“Он с фамилиею своею поехал в колонию Верхнюю Добрянку, которая отстоит от Дмитриевска на 35 верст, а там, взяв колонистов с лошадьми, приехал назад и взял оставленные инструменты и вещи туда же. Несколько времени спустя появились в реченной колонии передовые изменнические партии, потом приехали 7 человек яицких казаков и взяли профессора с собой к Илавле, где находился мерской их начальник и там лишен жизни. Причем бывшие с ним еще трое: механик Ельнер, астраханский солдат и находящийся у него в услужении колонист также убиты”.
Это отрывок из рапорта адъюнкта Российской Академии Наук П. Б. Иноземцева о гибели осенью 1774 года от рук пугачевских бандитов его непосредственного начальника по полевой партии – астронома Г. М. Ловица. Об этом же событии Пушкин в "Истории Пугачевского бунта" рассказал следующими словами: "Пугачев бежал по берегу Волги. Тут он встретил астронома Ловица и спросил, что он за человек. Услыша, что Ловиц наблюдал течение светил небесных, он велел его повесить поближе к звездам".
Данный эксцесс – одно из двух наиболее серьезных происшествий (вторая – смерть профессора С. Г. Гмелина в плену у какого-то мелкого дагестанского князька), сопровождавших Великую Академическую Экспедицию 1768-1774 годов: масштабнейший проект комплексного изучения и описания России.
Нас, однако, сейчас интересует одно лишь слово из доклада спасшегося адъюнкта – "с фамилиею". Действительно, в длительную экспедицию приехавший в 1768 году из Геттингена профессор-астроном взял свою семью – супругу и одиннадцатилетнего сына Иоганна Тобиаса. Им, как и Иноземцеву, удалось спастись – однако, убийство отца, совершенное на глазах у юноши, по-видимому, оказало сильнейшее воздействие на психический склад его личности. Притом, что было лишь первой из длинного ряда пережитых им трагедий.
Что нам до всего этого? А то, что означенный Иоганн Тобиас, ставший позднее Товием Егоровичем, – по всей видимости, первый русский ученый мирового класса. То есть, тот, кто, работая всю жизнь в России, сделал открытия, навсегда оставшиеся под его именем на скрижалях истории мировой науки. Конечно, среди предшественников и старших коллег Ловица по академической работе были такие имена как Эйлер, Делиль, Бернулли, Шлёцер – однако для научной деятельности всех упомянутых корифеев Петербург стал лишь эпизодом, более или менее значительным. Ловиц-младший же начинал в России учиться, в Россию же вернулся по завершении образовательного курса, и здесь работал вплоть до внезапной смерти 7.12.1804 (н. ст.) на 48 году жизни. При этом Ловиц был Великим Одиночкой – ни до, ни после в Петербурге не оказалось химика хоть сколько-нибудь сопоставимой величины. И в самом деле – период расцвета русской химической науки начнется несколько десятилетий спустя, в 30-е и 40-е годы XIX века. Конец же века XVIII – эпоха Лавуазье – это, по сути, для современной химии вообще первые шаги: героическая эпоха самородков, рассыпанных Веком Просвещения по всей Европе…
Обстоятельства жизни Товия Ловица, как мы уже сказали, были печальны и без учета трагедии в пугачевских степях. С детства он страдал эпилепсией, много болел. Позднее пережил двух горячо любимых жен и шестерых детей. (Еще один сын от первого брака и две дочери от второго все же выжили.) Работа химика-экспериментатора привела Ловица к потере подвижности левой руки и к многочисленным ожогам пальцев, ладоней, языка – обычных инструментов химика 18 столетия. Кстати сказать, одна из таких аварий – ожог концентрированной уксусной кислотой – надоумила Товия предложить новый метод изведения бородавок.
Но это было потом, а в 1774 году, потеряв отца, юноша вернулся в Петербург вместе с мачехой и единокровной сестрой – однако мачеха бросила обоих на попечение Академии наук, вернее – на попечение семейства слепого Леонарда Эйлера, вновь обосновавшегося в российской столице. Ловица определили в Академическую гимназию – в то время довольно посредственное учебное заведение. Не закончив в ней курса, он, однако, начал работать в другом учреждении Академии наук, куда более серьезном. Называлось оно Главной Аптекой и располагало лучшей в стране химической лабораторией и химической библиотекой. Здесь Ловиц и Химия наконец встретились.
В 1780 году, измученный приступами тяжелейшей депрессии, Ловиц уезжает на родину, в Геттинген, где поступает на медицинский факультет местного университета. Впрочем, мучительное чувство одиночества не отпускало юношу и в Германии, где у него тоже практически не было родных. Он, однако, в конце концов, нашел подобие противоядия для этой отравы. Им стали… пешие прогулки. Ловиц завел обыкновение пускаться в длинные пешие путешествия, добредая до Франции, Швейцарии и Италии, предпринимал восхождения на альпийские пики и ледники…
Университет, впрочем, окончить не удалось тоже. В 1784 году Ловиц возвращается в Петербург на прежнюю должность – в Главную Аптеку. С этого, собственно, и начинается его научная деятельность. В 1787 году Ловиц становится корреспондентом Академии, а в 1793 – действительным членом. Работает он теперь главным образом в домашней лаборатории, превосходящей по возможностям и аптечную и академическую. Остается перечислить теперь список его достижений, однако прежде этого рискнем пофантазировать, вообразив некоторые особенности самосознания ученого.
Похоже, работа в аптеке, удары судьбы, рождение и смерть детей и прочее породило в нем жажду совершенства ровно того же сорта, что сжигала некогда алхимиков Средневековья, стремившихся выделить из "загрязненной", "греховной" материи философский эликсир – ее идеально чистую первооснову. Эта деятельность казалась алхимикам аналогом очищения души, и отдавались они ей с религиозным, в общем-то, трепетом. Несовершенство жизни, судьбы, человеческих слов и отношений – все это должно было компенсироваться совершенными, идеальными веществами – идеальной чистоты, идеальной формы кристаллов…
Чего же достиг Товий Ловиц на своем пути к такому совершенству? А вот чего.
Крупнейшим его достижением стало открытие явления абсорбции и базирующихся на нем методов очистки веществ с помощью активированного угля. Другим разработанным Ловицем методом очистки веществ стала очистка через кристаллизацию. Попутно были введены в научный оборот понятия "пересыщенных" и "переохлажденных" растворов. Ловиц первым выделил кристаллическую ("ледяную") уксусную кислоту и кристаллические щелочи. Первым получил абсолютный (лишенный водяной примеси) спирт и абсолютный эфир (этилацетат). Независимо от зарубежных ученых, параллельно с ними открыл стронций и хром. Впервые получил кристаллическую глюкозу и соли хлоркислородных кислот. Разработал классификацию химических кристаллов и ряд рецептов охлаждающих смесей.
Не так уж и мало для одного человека в XVIII веке, не так ли?
