. Захарова вовсе несправедлив: например, на прошлых (2008) выборах президента он на Общем собрании РАН при всем народе настоятельно просил Ю.С. Осипова уйти. Я же в последовательные критики академического руководства действительно не гожусь (тут интервьюер мне польстила), скандаля только по конкретным поводам…
7. Да, знание авторства закона важно – в частности, знание того, что автор не боится назвать себя. А в данном случае – и в еще большей степени – красноречива информация, что – боится.