См. также:
Остается перечислить то, что было сделано Годуновым и под руководством Годунова – дабы наши оценки этого человека, сделанные в прошлый раз, не повисли в воздухе.
Начнем с дел международных, а среди таковых – с отношений с Речью Посполитой, как самых на тот момент животрепещущих. Как мы уже писали, воевать с Баторием пост-ивановская Россия изо всех сил не хотела, но при этом надежда сохранить мир все-таки была весьма небольшой.
Делались уступки: так, было отпущено без выкупа несколько сотен военнопленных, тогда как за русских, попавших в польский плен, выкуп заплатили. Затем в дело вступили дипломаты. Первое перемирие было заключено в Москве в середине июля 1584 года – однако, лишь на 10 месяцев. Затем русское посольство направилось в Польшу, имея намерение продлить его до 10 лет, однако Баторий, не желая переменять свои стратегические планы, после тяжелых переговоров согласился в феврале 1585 года лишь на двухлетнее перемирие. Еще один раунд переговоров безрезультатно прошел в Москве весной 1585 года, после чего сочли, что война практически неизбежна и следует к ней готовиться. Зато, в рамках подготовки к конфликту с Польшей летом 1585 года удалось продлить еще на два года перемирие со Швецией: прежнего кошмара войны на два фронта старались изо всех сил избежать ("Крымский фронт" мы как бы выводим за скобки).
И тут – повезло так повезло: 12 декабря 1586 года Стефан Баторий умер. В Польше началось очередное бескоролевье, в ходе которого Москва лишь предпринимала не слишком ловкие попытки выставить своего кандидата на освободившийся трон – ничего из этого не вышло и королем стал максимально неудобный для России шведский принц Сигизмунд Ваза – с ним мы еще наплачемся в Смутное время – однако на первых порах и он особой проблемы не составлял, и даже в 1591 году подтвердил заключенное-таки под шумок королевской элекции 1587 года пятнадцатилетнее перемирие (по август 1602 года). Это был значительный дипломатический успех и, убедившись, что у Сигизмунда III выше головы серьезных проблем внутри самой Польши, в январе 1590 года Россия начала войну со Швецией – благо, срок перемирия завершился.
И вновь получился успех – момент для войны был выбран как нельзя более удачным: В Швеция обострились едва ли не все возможные проблемы: эпидемии, неурожаи, безответственное правление, финансовый кризис, сепаратизм аристократии и т.д. Спорной темой с Россией была принадлежность традиционно русских северных крепостей - Копорья, Яма, Корелы, Ивангорода, а также портовой Нарвы, приносившей России огромный доход в 1558-1581 годах.
Заключая перемирия восьмидесятых годов, московские послы, похоже, считали, что Швеция в конце концов вернет эти города за выкуп – этого, однако, не произошло, и в 1590 году претензии Москвы выросли: условием заключения вечного мира стала уже безвозмездная передача спорных крепостей и территорий.
Военные действия в целом оказались успешными – Ивангород, Ям и Копорье были отбиты, без особого успеха, правда, прошел штурм Нарвы. С 1593 года начались переговоры, завершившиеся Тявзинским миром 1595 года, по которому Нарва осталась за шведами, зато Корела, до которой русские войска даже не дошли, возвращалась Москве.
Таким образом, граница русского государства в целом возвращалась к состоянию до начала Ливонской войны – обретался потерянный Грозным выход к Балтийскому морю – что было, несомненно, крупным достижением. Вплоть до конца следующего века добиться от Швеции еще чего-либо сверх этого Москве не удавалось, несмотря на две длительные войны – напротив, все отвоеванное в правление Годунова вновь отдал шведам Василий Шуйский, а Михаил Федорович подтвердил это Столбовским мирным договором 1617 года. И лишь в 1710 году Петр I восстановил русский контроль над этими территориями.
Других серьезных войн с внешним врагом – если только не брать в расчет два отбитых крымских набега – в эпоху Годунова Россия не вела. Это, увы, не добавило Борису харизмы, при том, что само по себе в какой-то мере характеризует его как ответственного и искусного политика. Интенсивное дипломатическое общение со множеством стран Востока и Запада (впервые, например, Москву посетили послы французского короля) не помешали Годунову избежать втягивания в ненужные России союзы и войны – так, удалось уклониться от войны с Османской Турцией, к которой страну старательно склоняли не только Священная Римская империя (Австрия), но и, скажем, Иран, контакты с которым при Годунове стали беспрецедентными по частоте и разнообразию содержания.
Именно тогда, кстати, имел место известный казус с посылкой в ответ на подаренного шахом слона, дара в виде продукции российского хайтека: медного самогонного куба...
Пожалуй, лишь раз (причем, в итоге – весьма неудачно) Москва сподобилась таскать чужие каштаны своей рукой – в рамках развития отношений с государствами и народами Северного Кавказа посланное Годуновым войско со второй попытки сожгло Тарки – столицу доставшего всех своих соседей тарковского шамхала. Впрочем, даже эта операция вызвала определенные дипломатические осложнения с Ираном, номинальным вассалом которого был шамхал. Следующий раз русские войска покорят это образование в 1722 году – в ходе Персидского похода Петра Великого.
К делам международным вплотную примыкает другое направление активной деятельности годуновской России. В каком-то смысле – главное, ибо отражало основную многовековую идею нашего государства. Идею не риторическую типа всякого там православного/коммунистического богоспасаемого островка погрязшей в грехе Вселенной, а сущностную – определявшую основной вид здравого приложения народного и государственного духа. Мы имеем в виду колонизацию.
Русский человек – великий колонизатор, осваиватель пространств – именно это должно быть главным предметом его исторической гордости. Во времена Годунова колонизационные усилия – как частных лиц, так и государства – осуществлялись в трех направлениях: на Сибирь, в Поволжье и на юг, в сторону Дикого Поля. Что касается первого, то, как мы знаем, подвиги Ермака приходятся на самые последние годы правления Грозного. Фактически вплоть до смерти тирана закрепиться в Сибири русским не удавалось: своими походами и победами Ермак показал лишь, что в принципе здесь возможно продвижение – в военном отношении противник слаб и территории можно взять под контроль сравнительно небольшими силами. Но вот силы эти появились лишь при Годунове. Именно тогда Сибирское ханство было по-настоящему уничтожено, его правители – интегрированы в ряды российской знати, а восточнее Урала появились первые русские города: Тобольск и Тюмень (1586), Лозьва (1590), Пелым (1593), Тара и Сургут (1594), Нарымский и Кетский остроги (1596), Верхотурье (1598), Туринский острог (1600), Томск (1604). В это же время осваивался и север Сибири, где возникли Березов и Обдорск (1593), Мангазея (1601).
В бассейне Волги и прилегающих землях были основаны Самара (1586), Царицын (1589), Саратов (1590), Уфа (1586), Уржум (1594) и еще целый ряд укрепленных пунктов. Именно благодаря этому обладание завоеванной в 1556 году Астраханью приняло устойчивый характер, а хозяйственное освоение территории бывшего Казанского ханства – сравнительно безопасным делом.
Что же касается движения на юг – то именно в годы правления Годунова началась всерьез эта двухсотлетняя сага – освоение Дикого Поля, – которая завершится лишь в 1783 году присоединением Крыма. Шаг за шагом русские продвигались, распахивая черноземы, строя укрепления и населяя их теми, кто готов был по первому зову сменить инструмент строителя или пахаря, на саблю или пищаль. Это был сложнейший процесс взаимодействия частной инициативы пассионарных людей, искавших счастья в центробежных устремлениях, и администрации, которая должна была управлять этим процессом так, чтобы не задушить инициативу.
В последние годы Грозного серьезное продвижение здесь только намечалось, и лишь после его смерти были сделаны первые серьезные шаги. Фактически, возникла сплошная цепь новых укрепленных городов южнее привычного со времен Ивана III "берега": Воронеж, Ливны, Елец, Курск, Белгород, Оскол, Кромы, Валуйки, Севск, Крапивна.
Еще раз отметим: от центрального правительства эта колонизационная активность требовала не только изыскания немалых для разоренной страны материальных, людских и менеджерских ресурсов, но и довольно тонкой работы по гармонизации интересов различных влиятельных лиц и групп – ошибки здесь обходились весьма дорого, что в дальнейшем показала Смута.
И, наконец, последнее, что стоит сказать об управлении страной эпохи Бориса Годунова. Как мы уже упоминали, в наследство режиму досталась страна с фактически разрушенной системой землевладения и, как следствие, налогообложения. Соответственно, правительство должно было навести здесь порядок: во-первых, создать реестр земельных владений и расселения податного населения – так называемое "писцовое описание" страны. Во-вторых – сформировать политику относительно налогообложения. В-третьих – выработать линию относительно крестьян, т.е. как-то урегулировать процесс перемещения значительных крестьянских масс из депрессивных областей в другие в условиях резкого дефицита рабочих рук.
Что касается первого, то процесс создания нового описания был исключительно тяжелым и завершился в основном лишь к началу девяностых годов. Налоговые меры Годунова сами по себе оказались вполне разумными, ибо имели целью разложить налоговую тягость на плательщиков с максимальной равномерностью. Так, например, еще в 1584 году были отменены тарханы – права на необложение налогами монастырских земель, идущие еще со времен Золотой Орды. При этом освобождалась от налогов господская запашка, а другим указом – затруднялся переход крестьян в статус холопов, не несущих налоговой повинности. И, тем не менее, всегдашний публичный эффект подобных нововведений был налицо – все дружно решили, что налоговое бремя возросло. Ведь как же: те, кто раньше не платил – теперь платят, а те, кто платил – платят ведь тоже! Вообще, история учит, что практика выравнивания налоговой нагрузки редко вызывает у населения теплый прием.
И, наконец, в том, что касается третьего из перечисленных пунктов, без сомнения достойного отдельной заметки. Скажем лишь, что выходов из ситуации резкого сокращения предложения рабочей силы, как известно, два: в средневековой Европе после Великой Чумы проблему, в общем, решали рынок и прямая конкуренция – крестьяне быстро теряли остатки личной зависимости, стоимость труда росла, что приводило к выигрышу там, где выше была производительность труда и лучше условия работы.
В России после Грозного (а потом вновь – после Смуты) был выбран обратный путь – основанный на внеэкономическом принуждении, удешевляющем рабочую силу. То есть – на усилении крепостного права. Можно довольно долго анализировать причины этого выбора – они сложны и вполне объективны – ограничимся лишь замечанием, что именно правительство Годунова сделало на этом пути ряд важнейших шагов, вполне осознанных и тщательно продуманных.