Российская научно-образовательная сфера состоит, как представляется, из трех независимых слоев: футуристического, нормативного и, в терминологии наблюдательного С.Г. Кордонского, слоя «на самом деле». Последний мало кого интересует, потому что априори плох и нуждается в кардинальном реформировании. Махнув рукой на унылую действительность, эксперты рисуют желаемое будущее, а законодатели стараются создать под него нормативную базу.
Сейчас пошла мода на форсайты. Нынче в августе продвинутая публика погрузилась на «форсайт-пароход» и методом многодневного мозгового штурма сконструировала видение нового университетского образования для России. По мнению экспертов, уже через какие-то десять-двадцать лет все мы окажемся в полностью оцифрованном мире, где правит высокоуровневый искусственный интеллект, люди объединены массовыми «нейроинтерфейсами», и практически все потребности удовлетворяются с помощью «нейронета». Понятно, что и наука, и образование в таком мире теряют привычные очертания. Участники форсайта провозгласили «конец классической фундаментальной науки», которую заменят «междисциплинарные wiki-сборки научных картин мира». Ну а высшему образованию предстоит пережить, во-первых, «дегуманизацию», т.е. преимущественный переход на практико-ориентированные модели, интернацинализацию, цифровизацию, индивидуализацию и постепенную приватизацию бизнесом. Авторы прогноза, впрочем, оговариваются, что кроме простонародного «безлюдного» образовательного фаст-фуда, получаемого через «нейронет», для избранных останется возможность дорогого высокоинтенсивного «живого» образования — обучение в «сообществах практик». Те российские вузы, которые не будут успевать за стремительным прогрессом, ждет «нишевизация» под отраслевые или региональные потребности, а ставших лишними специалистов - «новые резервации» и «освобождение от формата постоянной занятости» (причем уже с 2015 года!).
Можно утешать себя тем, что мало ли кто чего нафантазирует, и данный «прекрасный новый мир» наступит не завтра, а может и вовсе не наступит.
Но это была не просто частная речная прогулка. Участники форсайта, представляющие Агентство стратегических инициатив и Московскую школу управления Сколково, активно консультируют правительство и влияют на формирование текущей научно-образовательной политики.
Политика эта хорошо просматривается уже не первый год. Подобно Фрэнсису Фукуяме, который когда-то объявил либеральную демократию венцом (и концом) Истории, околокремлевские эксперты не простирают свою фантазию дальше сегодняшней американской образовательной модели, которую отличает суровый прагматизм.
Главным трендом, влияющим на изменение ситуации в российском образовании (и в науке), объявлена «ориентация вузов на запросы экономики и общества: практичность получаемых знаний и навыков, их соответствие актуальным задачам работодателя, соответствие содержания научных исследований рыночным потребностям». Все это послужило идейной базой нового Закона об образовании. За его огромным нечитабельным текстом и обкатанными формулировками спрятана смена российской научно-образовательной парадигмы, которая почему-то мало обсуждается.
Тошно думать, что все мы рождаемся на свет, растем и долго учимся исключительно для того, чтобы понравиться будущему работодателю.
В российской гуманистической традиции образование никогда не сводилось к задаче запихнуть в голову юного неуча определенное количество практически полезной информации. Оно было необходимо, в первую очередь, для личностного роста и приобщения новых членов общества к общечеловеческой письменной Культуре, включающей в себя многообразный опыт поколений, научные знания, нравственные и эстетические ценности. На всем этом держится современная цивилизация. Только освоив в достаточной мере базовые знания и ценности, человек становится истинным представителем вида homo sapiens и получает возможность выбирать свой путь, творить нечто новое, вносить свой собственный вклад в Культуру.
В частности, ученые призваны наращивать знания человечества о себе самом, о способах познания мира и его физическом устройстве, о закономерностях функционирования экономики и общества. Вряд ли процесс познания конечен, поэтому странно говорить о конце фундаментальной науки к 2030 году. Что касается практической полезности науки, то от нее самой это мало зависит. Бизнес, если у него хватает ума, может использовать результаты исследований для решения определенных проблем, создания инновационных продуктов и услуг. Простите за избитый пример, но атомную бомбу невозможно смастерить на заказ — ее созданию предшествовали фундаментальные открытия, сделанные отнюдь не на потребу рынку или государству.
Между прочим, и в США отношения науки и бизнеса устроены не так примитивно, как издали кажется. Корпорации напрямую не заказывают университетским лабораториям решение каких-то своих проблем — они ищут сильные научные группы с хорошими фундаментальными результатами и создают под них исследовательские подразделения с определенной прикладной тематикой. Такая лаборатория работает вне структуры вуза. Когда задача решена (или получен отрицательный результат), ученые возвращаются в университет, которому чаще всего передается и закупленное корпорацией оборудование. То есть, бизнес не пытается диктовать науке, чем ей заниматься - он использует квалификацию и компетенции ученых. Университетские лаборатории, как правило, занимаются «чистой» наукой и подготовкой кадров высшей квалификации, а не «оказанием исследовательских услуг» рыночным структурам.
Российское руководство и обслуживающее его экспертное сообщество почему-то не чувствуют этих нюансов. Нужно совершенно не понимать смысл и ценность научной деятельности, чтобы требовать от фундаментальной академической науки прироста инноваций. Хотя потенциально полезные прикладные разработки постоянно появляются как побочный продукт деятельности по генерации новых знаний. В идеале, ученый должен зарегистрировать интеллектуальную собственность, продать бизнесменам патент и ждать роялти. Если он сам начинает клепать на коленке какую-то продукцию, то перестает быть полноценным исследователем — ему просто некогда думать. Даже если бизнес удался, это все равно потеря для общества, потому что неэффективно забивать гвозди микроскопом. Бизнесом, в том числе венчурным и наукоемким, должен заниматься бизнес.
Фундаментальная наука и качественное образование, пусть и фрагментарно, в России каким-то чудом сохранились. И вместо того, чтобы их «практически ориентировать», государство должно создавать условия для развития разнообразного бизнеса. А то рыночная среда хуже, чем в Африке, а президент с премьером публично заявляют, что в обозримом будущем российский бизнес возьмет на себя солидную часть расходов на науку и образование. Это с чего бы? Правительство уныло констатирует, что из-за тотального всевластия бюрократии растет монополизация экономики и снижается конкуренция. Но только острая конкуренция может заставить бизнес заниматься модернизацией, искать инновации, вкладываться в науку и образование. Все остальное от лукавого. Ну, приказали госкорпорациям создавать «бюджеты развития» - и что с того? Деньги остаются внутри непрозрачных корпораций и рассасываются там без следа.
Приятно в хорошей компании плыть куда-то на пароходе и рассуждать о науке и образовании так, словно Россия движется в ногу с цивилизованным миром — развивает рыночную экономику и демократию, уважает права личности, проповедует открытость и сотрудничество. Такое может привидеться только от полного игнорирования реальности, отсутствия интереса к тому самому слою «на самом деле».
На самом деле утро в обычной московской школе начинается с молебна, религиозные фундаменталисты требуют отменить преподавание учения Дарвина, а в Новосибирске недавно чуть не прихлопнули в судебном порядке физико-математическую школу при Новосибирском университете (СУНЦ НГУ, специализированный учебно-научный центр). Это была не какая-то провинциальная дурь — районный суд удовлетворил ходатайство Рособрнадзора о приведении штата СУНЦ в соответствии с типовым положением о школах-интернатах. Рособрнадзор, подразделение жутко прогрессивного Министерства науки и образования, потребовал уволить из физмашколы университетских преподавателей и заменить их школьными учителями, а так же нанять вундеркиндам нянечек, логопедов и дефектологов. Это не шутка была! Директор СУНЦ сделал заявление для прессы, что и его самого, и университетскую профессуру можно будет удалить из физматшколы только в наручниках. После поднявшегося шума на всю страну министерство вынужденно сдало назад, а областной суд пересмотрел экзотическое решение суда первой инстанции.
Только вряд ли министерские чиновники утратили страсть к унификации. Все те же эксперты с «форсайт-парохода» уже вьются вокруг Новосибирского государственного университета с предложениями сочинить для него новую стратегию. Старая, очевидно, плоха тем, что НГУ не укладывается в заданные рамки.
Более пятидесяти лет назад, когда десант столичных ученых во главе с академиком М.А. Лаврентьевым отправился в сибирскую тайгу создавать Академгородок, первопроходцев грела надежда, что вдали от московской бюрократии можно будет по уму выстроить научно-образовательный комплекс. И эта мечта была реализована.
Новосибирский университет создавался для того, чтобы готовить научные кадры, и с этой ролью успешно справляется. Ядро университетского студенчества составляют выпускники физматшколы. Этих талантливых ребят находят порой в самых «медвежьих углах» Сибири и Дальнего Востока с помощью системы предметных олимпиад, они прирожденные исследователи. По традиции все студенты НГУ, начиная с третьего курса, участвуют в работе научных лабораторий Сибирского отделения РАН, а преподают у университете, в основном, совместители из числа действующих ученых. Новосибирский научный центр отличается мультидисциплинарностью, поэтому университет не испытывает недостатка в профессуре и может предложить студентам самые изысканные курсы по любым предметам. Высокий уровень подготовки выпускников НГУ подтверждается тем фактом, что диплом университета открывает двери в лучшие научные лаборатории мира. При этом далеко не все выпускники стремятся уехать за рубеж, многие стараются закрепиться в институтах СО РАН, цепляясь порой за десятую долю ставки. Судя по Новосибирскому научному центру, слухи о смерти российской академической науки преждевременны. Кроме того, в Академгородке интенсивно развивается частный инновационный бизнес, для которого создан, возможно, единственный в стране осмысленный технопарк, имеющий современную технологическую инфраструктуру и собственную стратегию генерации новых наукоемких предприятий.
Все это существует в пространстве «на самом деле». А вот в бюрократическом восприятии Минобрнауки картина получается совсем другая. Много лет подряд НГУ третируют за... низкие показатели научной деятельности и слабую учебно-методическую базу. И это при том, что учебники для университета пишут ученые с мировым именем, читающие в НГУ собственные курсы. Но они не являются штатными преподавателями вуза, поэтому вся их научная и методическая работа не идет в зачет университету. Такая же петрушка происходит с научной практикой студентов и аспирантов. Даже имея отличные публикации, подготовленные в академических лабораториях, молодые исследователи не приносят очков НГУ с точки зрения министерских чиновников.
Очень вероятно, что именно ведомственный дальтонизм не дает уникальному Новосибирскому госуниверситету занять подобающее ему место в мировых рейтингах. В конце концов, мало какой из университетов-лидеров может похвастаться подобной научной базой. Приведите, господа чиновники, научную отчетность НГУ в соответствие с истиной и здравым смыслом и, возможно, вожделенная вершина Топ-100 не покажется такой уж заоблачной.
Ничто не мешает изучать и воспроизводить в масштабах РФ опыт НГУ и СО РАН по части интеграции науки и образования. Но нет, будем превозносить заморский MIT и «ейной мордой в харю тыкать». Еще неизвестно, что произойдет с Массачусетским технологическим, когда его частично перенесут на подмосковную почву в Сколково. А вдруг загнется, родимый, в отсутствии привычной атмосферы демократии и рынка? Или, что хуже, заразится на очередном «форсайт-пароходе» легкостью мысли необыкновенной.
Боюсь, что кипучая активность собственных научно-образовательных чиновников угрожает России гораздо больше, чем интриги недоброжелателей-империалистов. Прошу не считать это частное мнение раскрытием страшной государственной тайны.
