Скандал вокруг Социологического факультета МГУ продолжает развиваться. Требования студентов перешли от связанных с элементарным выживанием к устранению катастрофической ситуации в образовательно-научном плане. Эти требования хотя и находят поддержку в социологическом сообществе, но она вынужденно несколько приглушена, поскольку обладающее сомнительной компетентностью руководство факультета имеет, зато несомненный административный вес в Учебно-методическом объединении по социологии Минобрнауки и в одном из объединений российских социологов. Тем ценнее готовность некоторых признанных социологов выступить с оценкой реального положения на Соцфаке. Профессиональному кризису факультета и его истокам, а также механизму специфического сочетания правого экстремизма и крайнего экономического радикализма посвящено интервью наиболее известного из представителей молодой волны отечественной социологии, выпускника социологического факультета МГУ 1996 г., члена редколлегии журнала “Логос”, преподавателя РГГУ, кандидата социологических наук Александра Бикбова. Интервью взяла Анаит Антонян.
Как бы вы прокомментировали ситуацию, сложившуюся в вашей Alma Mater?
Прежде всего, я очень рад, что, наконец, в застойной атмосфере социологического факультета началось какое-то движение, и происходит это снизу: организовали и выдвинули требования сами студенты. Это указывает на две вещи. Во-первых, на Соцфаке такой низкий уровень преподавания и бытовых удобств, что это очевидно самим студентам. Во-вторых, несмотря на крайне низкий образовательный ценз, на факультете оказывается достаточно студентов с высокими интеллектуальными запросами и активизмом, чтобы самоорганизовываться и выдвигать требования. МГУ предоставляет много возможностей для самообразования. Наиболее активные студенты могут посещать занятия на других факультетах, внешние семинары, самостоятельно осваивать современную исследовательскую литературу и т.п. И это самый простой способ восполнить то, чего не дает Соцфак. Но сегодня ситуация на факультете, похоже, достигла предела. Студенты уже не могут компенсировать недостатки Соцфака на стороне, они находят условия на Соцфаке невыносимыми. И это представляется принципиальным.
Это исторический момент, когда студенты превращаются в коллективного агента, который вступает в обсуждение режима жизни и обучения на факультете.
Какая обстановка была там в ваши студенческие годы?
Я окончил Социологический факультет в 1996 году, точнее, “выбежал из его стен” крайне неудовлетворенным уровнем образования. В первой половине 1990-х ситуация была более “мягкой”, нежели то, что я наблюдал позже и восстанавливал по рассказам студентов. Преподаватели отбирались в интересах администрации менее тщательно. Было больше известных имен, интересных занятий. При мне еще не приняла такого размаха антиинтеллектуальная цензура, которая расцвела в последние 5 лет работы этого заведения. Потому не было повода для столь решительных мер, какими воспользовались студенты сегодня.
Вы употребили слово “выбежал”. Почему?
Большинство лекций штатных преподавателей были крайне скучными, явственно отдавая формалином и просто грубой некомпетентностью. Преподаватели, которые пытались предложить какие-то иные инициативы, прочесть неординарные курсы, естественным образом оказывались лишними в начавшей затвердевать системе. Зачатки той жесткой антиинтеллектуальной цензуры, о которой сегодня студенты рассказывают в своих ЖЖ и при личных встречах, к концу моей учебы начали проявлять себя вполне явственно. Среди прочего, учебная часть могла, например, отказать в возможности изучать второй иностранный язык. Или, например, во время экзаменов преподаватели, которые знали предмет хуже тебя, могли попытаться “завалить” на незнании учебника. Это было редким явлением – чаще во время экзамена преподаватели узнавали для себя что-то новое от сильных студентов. Но критическое отношение к факультету эти обстоятельства формировали очень устойчиво. Более того, на исходе пяти лет многие из тех, кто приходил на факультет за образованием, переставали верить в возможность социального знания. Всем своим существованием социологический факультет доказывал и продолжает доказывать несостоятельность социологии!
Как выпускник факультета, могу свидетельствовать по собственному опыту, что образование там абсолютно не соответствовало ни научным, ни практическим критериям компетентности. В тот момент нехватку знаний, которую систематически воспроизводит Соцфак, было возможно восполнить в библиотеке или на других факультетах. И почти всегда в такой пороговый момент университетской жизни как экзамен я мог рассчитывать на неприкосновенность, если демонстрировал высокое знание предмета.
Как мне известно, за последние 5 лет ситуация ухудшилась настолько, что на экзаменах происходит открытая антиинтеллектуальная цензура: в назидание за “лишний ум” студентам ставят низшие положительные оценки и грозят более серьезными карами. То же происходит на семинарах, где некоторые преподаватели, например, открыто призывают студентов не читать работы Бурдье или самым унизительным образом обрывают любые дискуссии.
Как вы узнаете о ситуации на Соцфаке МГУ?
После выпуска я внимательно следил за бумажными и сетевыми публикациями, в том числе за официальным сайтом Соцфака, где администрация факультета представляет себя и свою активность. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы обнаружить все более пугающие сбои в этой официальной рациональности. Кроме того, общаясь за эти годы с преподавателями и студентами Социологического факультета, я отмечал постоянное ухудшение ситуации: с каждым годом информация была все более негативной. Наконец, ряд студентов Соцфака в разные годы своего обучения участвовали в моих неформальных семинарах, таким образом, пытаясь восполнить то, что им недодавал факультет.
Теперь, в связи с выступлением студентов, информация о факультете становится все менее закрытой. Она начинает достигать центральных СМИ.
Как вы оцениваете противоречивую информацию о Соцфаке, поступающую из электронных и печатных СМИ?
В СМИ явно видна борьба двух позиций. Со стороны журналистов высказывания нередко принимают форму поддержки, и это очень радует. Полагаю, не только у выпускников Соцфака, но и у журналистов есть ощущение: что-то, наконец, происходит. Это чувство головокружительно, это момент истории.
В ЖЖ студенты и преподаватели МГУ, других вузов, множество сторонних наблюдателей выступают в поддержку студентов социологического факультета. Судя по их комментариям, они не только хорошо сознают происходящее, но и сами готовы присоединиться к требованиям.
С другой стороны, в сетевых дискуссиях появилось немало реплик, в которых прочитывается страх перемен. В этих случаях аргументом нередко служит корпоративная честь МГУ. Есть немало людей, которые совершенно не знакомы с ситуацией на Соцфаке и просто не могут поверить, что такое в принципе возможно в стенах Московского университета, а потому опасаются, что выступление студентов – угроза репутации МГУ. Другая группа, которая высказывается крайне негативно об инициативе студентов, явно хорошо осведомлена о ситуации и элементарно спекулирует на незнании остальных, прикрываясь корпоративной честью. То, что поражает больше всего: авторы некоторых комментариев, которых трудно заподозрить в связях с деканатом Соцфака, порой выдвигают соображения о проплаченности выступления студентов, заказной PR-акции и тому подобные конспирологические версии. Это показывает, в сколь неблагоприятных условиях находятся они сами, насколько они скованы перед лицом администрации своих заведений, если единственное объяснение инициативы студентов находят в идее о злом кукловоде! Крайняя несвобода рождает крайнюю подозрительность. Эти комментарии указывают на проблему образовательной системы, где вхождение в борьбу нового участника рассматривается как кем-то запланированная акция, проплаченное событие и т.п. И аргументы о корпоративной чести выступают здесь лишь отговорками, скрывающими суть.
Нужно понять: инициатива студентов, требующих улучшить условия на факультете, никак не может повредить репутации МГУ. Наоборот. Теперь репутации МГУ угрожает только одно: закрыть глаза на происходящее и позволить деканату тихо расправиться со студентами.
Добреньков и его коллеги, видимо, настолько недооценивают уровень образования на факультете, что все протесты студентов воспринимают как организованную некими внешними силами проплаченную PR-акцию?
Вы, наверное, правы в своей иронии. Деканат, в самом деле, недооценивает ту интеллектуальную и социальную автономию, которую независимо от него могут приобрести студенты, чтобы в какой-то момент сказать “Хватит!” Если вслед за деканатом ряд преподавателей и студентов Соцфака принимают параноидальную версию о том, что “все проплачено и заказано” кем-то извне, - это результат их крайней подавленности. Они готовы признать допустимым все, что угодно, кроме манифестации своих же коллег.
Ряд преподавателей, которых “ушли” с факультета и которые изнутри знают ситуацию очень хорошо, сейчас активно выступают в поддержку студентов, борющихся за свои права. Это говорит об их доверии к инициативе студентов, но, кроме того, доказывает самостоятельности и спонтанность этой инициативы.
Обладаете ли вы лично информацией, позволяющей подтвердить, что эта акция не является заказом неких врагов факультета, а естественной реакцией студентов Соцфака на ставшую совершенно невыносимой обстановку на факультете?
Да, обладаю.
Как такая ситуация стала возможной в стенах МГУ?
Отчасти объяснение заключено в актуальном рынке образовательных услуг – плохо сбалансированном обменном курсе знаний на деньги. Отчасти – в состоянии российской социологии, которая с начала 1990-х так и не смогла, в целом, перестать быть провинциальной, а с конца 1990-х становится политически все более консервативной. Но даже на этом, в целом неблагоприятном, фоне Соцфак предстает пятном реакционного экстремизма. За последние три-четыре года он превратился в оплот откровенно националистической и квазирелигиозной пропаганды. Хочу подчеркнуть, что речь не идет о чисто политической позиции. Это идеология, которая неразрывно связана с производственной стратегией заведения.
Есть несколько составляющих, которые формируют этот экстремистский комплекс и которые не исчерпываются структурой курсов или официальными декларациями деканата. Этот комплекс обнаруживает себя в целом ряде сфер, в том числе в зоне молчаливо отправляемого порядка в стенах факультета:
1. Наиболее видимые проявления – это правый экстремизм администрации в публичных высказываниях, в частности, статьях и интервью в газетах “Завтра”, “Аргументы и факты”, “Татьянин день”. Там декан В. Добреньков утверждает, что все беды России – от иностранцев-заговорщиков или что религиозное воспитание обязательно для студентов. Циркулируют и незапротоколированные высказывания администрации в стенах факультета, в частности, проповеди чистоты нации на обязательных факультетских собраниях. Там проговаривается до конца то, о чем сообщают намеками статьи в газете “Завтра”.
2. Другой пугающий элемент этого экстремизма – активное требование администрации факультета восстановить смертную казнь. Здесь совершенно фантастические и квазирелигиозные аргументы подаются от лица науки. Причем, по свидетельствам очевидцев, студентов и преподавателей обязывают подписывать политические петиции, участвовать в опросах о необходимости казни и даже писать курсовые работы и статьи на эти и близкие темы
3. Есть ряд менее заметных для внешнего наблюдателя признаков, которые при этом имеют вполне отчетливый политический смысл и интеллектуальные следствия. Так, учебники, подписанные именем декана, порицают увлечение западными методами исследования. В качестве преподавателя на факультет приглашают священника. Молодые преподаватели, – неясно, добровольно или не очень, – участвуют в выпуске пухлого тома в поддержку смертной казни. Список можно продолжить. Важно понимать, что на факультете это происходит отнюдь не в ситуации, когда свободно конкурируют и сталкиваются все возможные точки зрения. При деградации уровня образования и антиинтеллектуальной цензуре реакционная, квазирелигиозная пропаганда повсюду на факультете подменяет собой научное знание. Понятно, что уже одно это – достаточный повод для протеста.
Но в полной мере характер сложившейся системы становится ясен при взгляде на то, что остается непроговоренным, что стены факультета скрывают от взгляда широкой публики. Речь идет о внутрифакультетском распорядке. В связи с выступлением студентов немало шокирующей информации появляется именно об этом. Многое свидетельствует о том, что основная задача администрации в отношении не только студентов, но и преподавателей – поддержание физического порядка на факультете, своего рода контроль за территорией. “Хороший” студент в определении деканата больше похож на образцового рабочего или рядового солдата: не покидать аудитории во время занятий, не носить юбку выше колен, не курить, не проводить на факультет друзей и т.д. Внутрифакультетские критерии нормы, выдвинутые администрацией, явным образом смещаются от образовательных или даже политических – к телесным.
4. То, как этот порядок поддерживается, заслуживает особого внимания. Суровая и грубая охрана встречает студентов и преподавателей на входе: забытый дома пропуск (не студбилет или удостоверение преподавателя!) закрывает вход. Не только коридоры, но и учебные аудитории просматриваются камерами, происходящее записывается и обсуждается на собраниях администрации. Отношения с деканатом жестко регламентированы и иерархизированы. Сотрудники учебной части унижают студентов и высокомерны с преподавателями, отношения преподавателей и студентов отчужденны и нередко окрашены неприязнью. Студенты и преподаватели обязаны четко следовать крайне неудобному расписанию занятий и работы библиотеки. При этом не существует перерыва на обед, на факультете отсутствуют элементарные места для общения и отдыха, со стульями и лавками. Заместитель декана пресекает малейшие проявления спонтанности, словесной или физической, пытаясь контролировать пространство факультета почти тотально: от содержания объявлений на стенах до формы одежды.
5. Вся эта система превращает студентов и преподавателей просто в тела, которые в течение дня должны пребывать в одном месте и беспрекословно подчиняться внешней дисциплине. Время жизни этих тел нужно чем-то заполнить, регламентировать, максимально использовать. Это и есть одно из условий поддержания порядка. Но также одно из условий стабильности доходов факультета. Жалобы на условия труда, на душные маленькие аудитории, на сверхдорогой буфет и т.д. резко пресекаются под страхом отчисления или увольнения. Привлеченные маркой МГУ, студенты и преподаватели оказываются в ловушке производственной дисциплины. Они становятся временными работниками коммерческого предприятия “Соцфак МГУ”, причем далеко не на престижных должностях. Главный для деканата вопрос – удержание контроля над телами, характерный скорее для детского сада, казармы или фабрики образца XIX века. В этой ситуации речь уже не идет о каких-либо университетских свободах.
И здесь нужно правильно понимать послание студентов. Их первое выступление было не по поводу “какой-то там столовой”, как решили некоторые внешние наблюдатели. Это было требование минимальных свобод, требование прекратить насильственную инфантилизацию и физикализацию учебного процесса. Это был крик: “Верните нам тело!” И вместе с тем: “Верните нам возможность учиться!”
Ваш вопрос о том, как это стало возможно в стенах МГУ, закономерен. Он требует отдельного исследования (или, может быть, расследования). Но специфика Соцфака как самостоятельного экономического предприятия играет в этой ситуации гораздо более важную роль. Более того, нужно избегать слишком поспешных обобщений, таких как: ситуация на Соцфаке является типичной для сегодняшнего образования в России. Нет, она не является типичной, так как разные факультеты и университеты по-разному решают проблемы на рынке образовательных услуг и вопросы своей рентабельности. Экстремистский комплекс администрации Соцфака прекрасно сочетается с радикализмом его экономической стратегии. В сложившейся на образовательном рынке конъюнктуре администрация Соцфака сделала наиболее радикальный выбор из всех возможных. Снизив затраты на качественное обучение, она превратила факультет в чисто экономическое предприятие, где студенты стали рассматриваться просто как источник финансовых поступлений. Соответственно, интерес администрации заключается в жестком и скрупулезном контроле возможных рисков. Именно потому регламентация внутрифакультетской жизни смещается с вопросов знания на телесные проявления.
И все же, многие СМИ характеризуют ситуацию на Соцфаке как типичную.
Повторю, ситуация нетипична. Нужно обязательно обращать внимание на детали. Нельзя закрывать глаза на размах, который приобрел экономический и политический экстремизм в стенах социологического факультета.
Более того, не нужно забывать о том, что это – факультет МГУ, заведения, которое обладает привилегированным местом в образовательном пространстве. Это особое положение – общее достояние всех факультетов, сколь бы высок или низок ни был их уровень. И занятие администрацией Соцфака реакционной позиции, пропаганда ксенофобии, грубо экономические ставки заведения дискредитируют не только МГУ, но и науку в целом.
С этой ситуацией долго мирились не только преподаватели и студенты самого факультета, но и представители других научных заведений, где преподается социология или ведутся исследования. Сейчас, благодаря инициативе студентов, есть шанс квалифицировать ситуацию от лица научной среды. И первые подобные квалификации ярко свидетельствуют о том, что ситуация на Соцфаке нетипичная, шокирующая.
Видите ли вы выход из сложившейся ситуации?
Студенты сами начали искать выход. Очень важно, чтобы преподаватели, исследователи, а также работники ректората и Министерства, родители, понимающие важность момента, поддержали выступления студентов.
Поддержка может состоять в том, чтобы звонить в администрацию факультета, в приемную декана, в Минобразования и выражать свою поддержку, требовать информации, не удовлетворяясь отговорками о том, что это временная и проплаченная акция. Нужно писать письма поддержки. Нужно публично препятствовать давлению факультетской администрации и её угрозам отчислить студентов.
Следует также организовать межуниверситетское, межакадемическое обсуждение повседневной образовательной реальности на Соцфаке. Возможно, создать межуниверситетскую комиссию по проверке образовательных условий на Соцфаке. Понятно, что эта проверка будет негативно воспринята администрацией факультета, и это будет крайне трудным делом при институциональной автономии МГУ. Однако ситуация стала настолько острой, что единственным аргументом, который может предложить в свою защиту МГУ – это открыть двери перед комиссией из других вузов, исследователей, сотрудников Министерства образования, чтобы стало понятно, насколько обоснованным является желание студентов изменить ситуацию на факультете.
Попытка создать комиссию из признанных исследователей в социологии и смежных дисциплинах, которая контролировала бы образовательный уровень не только на отдельном факультете, но и в социологическом образовании, была бы очень важным шагом для улучшения ситуации. Без этого администрация факультета не просто останется полновластным хозяином, но и будет навязывать деградирующий стандарт обучения другим вузам. Дело в том, что в данный момент УМО (Учебно-методический отдел Министерства образования) по социологии фактически совпадает с Соцфаком МГУ, главой его является В. Добреньков, и его подпись украшает все госстандарты, принимаемые с момента образования факультета. В частности, госстандарт 2000 года, из которого был попросту исключен пункт, о том, что социологические факультеты готовят научных сотрудников. Согласно этому официальному документу, социологические факультеты в России сегодня не имеют ничего общего с продолжением научной карьеры.
Однако создание межвузовской или более широкой комиссии может быть также легко дискредитировано. Все зависит от того, кто в нее войдет и насколько успешно удастся избежать межведомственной и межпозиционной борьбы в ее рамках. Это непросто.
Но это и не единственный выход. В этой ситуации очень важна роль родителей, которые зачастую просто не представляют, что творится на факультете. Так или иначе, оплачивая обучение, родители зачастую склонны отговаривать своих детей от слишком “резких” движений и предлагают им занять выжидательную позицию. Но дело уже приобрело такой оборот, что снова нырнуть в тень, “отсидеться” невозможно ни для кого из участников событий. В том числе для деканата, привыкшего решать все проблемы путем кабинетного насилия. В сложившейся ситуации родители должны выступить на стороне своих детей. Если родителей волнуют условия обучения и жизни там, где их дети проводят основную часть дня в течение пяти лет, они должны проявить энергию, сорганизоваться и выступить в союзе со студентами против произвола администрации.
Если события будут развиваться так, как они развивались в Германии или Франции, где студенчество стало активным агентом образовательного процесса, место опереточных студкомов должна занять инициативная группа студентов. В администрацию факультета должны войти представители от студентов, которые будут принимать решения об учебной программе, контролировать честность экзаменов, осуществление права на получение профессиональных навыков, наконец, на бытовые условия.
Пока же очень важно, чтобы выступление студентов-социологов получило поддержку. Не университетские или федеральные власти – сами студенты – требуют поднять уровень обучения. Их смелость и готовность к участию – крайне важное событие в новейшей образовательной истории.
