Мемориальный знак в память Карла Маннергейма, размещавшийся на стене Военной академии материально-технического обеспечения имени генерала армии А.В. Хрулева, перенесен в музей Первой мировой войны «Ратная палата» в Царском Селе. О переносе памятной доски в музей сообщило Российское военно-историческое общество.
Как уточнялось в сообщении, доска будет храниться в музее «без реставрации, как символ исторических споров в современном российском обществе». Действительно, установка памятного знака стала поводом для множества дискуссий, а сама доска не раз подвергалась нападениям. Ее обливали кислотой и краской, пытались сбить со стены, рубили топором и даже, судя по оставшимся отметинам, обстреливали из огнестрельного оружия.
Недовольные установкой знака говорили о роли Маннергейма в блокаде Ленинграда финской армией, главнокомандующим которой он был, упоминали его контакты с Гитлером и всячески подчеркивали, что в Петербурге этой памятной доске не место. В то же время многие высказывали мнение, что местные власти не могли принять решение об установке доски Маннергейму без ведома и согласия президента России Владимира Путина.
Еще в июне 2016 года, вскоре после открытия доски, историк Лев Лурье в интервью BBC достаточно подробно ответил на вопрос «Что Путину Маннергейм?» «Довольно близкий к президенту человек, бывший председатель ЦИК Владимир Чуров, написал две книжки про Маннергейма и всегда был его поклонником. Думаю, он и стал главным лоббистом. Вряд ли Владимир Владимирович имеет какое-то особое чувство к Маннергейму, но в принципе он должен ему нравиться, поскольку тоже государственник, автократ и сильная личность», – таково было предположение Льва Лурье.
Но даже такое объяснения не снизило напряженности ни в самом городе, ни в социальных сетях, где тема установки и необходимости демонтажа доски обсуждалась очень широко и, по мере приближения годовщины установления блокады Ленинграда, все более горячо. Евгений Примаков, журналист, телеведущий и руководитель Русской гуманитарной миссии, на своей странице в социальной сети Facebook высказался по этому вопросу так:
«Мемориальная доска Маннергейму в Санкт-Петербурге – это настоящая низость.
Маннергейм не обстреливал Ленинград? Ок.
Маннергейм вышел из войны и заключил с СССР мир? Ок.
Маннергейм царский русский офицер? Ок.
Маннергейма простил Сталин? Ок.
Только вот блокаду он держал. Когда 900 дней ленинградцы вымирали. Участвовал в военном преступлении.
Война в 1944 уже для него была проиграна.
Власов тоже был русским офицером. И даже довольно хорошим. И Шкуро был офицером царским. И тоже хорошим.
Ах, ну раз Сталин простил – ну, это всё меняет. Но вот дед мой, Алексей Таиров, блокадник, не прощал. Я такого не помню.
И как мы теперь будем возражать на памятники Шухевичу, Бандере, Гарегину Нжде, Краснову, Власову?
А никак. После памятной доски Маннергейму только и остаётся, что помалкивать. Мы теперь ничем не лучше вообще. Тихо улыбаемся и смущенно ковыряемся в носу вот ровно с этого самого момента.
А если это сделано "по недогляду", "по ошибке" или ещё как "недосмотрели", то ошибки нужно признавать и исправлять. Сильные люди тем и отличаются от прочих.
И добавлю: я не уверен, что открытая вот эта доска, даже получив такие благословения и разрешение на установку, уже стала памятником культуры и чем-то охраняемым. Питерцы меня поймут правильно. Потому как, если те, кто установил доску, не уберут и не исправят этого позора, то сделать это имеют право питерцы. Даже не право, а долг – вот эту доску разъяснить и позор этот исправить, хоть бы и натуральным манером.»
Тем не менее, к 8 сентября, дате установления блокады, доска осталась на месте. Высказывались предположения, что ее снимут незадолго до выборов 18 сентября, чтобы не раздражать избирателей, однако этого не произошло. Лишь 10 октября, когда неизвестный изрубил доску топором, было заявлено, что памятный знак решили демонтировать.
Сам демонтаж был произведен очень тихо, вечером 13 октября. Первоначально СМИ даже сообщили, будто это было сделано неизвестными, и не связывали событие с решением властей.
Властям стоило бы продумывать возможную реакцию общества на те или иные решения заранее – например, негатива в связи с установкой доски можно было ожидать. Об этом в беседе с «Полит.ру» рассказал Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий, главный редактор «Политком.ру», подчеркнувший, что памятный знак к тому же оказался «в ответе» за многое.
«Доску убрали, потому что стало ясно, что от нее не отстанут. Стало ясно, что все это куда серьезней, чем предполагалось первоначально, когда были только первые нападения на эту доску. Но, фактически, доска Маннергейма стала "ответственной" за очень многое.
И речь идет не только о памяти о войне. Речь идет о том, что нельзя ударить, например, Обаму или еще кого-то из внешних мировых руководителей. Но можно топтаться на доске Маннергейма и почувствовать себя хотя бы частично удовлетворенным. У тех же условно говоря, большевиков, сейчас наступило разочарование, что современная российская власть слишком осторожна на Украине, не пошла дальше. Они, наверно, мечтали войти в Киев и так далее, но не вышло. Значит что? Ну, есть же доска Маннергейма, и можно выразить на нее свою эмоцию. Она же рядом, близко.
Кроме того, даже те люди, которые занимались ее обустройством и охраной, в данном случае просто исполняли приказы своего начальства и, насколько я понимаю, тоже вряд ли сами были вдохновлены фигурой Маннергейма. И, соответственно, стало ясно, что все это будет продолжаться и дальше.
Наверно, первоначально была мысль, что пройдут месяц-два, ну, три – и люди успокоятся. Но стало ясно, что это не так.
Причем здесь интересен такой момент: доску атаковали люди, которые для власти не являются полностью «своими», но в нынешней ситуации оказались ей скорее все же союзниками, чем наоборот. То есть они ненавидят Америку, ненавидят нынешнюю украинскую власть, ненавидят Запад, они «за великую страну». Поэтому, получается, происходило такое парадоксальное столкновение со «своими». В общем, выйти из этого положения решили самым простым способом.
Наверное, история с доской Маннегейма показывает, что надо все же заранее просчитывать эффекты тех решений, которые принимаются. Потому что всего этого можно было ожидать.
Дело в том, что сама же власть дает разные сигналы. С одной стороны, дается сигнал, что все, кто воевал против Советского Союза в Великой Отечественной войне, – фашисты. Этот сигнал есть; а также подается и более глобальный сигнал о том, что Россия и Советский Союз, всегда были правы, во всех исторических событиях, а если были не правы – то смотри пункт первый. Это одни сигналы. И другие сигналы были связаны с доской Маннегейма: что надо уважать своего противника, что СССР в войне 1939-1940 годов с Финляндией был явно неправ; что Маннергейм имел серьезные заслуги перед Россией как офицер императорской российской армии.
Но первый набор сигналов – о безусловной правоте России во всех случаях – оказался сильнее. Он куда более активно продвигается, имеет куда большее количество сторонников, соответствует общественным настроениям. Поэтому можно было ожидать протестов.
У власти, видимо, было представление, что здесь не существует никаких ограничений, и сегодня можно говорить одно, а завтра – делать другое. Оказалось, что нет – оказалось, что общество куда сложнее. Что есть радикалы, которые готовы не отставать от этой доски и для которых это в некотором роде компенсация за то, что много чего не получилось из того, что они ждали в начале 2014 года, когда было присоединение Крыма. В общем, если мы посмотрим на мнение общества в целом, то, конечно, общество в целом не будет склонно заниматься таким вандализмом, но, думаю, что и сочувствия к Маннергейму у людей нет.
Так что, наверное, надо все-таки просчитывать последствия своих шагов. Особенно когда обществу посылаются крайне противоречивые сигналы», – объяснил Макаркин.
Эксперт согласился с предположением, что переместить памятную доску в музей вместо того, чтобы просто снять ее, решили для того, чтобы не признавать, что с открытием доски были неправы, а также высказал мнение, что увековечивать память Маннергейма в Петербурге с самого начала было бы разумнее в рамках какого-либо музея.
«Ну конечно. Но, кроме того, я думаю, что если как-то увековечивать память Маннергейма, то лучше всего изначально было делать это с помощью музея. Тем более, что в Петербурге уже есть небольшой музей Маннергейма – частный. Я думаю, что, допустим, если создавать какую-то музейную экспозицию или расширять действующую, можно было бы вполне найти там место Маннергейму как человеку, который внес вклад в историю России. Наверно, это было бы изначально лучше», – подчеркнул Алексей Макаркин.