Вчера состоялись очередные выборы 55 действительных членов и 116 членов-корреспондентов Российской Академии Наук. Как сообщил на Общем собрании президент РАН, управлением кадров Академии было зарегистрировано 1452 кандидата, в том числе 262 — в академики и 1190 — в члены-корреспонденты.
Интерес к этим выборам был усилен скандалом с заметным количеством госчиновников и бизнесменов, попытавшихся получить эти звания. Академики-кураторы чиновников указывали, что у тех имеются выдающиеся научные достижения. Оппоненты же замечали: негоже-де Академии загрязнять свои ряды неучеными, привлекаемыми лишь для того, чтобы в битвах с реформой управления наукой отстаивать позиции Президиума РАН.
Кто-то из чиновников оскорбился и взял самоотвод (Стапашин: “в связи с развернутой в средствах массовой информации кампанией, способной нанести ущерб престижу Российской академии наук”), кого-то завалили на этапе прохождения через секции. Но это поражение Президиума скорее временное, боле того никакого осознания ошибочности курса не заметно - руководство Академии не слишком скрывает свое раздражение исходом дела.
В противовес позиции Президиума, “Коммерсантъ” цитирует очень разумного ученого, директора Института всеобщей истории Александра Чубарьяна: “У нас и члены политбюро и ЦК не проходили. И даже в советское время никому ничего за это не было”.
Мы бы позволили себе не вполне согласиться с этим тезисом. С Академией Наук активно стали работать с середины 1920-х. При попытке АН СССР сопротивляться дальнейшей коммунизации, что выразилось в том, что 12 января 1929 года в Академию не были избраны трое коммунистов - философ А.М.Деборин, историк Н.М.Лукин и литературовед В.М.Фриче – на Академию прикрикнули и вынудили Президиум АН СССР обратиться в правительство с просьбой разрешить проведение повторных выборов без процедуры выдвижения. Сначала, похоже, обсуждались достаточно жесткие меры – настолько, что предполагалось в этой просьбе отказать и сделать что-то более радикальное, но в итоге власть смягчилась и разрешила ограничиться довыборами.
После выборов 1929 года была создана фракция коммунистов-академиков, позднее ставшая именоваться партийной группой академиков АН, которая и занималась активным и эффективным проведением в жизнь решений партии по преобразованиям в Академии. Основной процесс преобразований (включая “дело Академии Наук”) закончился к 1937 году, после чего партгруппа была распущена. Тем более, что некоторым ее членам уже подыскивали камеры.
Многочисленные документы и исследования показывают, что подобное внимание государственного и партийного руководства к составу и решениям Академии Наук никогда не ослабевали. То есть какое-то количество признанных независимо мыслящих ученых туда допускалось (полной девальвации статуса Академии Наук не хотели), но обеспечение управляемости было первой задачей, для чего из настоящих ученых выбирались преимущественно “сознательные”, к ним в нагрузку добавлялись разнообразные “видные специалисты” - совгоспартхоздеятели, а также продвинувшиеся по научной линии за счет участия в разнообразных погромах в тех или иных научных институциях или дисциплинах.
При этом скандальные невыборы рекомендованных персон действительно имели место. Так, вопреки давлению академика Трофима Лысенко в 1964 года академиками не были избраны его сторонники В.Н. Ремесло и Н.И. Нуждин (после чего обсуждались проект ликвидации АН СССР – во всяком случае, в ее тогдашнем статусе), а в 1967 году не избрали академиком заведующего отделом науки ЦК КПСС, близкого к Брежневу и рекомендованного лично им на этот пост С.П.Трапезникова. Как пишет известный исследователь истории отечественной науки Юрий Кривоносов, “в последующие годы кандидатура Трапезникова опять фигурировала на выборах, но получить необходимое число голосов он не мог. И только в 1976 г., через 9 лет, после длительного торга и получения заверения, что Трапезников никогда не будет претендовать на звание академика, новому президенту А.П. Александрову удалось уговорить нужных академиков, и Трапезников был избран членом-корреспондентом АН”.
Нынешняя РАН, числящая свое “воссоздание” с Указа Президента Ельцина “Об организации Российской академии наук”, возникшая в результате соединения АН СССР и недосозданной АН РСФСР, насчитывала на 1 января 2005 года 1211 чел., в том числе 493 академиков и 718 членов-корреспондентов.
В это количество и по сей день входят старые выдвиженцы на погромах и настоящие ученые, реально работающие исследователи (порой пытающихся совмещать это с какими-то организационной деятельностью) и практически чистые администраторы.
Вопросы возраста и его воздействия – особые и деликатные, мы же говорим о различиях в моральных принципах, самоидентификации, реальном научном авторитете, научной продуктивности, измеряемой вполне объективным путем.
Несмотря на всю эту неоднородность, статус сопричастности к деятельности РАН до сих ценится высоко – несопоставимо с членством в разного рода самочинных тезках и даже во вполне прижившихся, но специализированных Академиях (скажем, Медицинских наук). Судить об этом можно не только по цифрам конкурса на одно место, но и по тому, что академическое звание стремятся приобрести лица, обладающие многими другими влиятельными статусами, по тому, что наличие рядом с фамилией слов “академик” или “член-корреспондент” “большой Академии” под любым текстом до сих пор служит гарантией внимания сколь угодно чиновных читателей.
Если покупка текстов и/или защит диссертаций поставлена на поток, то проведение слишком уж “левого” кандидата даже в член-корры – вопрос штучный и исключительно финансами не решаемый.
Следует ожидать, что попытки еще больше разбавить РАН не собственно учеными, пусть даже и выпустившими в силу широких возможностей, какое-то количество “монографий” и организовавших под себя кафедры или институты, на этом не закончатся. Это, наверное, и правда сможет увеличить административный или финансовый вес Академии, но негативных последствий окажется ничуть не меньше.
Во-первых, следует ожидать снижения репутации структуры как во вненаучном обществе, так и – тем более – в профессиональных сообществах.
И сейчас, отчасти в отличие от общества в целом, отчасти ассоциирующего науку с Академией, профессиональное сообщество относится к этому учреждению все более неоднозначно. Не составляет секрета, почему именно многие представители РАН так настороженно воспринимают такие параметры оценки ученых, как индекс цитирования, готовность представителей иных научных традиций привлекать специалиста к научной экспертизе и т.д. А уж сидящий на имуществе Президиум Академии тем более не воспринимается как тождественный сообществу ученых.
Государственные чиновники, которых постоянно подозревают в желании просто перевести под себя финансовые потоки на науку, обладают по сравнению с академическими тем явным преимуществом для многих “простых” ученых, что обычно не пытаются в своем лице соединить распределителя финансов и их получателем.
А дальнейшее отчуждение РАН от научного сообщества и потеря репутации в глазах не работающих в науке в какой-то момент могут нивелировать различия между “большой Академией” и какой-нибудь Академией Информатизации.
Вторая группа минусов для Академии может быть связана с тем, что чиновник и даже бизнесмен куда более прямо встроен в нынешнюю “вертикаль”, чем свой брат – ученый. Как показывает тот же опыт партгруппы в Академии Наук, - именно через таких людей при необходимости будут проводиться решения, необходимые структурам вне Академии. А пробравшийся в Академию, да еще и обладающий внешним административным весом, как напоминает случай Лысенко, может создать очень много проблем.
Если же вспомнить печальный конец некоторых партийцев, пришедших в Академию, судьба Бориса Березовского, действительно работавшего в науке, но избранного член-корром уже в другом качестве, не покажется досадной случайностью.
