Разворачивание инновационной модели развития – актуальнаязадача для всех развитых и развивающихся стран. Фактически речь идет даже нестолько об использовании результатов научного труда в индустрии (это былоактуально во все времена), сколько о создании системы становления новыхтехнологических производств со скоростью, обгоняющей общемировые темпыпоявления и внедрения инноваций. Инновационный путь развития – это, преждевсего, инновации в управлении экономикой, которая стимулируется к обновлениюпроизводств в том темпе, в котором формируются новые приоритеты и потребностиобщества и потребителей.
Говоря же об «инновационном сценарии для России» зачастуюроль национальных инновационных систем (НИС) сводят к задаче поддержки иразвития предложения новыхтехнологий. Идет фокусировка на процессах поддержки ученых, инноваторов,первичных структур продвижения и развития новых технологий (венчурных ипосевных фондов, системных научных инвесторов). Однако ни одна из этих структурне концентрируется на задаче определения собственно потребностей в инновациях –потребностей в изменениях, в появлении новых продуктов, ниш, услуг, – то естьна проблемах потребителя инноваций, а не их производителя. Этот крен и приводитк тому, что, сколько бы ни рос объем капиталовложений в создание новыхтехнологий, их внедрение и доведение до рынка провисает.
Источником этой проблемы является попытка заимствованиячасти инструментария в отрыве от полноценного анализа всей системы циркуляциизнаний и идей. Основным мотором формирования продаж и спроса является частныйсектор или государственные институты (например, формирующие национальноездравоохранение, образование и иные инфраструктуры). Именно поиск оптимальныхрешений для реализации бизнес-задач (расширения ниш, повышения рентабельности,производительности труда и т.п.) является основой для привлечения инноваций. Вбольшинстве случаев бизнес самостоятельно находит интересные ему научныерешения и изобретения в ситуации, когда их внедрение сулит больше выгод, чемпродолжение наращивания существующих мощностей. В некоторых случаях государствокак институт развития также осуществляет внедрение за счет собственных резервов(вплоть до создания новых индустрий). Но других моторов внедрения инновацийнет.
Что же происходит сейчас в России? Формируется большоеколичество инфраструктур (РОСНАНО, РВК, различные ФЦП), направленных насодействие внедрению инноваций и новых технологий. Но во всех случаях в фокусепервичного внимания оказывается изобретение, технология, иными словамиинтеллектуальный продукт. Решается вопрос, «как» его продвигать, – нопрактически не ставится вопрос «зачем». Каков рыночный потенциал от появлениянового продукта, и каковы силы, препятствующие или способствующие его продвижению?Этот анализ не только не проводится – он, как правило, и не ставится какзадача. Забывается и само понятие «критических» технологий, внедрение которыхнастолько трансформирует рынки, что вся совокупность действующих игроков будетстараться не допустить их внедрения всеми имеющимися способами.
При анализе предложений и проектов, подаваемых сейчас различнымиструктурами в контексте «развития инноваций», оказывается, что взаменопределения рыночного потенциала инноваций производится копирование решения,выбранного зарубежными инновационными лидерами. Речь идет не о копированиитехнологий, которые могут быть и авторскими, а о копировании рыночнойстратегии. Особенно это заметно на примере фармацевтической отрасли. Спецификазарубежного фармрынка состоит в том, что последние несколько десятков лет онбыл ориентирован на эскалацию затрат на лечение, производимую национальнымисистемами здравоохранения (государственными, частно-страховыми и смешанными).Механизмы аккумуляции средств в системах здравоохранения таковы: создаетсяподушка средств, освоение которых становится самоценной задачей. Эту системупорождает, прежде всего, страховое здравоохранение в США, в котороммедстраховка стала финансовым инструментом больше, нежели собственномедицинским. В силу этого мировой фармрынок и все более тесно аффилированное сним медицинское сообщество концентрируют свое внимание на проблемах дожития и обеспечениякачества жизни тяжелых больных, а не предотвращения и раннего лечения опасныхзаболеваний. Иными словами, работает не на снижение уровня заболеваемости, а нарост числа потребителей лечения и лекарственных препаратов. Эта стратегиянеоднократно критиковалась, однако, в силу несоразмерности масштабов поддержки критикатонула в потоке информации о необходимости прогрессирующего роста затрат. И вчастности, эта тенденция ведет к постоянному торможению исследований в областиметодов лечения, способных предотвращать болезни или значительно облегчать ихтечение, прежде всего – иммунологии.Например, сроки клинических испытаний по препаратам данного типа вдвое выше,чем по более традиционной «химии», да и дальше на пути их внедрения ставятсябольшие препоны. Например, врачи-онкологи массово уверены в опасностииммунопрепаратов, что вовсе не является следствием результатов исследований –наоборот, их отсутствия.
В этой ситуации показательно, что имеющиеся в Россииуникальные разработки иммунопрепаратов не находятся в фокусе внимания«инновационной модели». В то же время поддерживать предлагают те «молекулы»,действие которых изучено, и производство их планируется после окончаниясредства действия патентов. Это происходит потому, что рынок уже сформирован иизучен. И российские инновации, тем самым, теряют актуальность, еще непоявившись, поскольку они обречены разрабатываться на 5-10 лет позже, чемсоответствующие технические задания даны лидерами индустрии своим собственнымлабораториям и ведущим научным центрам, с которыми осуществляетсяинформационное взаимодействие.
Если сформулировать жестче, то инновации – это, преждевсего, изменения рынка потребления, а не внедрение технологий. Инновации – этобизнес-инструмент коррекции рыночных ниш в пользу тех продуктов или услуг,которые агрессивно вводятся как альтернатива существующим товарам (за счетбренда «инновационный», улучшенных потребительских качеств, безопасности илииных уникальных торговых предложений). В этом смысле национальная инновационнаясистема – это способность влиять на рынки, создавая своим товарам возможностьвыходить на них и успешно конкурировать с уже существующими. Почему же западныемодели построения НИС выстроены иначе? Потому что в их разделении трудаобеспечиваемые государством и обществом инфраструктуры НИС стыкуются ивзаимодополняют развитые сообщества экономических субъектов. В России же нет индустрий,способных формулировать и решать задачи коррекции рынков. Или же они находятсяв самом начале пути.
В этой ситуации модернизация и инновационный сценарий могутосуществляться двумя различными способами. Назовем их «интеграционный» и«альтернативный».
«Интеграционный»сценарий начинается с признания того факта, что российские индустриальныесубъекты не являются основными партнерами инноваторов, а продвижение инновацийи новых технологий нацелено на их «покупку» крупными мировыми субъектами. Вэтой ситуации бизнес-партнером российской НИС становятся западныеиндустриальные субъекты, которые начинают интегрировать российские научные иинновационные структуры в свои выстроенные цепочки циркуляции знаний. Этотсценарий, собственно, и реализуется в настоящее время –, в большей степенитеневым образом, когда происходит не только «утечка умов», но и «утечка идей»,законтрактованных в качестве грантов, совместных исследований, иных научныхпродуктов, в которых российские ученые играют роль «негров». Эта модель в болеецивилизованной упаковке отработана Боингом и рядом других компаний (преждевсего – в сегменте оффшорного программирования), когда российский ученыйдействует на площадке западной компании, в ее системе задач, бизнес-стратегий,приоритетов и маркетингового плана.
Это вполне приемлемая стратегия, в которой прибыль отвысокого уровня образования и креативности российских ученых получает использующийих эффективный западный менеджмент. Что должно делать в рамках этого сценарияроссийское государство?
Во-первых, вывести из тени существующую систему трансфертазнаний за рубеж. Прежде всего, это означает более строгий мониторинг контрактов,грантов и иных форм проведения совместных исследований с целью определения ихнаучной и коммерческой состоятельности. Извлечь из этого процесса материальнуювыгоду будет сложно – любая попытка обложить это дополнительным налогом илииным сбором лишь окончательно уведет эту сферу в тень. Но, по крайней мере, угосударства появится объективный критерий того, какие образовательные и научныецентры, школы, лидеры способны производить научный и инновационный продуктмирового уровня.
Во-вторых, необходимо выстроить инфраструктуру взаимосвязи идеятельности ученых и инноваторов, которая сможет обеспечить им правовой иорганизационный сервис в части повышения финансовой отдачи от работ,производимых в настоящее время. К примеру, многие исследователи в рамках грантовотдают произведенную интеллектуальную собственность грантодателю, которыйвпоследствии и получает патент. Если же некая структура, действующая винтересах российского государства, мотивировала бы инноваторов и ученыхполучать патенты самим, оказывала бы им для этого финансовую, юридическуюпомощь и содействие в защите их интересов в диалоге с западными грантодателямии партнерами, то доля прибыли от внедрения инноваций, остающаяся в России уавторов и государства, существенно выросла бы.
И наконец, в рамках этого сценария необходимо кардинальноизменить механизм и векторы финансирования образования и науки, поскольку вситуации, где они производят знания, актуальные и востребованные западнымииндустриальными игроками, необходимо развивать, прежде всего, то, что находитсяв зоне актуальных трендов и финансовых потоков. В настоящее время общий анализмировых научных информационных потоков в России производится крайне слабо, и,как правило, с целью доказательства самоценности существующих приоритетовразвития. К примеру, говоря о сохраняющемся авторитете российской физики,умалчивают о прогрессирующем отставании в целом ряде наук – биологии, медицинеи т.п. Если российская НИС формируется как элемент интеграции в международнуюсистему распределения труда в качестве субъекта, производящего знания, то ивекторы поддержки разработок должны поступать из внешних источников.
Преимущество данной модели в том, что она действует де-факто.Правда, по большей части – в теневом виде. Также ее достоинство состоит в том,что государство освобождается от необходимости создавать собственно индустриидля продвижения новых товаров – т.к. инвестиционные риски целиком ложатся напривычных к этому игроков. Недостатком же этой системы является то, что Россиявынужденно отдает львиную долю прибыли (соразмерной рискам) внешним игрокам, иее высокие затраты на содержание научной и образовательной инфраструктурыостаются без достаточной поддержки. Как и всякий восполнимый ресурс, креативностьи интеллект требуют аккуратной, а не варварской разработки, однако внешние«партнеры» склонны применять в России преимущественно второй способ.
«Альтернативный»сценарий состоит в выражении российским государством готовности к созданиюпринципиально новых индустрий мирового масштаба, развитие и продвижение которыхявляется предметом основной деятельности государства. Иными словами, это непроект «развития науки», а важный элемент промышленной политики (пусть даже реализованныйлишь в части отраслей, в которых это возможно). В этом случае интеграция вмировую систему распределения труда происходит не в качестве поставщика определенных типов продуктов(знаний), а в качестве субъекта, трансформирующего рынки в пользу своихпродуктов и услуг.
Насколько вообще возможно обсуждать способность России выступатьв роли международного экономическогосубъекта? Пример, связанный с экспортом нефти и газа, как раз указывает на то,что всякая претензия России на статус особого поставщика тех или иных товаров иформирование под себя приоритетов рынка встречают жесточайший отпор. Однако всвоей истории Россия несколько раз добивалась успеха в предложении товаров суникальными потребительскими свойствами и не удерживала рынок исключительноввиду политических причин. В качестве примеров можно привести российскуюавиапромышленность начала ХХ века, не утерявшую лидерских позиций, и,впоследствии, космическую отрасль, различные сегменты оборонной продукции и т.п.Более того, именно в рамках «альтернативного» сценария и мыслят российскиеинноваторы, а точнее «администраторы знаний» (руководство РАН и проч.). Врамках этой модели постоянно предлагается строить производства «принципиальноновых …» (можно подставить любой тип товара), которые базируются на «уникальныхразработках российских ученых» и т.д. Однако мы снова возвращаемся к поднятомув начале вопросу – а нужно ли «это» рынку (обществу)? И кто будет управлятьжестокой конкурентной борьбой за передел рынка?
Вместе с тем, как ни парадоксально, основания считать этотсценарий адекватным и полезным существуют. И связаны они как с мировымэкономическим кризисом, так и со спецификой современного состояния научногознания. Кризис является во многом следствием эскалации стереотипов обществапотребления и применения технологии «продажи потребностей», когда необходимостьв товаре формировалась после его появления на свет. Эта формула верна не толькодля ТГП – к примеру, многие современные болезни были вычленены и оформлены какприоритеты в лечении именно после того, как появились соответствующие«молекулы», и особенно это касается психиатрии. В этой ситуации кризис бьет посамому уязвимому место современной экономики – по способности постояннообновлять товарный ряд без его существенного видоизменения. Собственно«инновационным» в современном маркетинге принято называть любой товар,потребительская ценность которого достигается за счет расширения свойств,принципиально не отличающих товар от предшественника. А значит, способностьрыночных субъектов сопротивляться появлению «революционных» продуктов снижается– ведь потребитель уже не имеет средств следовать за рекламой в замене того,что и так хорошо работает, на что-то «инновационное». То же применимо и в болеесложных вопросах – например, сокращение здравоохранительных бюджетов можетотрезвить и положить конец гонке «красивых трат» в пользу действительно предотвращения заболеваний. В этомслучае «критические» технологии могут быть востребованы.
Говоря же о состоянии современного научного знания, следуетподчеркнуть, что мы переживаем (хотя в России это проходит незамеченным)фактически новую научно-техническую революцию – но на этот раз ее эпицентромявляются науки о человеке. И это не только биология и медицина, которые вперспективе уже одного поколения могут перевернуть привычные представления ожизни, но и Decision Science (наука об управлении и принятии решений), и другие. Имеяотдельные уникальные разработки в этих областях, в целом мы начинаем безнадежноотставать. Однако и косность западных обществ мешает зачастую быстро создаватьновые индустрии (вспомним хотя бы масштаб обсуждения этических проблемклонирования). Все это позволяет при должной концентрации выиграть гонку содновременного «низкого» старта, если, конечно, ситуация с утратой «физическихкондиций» еще не настолько плачевна.
Что требуется для реализации этого сценария? Во-первых,поиск адекватных мировых партнеров. Как ни странно, но самостоятельно Россия несможет уже создавать индустрии. А значит, ей нужны партнеры, которые такжеинтересуются «критическими» инновациями, но не имеют их в силу того, чтозападная наука, следуя стратегии «синергии» с интересами основных игроков, неразвивала многие направления, которые и могут породить принципиально новыерешения.
Во-вторых, а это продолжение первого, необходимокаталогизировать и переосмыслить с точки зрения маркетинговой перспективы теразработки и научные заготовки, которые имеются в настоящее время. Большейчастью они лежат мертвым грузом в различных архивах в силу того, что их анализ,с точки зрения внедрения, составляет затратную и сложную процедуру. К этимработам можно привлечь и западных партнеров, но при условии полной прозрачностипроцесса и защиты прав авторов и российского государства.
В-третьих, это создание дополнительных ограничений длягосинвестиций в инновационные производства с целью направления их исключительнов проекты, потенциал которых на рыночный успех высоковероятен. В настоящеевремя складывается впечатление, что «инновационные стройки» в большей степениконструируются как оправдание трат выделенных на это фондов. Прогноз рыночнойотдачи от инвестиций должен быть более строгим, с привлечением мировыхинвестиций оных и иных консультационных структур как оценщиков потенциалабизнеса.
Насколько реализуем этот путь? Сказать сложно. Но только этотпуть оставляет возможность создания достаточного притока средств не только для поддержания,но и для развития инфраструктуры образования и науки. Именно следуя такоймодели (пусть даже размеры рынка сбыта были ограничены сначала СССР, потом и вцелом «вторым миром»), была создана уникальная образовательная и научнаяинфраструктура СССР. Как показывает пример Индии и Китая, интегрируясь вмировую систему на низкоприбыльных этажах инновационных циклов, можно построитьэкономику только при очень невысоком уровне жизни и потребностей населения. Темне менее, следует заметить, что, понимая эту проблему, Китай уже необычайноактивно инвестирует в создание не только «сборочных площадок» и «копирующихпроизводств», но и собственных инновационных центров и школ. Продукция этихцентров пойдет по проторенным «ширпотребом» каналам сбыта уже в качествеуникальной «инновационной» продукции. В качестве примера можно привестикитайские коммуникаторы, более чем успешно конкурирующие с ведущими мировымибрендами.
Если говорить о ключевых шагах ближайшего дня, топредставляется крайне важным сделать необходимые инфраструктурные заделы вобоих сценариях, устранив тем самым наиболее значимые причины торможенияразвития и внедрения инноваций. А затем, на основе анализа того, что мы имеем насамом деле – просто хороших ученых, полезных мировой инновационной системе, илиуникальные открытия, которые могут перевернуть мировые индустрии, – сделатьокончательный выбор.
Автор – вице-президент Фонда содействия развитиюнауки, образования и медицины
