Дискуссия по поводу реорганизации, или, лучше сказать, спасения научной организации в России развивается по сложной, но вполне понятной психологической траектории. Она описана в учебниках медицинской психологии как «терминальная кривая». Первая фаза – шок, вторая – поиски виновного, третья – кризис. Он разрешается либо в кооперативность, либо в психотическое закрытие. Мы находимся в конце второй фазы, поиск виновных практически завершен. Во всем виноват лечащий врач, ведь все врачи хотят только обобрать пациента, а лечить не хочет никто. Главврача обвинять уже нельзя – он вне критики и вне обсуждения. Наука – это у нас область сакрального. Поэтому зафиксируем это положение: по-русски «реформировать» сакральное означает ухудшать, разворовывать, уничтожать, портить. Можно вспомнить реформу патриарха Никона, который испортил и расколол православие. Потому что нельзя реформировать сакральные институты. Они у нас просто живут, пока не развалятся сами. Беда в том, что реформировать придется.
Кроме принципиальной нереформируемости священных институтов, проблема в том, что реформа – это всегда коррупция. Все реформы организации науки в России и даже за ее рубежами имеют коррупционный хвост: старая система без боя не сдается, новая отторгается. У нас все сложно еще и от того, что новое – везде «враг хорошего». То, что про «новое» понятно – не устраивает, а то, что устраивает – непонятно. Но самое неприятное – нет пространства открытой общественной дискуссии об Академии наук: любая ее критика воспринимается как подпевательство «жуликам-ворам-реформаторам», а любые славословия в ее адрес – просто как не соответствующие действительности. В этой ситуации, получается, лучше славословить. Но это скучно и неинтересно. Куда интереснее посмотреть на то, как организована наука в других странах, и особенно в тех, где старая организация уступила место новой.
Поэтому поговорим про Национальный Центр Научных исследований Франции. Эта форма организации научной деятельности возникла в результате архаичной и патерналистской французской университетской науки указом президента Французской республики Альбера Лебрэна 19 октября 1939 г. Франция уже вступила во Вторую мировую войну, и под угрозой национальной катастрофы научное сообщество решило «перегруппировать институты государства» (regrouper tous les organismes d'État) вокруг фундаментальных и прикладных исследований (recherche fondamentale ou appliquée) и скоординировать исследовательскую работу на национальном уровне.
Еще в 1938 г. Жан Перрэн, нобелевский лауреат по физике, инициировал слияние национальной кассы научных исследований с Национальным бюро исследований и открытий. Новую организацию назвали Национальным центром научно-прикладных исследований. В 1939 г. он и стал называться «Сэ-эн-эр-эс» (CNRS). После войны фокусом CNRS стали именно фундаментальные исследования. Из CNRS выделились большие центры прикладного направления (ORSTOM, CNET, CEA). Университетские ученые пошли из аудиторий в лаборатории, начался отток ученых в фундаментальные исследования.
В 1966 при де Голле произошла самая большая реформа CNRS: она была перестроена по принципу ассоциированных лабораторий. Стали создаваться ассоциированные центры (unité) и институты, были организованы междисциплинарные лаборатории. В 1970 был организован Национальный совет по инженерным наукам. CNRS начала организацию науки по крупным направлениям, перегруппировывая лаборатории и центры. Именно в CNRS была запущена «контрактуализация» всех социальных институтов, в ходе которой для достижения научных целей были заключены договоры между разными и разноуровневыми центрами, лабораториями CNRS и университетскими центрами и факультетами, а также с независимыми центрами.
В настоящий момент в CNRS входит 1100 центров и лабораторий, контролируемых местными Управлениями (delégations). Аппарат CNRS относительно невелик. Президент CNRS Алэн Фукс координирует работу Центра вместе с двумя заместителями. Бюджет CNRS составляет 3145 миллиардов евро (120 млрд. руб.), причем 802 млн. CNRS зарабатывает сама. В CNRS работают 11 300 ученых, кроме которых имеется штат из 14 000 инженеров, техников и административных сотрудников. Как уже ясно, CNRS не есть Академия, а есть примерно то, к чему стремится реформа или что предлагает «Троицкий вариант»: ассоциация научных центров со своим управлением, но при этом и со своей собственностью.
Клуб академиков, которых во Франции называют les immortels (бессмертные), еще Наполеоном вынесен в высшие государственные сферы и именуется Istitust Français, кроме него есть и другие академии, например, Академия надписей и Коллеж-де-Франс. Избрание в каждый из них - почетно и желанно для ученого. Но компетенции и административная ответственность у них совершенно разные.
Нельзя сказать, чтобы у CNRS совсем не было проблем. Членство в центре пожизненное, и вес «старых» членов давит на молодых. Попасть в Центр стало неизмеримо сложнее: конкурсных мест все меньше. Бюджета Центра стало не хватать на множество новых проектов. CNRS – открытая организация, и иностранные члены нередко вообще не работают во Франции, а сидят, например, в Италии или Испании у себя дома, продуцируя мало текстов. Однако проведенная реформа оказалась крайне эффективной в одном смысле: ослабив административные связи с руководством CNRS, ученые четко поделились на тех, кто «собрался» и тех, кто «разболтался». Была введена система отдельной тарификации.
И наконец, надо бы упомянуть о «красных постах» (postes rouges), которые создаются на краткое время (1-3 года) для ученых из разных стран по типу пост-доков. На таком посту довелось поработать и автору этих строк. «Красному» приходится оформляться по полной программе, он проходит все этапы оформления в Делегации и приписывается к лаборатории. В моем случае это была «Лаборатория Ж.Дюмезиля», но поняв, что мои исследования кроссдисциплинарны, делегация меня ассоциировала очень легко с еще одной лабораторией – византинологическим центром Ж.Дагрона. Такая система вовлекает ученых в процесс распространения административного опыта за пределы CNRS.
Итак, опыт CNRS говорит и учит нас примерно следующему: динамизация и диверсификация исследовательских центров есть благо и полезная вещь. Выведение академического клуба за пределы административной схемы полезно и повышает статус самих академиков. И такая реформа не десакрализовала науку, а ресакрализовала. Но для такой ресакрализации понадобился весь опыт лаизма (обмирщения), который Франция получила после Великой Французской революции. Этот опыт разделения церкви и государства и есть, по сути, ключ к реформе науки. Ибо институты эти крепко взаимосвязаны. CNRS может нас многому научить. Неслучайно Димитри Посель, ученый секретарь Научного совета CNRS, написал В.Фортову такие слова: «CNRS вырос в структуру, гармонично сотрудничающую с университетами и партнерами из промышленности. Его структура неидеальна, но она широко признана. Мне кажется, что она могла бы представлять интерес как некий ориентир при реформировании РАН».
