7 ноября (25 октября по старому стилю) исполняется сто лет российской революции, которая получила название Октябрьской. Временное правительство, управлявшее страной после Февральской революции, было свергнуто и власть перешла к большевикам, провозгласившим ликвидацию капитализма и начало перехода к социализму.
Поговорить с «Полит.ру» о значении событияй октября 1917 года, о последствиях революции 1917 года и важнейших фигурах, участвовавших в революционных событиях, согласился политолог и журналист Глеб Павловский, основатель и руководитель «Фонда эффективной политики», издатель и главный редактор «Русского журнала», директор «Русского института».
«Октябрьская революция – это, конечно, событие внутри революции 1917 года. В обычном смысле, при классическом понимании революции, как мы понимаем, скажем, Великую французскую революцию, Октябрьская революция – это событие внутри революции, начавшейся в феврале, а в октябре перешедшей в радикальную форму, в каком-то смысле – в восстание против всего тогдашнего миропорядка и мировой войны как его части.
Но сегодня нам эти определения мало что дают, потому что мятеж такой глубины и силы, имевший такие последствия, трудно поставить в ряд с чем-либо, даже в ряд великих революций. Для простоты мы будем сохранять это понимание, это отнесение Октября к великим революциям. Так что официозное название, которое сейчас усиленно продвигается, чтобы избегать одновременно и слова «Февраль», и слова «Октябрь» – Великая русская революция, – в общем, имеет основания для существования. Потому что это было, возможно, крайнее, самое экзальтированное выражение русского проекта ХIХ века. И в нем замешана была и русская культура, в том числе самая высокая культура, и европейское Просвещение, и европейский модерн, и первая европейская глобализация, оборванная мировой войной. И, конечно, сама Первая мировая война.
Совершенно невозможно представить себе Октябрьскую революцию вне условий мировой войны: революция – в значительной степени ее дитя. И когда мы говорим о «русском мятеже против мирового порядка», то надо помнить, что мировой порядок в это время выглядел как мировая война, причем с совершенно непонятным тогда еще финалом.
Нам сегодня очень трудно (и, думаю, бесперспективно) обсуждать итоги революции, хотя прошло сто лет. У этих трудностей есть несколько причин. Одна из них – та, что мы, кажется, застряли в этом процессе, в процессе, который историк Михаил Гефтер называл «неостановленной революцией». «Неостановленная» не в том смысле, что не нашлось достаточного количества реакционеров, антиреволюционеров, достаточной силы противников, а «неостановленной» в том смысле, что для нее и для Октября не нашлось адекватной формы – ни государственной, ни глобальной. И, собственно говоря, между этими двумя стульями Советский Союз не усидел: с одной стороны, не будучи вполне государством, а с другой стороны, не в силах стать полноценной глобальной альтернативой.
Надо помнить, что Октябрьская революция выстраивалась как альтернатива западному капиталистическому мировому порядку. Начиналась она как связанная с марксизмом; дальше эта связь делалась все более сложна и проблематична. И главный вопрос, который, я думаю, в конце концов и дискредитировал СССР как послереволюционное государство, сознательно живущее революцией, ставящее революцию в свое основание, главный упрек был связан именно с альтернативой. Есть ли альтернатива? Какую альтернативу вы предлагаете современному капитализму? Здесь и произошел обвал – альтернативы не оказалось.
Но когда Советского Союза не стало, выяснилось, что мир без глобальной альтернативы в каком-то смысле еще более опасен, чем мир, расколотый на два враждующих блока. Так что, может быть, как и считал Гефтер, Октябрьская революция в каком-то смысле, как пожар в угольных пластах, уйдя под землю, продолжается. И один из признаков этого – состояние государства на территории бывшего СССР. Ведь Россия до сих пор не может выстроить государство, и мы много говорим про «государственность», чтобы как-то скрыть это обстоятельство.
Об этом можно много говорить, но понятно, что разрушителем альтернативного русского начала, которое несла Октябрьская революция, была группа Сталина. Это достаточно ясно, хотя не надо считать, что все это сделал он один. Но, конечно, альтернатива существовала, и если бы она воплотилась (она, конечно, не могла воплотиться в виде какого-то потребительского рая, тем более – в разрушенной стране после Первой Мировой войны, но она могла воплотиться в виде такого мужицкого антифашистского государства), в этом случае, скорее всего, Второй Мировой войны бы не было. Места для Гитлера просто не нашлось бы – это место в значительной степени создал Сталин. Но это уже из области несбывшегося.
Что касается последствий, результатов революции… Как ни парадоксально, одним из явных травмирующих последствий революции является состояние наших русских мозгов. Эта травма очень заметна, когда мы пытаемся рассуждать о революции. Заметно, что во всем мире сегодня только русские не могут рассуждать, не могут предложить ничего интересного – ни интересного нарратива, ни интересной истории о революции. Здесь у нас – полный провал, и этот провал, видимо, подготовлен сталинскими «операциями на мозге», если так можно сказать. То есть попыткой Сталина вывести искусственное существо в рамках Советского Союза, создать искусственную советскую культуру и советскую историю. Так что сегодня в стране в этих разговорах о юбилее практически ничего интересного об Октябрьской революции услышать нельзя. И это, наверное, удивительно.
Если же говорить о людях, связанных с революцией, то, безусловно, сразу вспоминается Сталин. Как человек и как историческое чудовище он, безусловно, порожден революцией. Но революцией порожден также и Осип Мандельштам, революцией порожден и Варлам Шаламов. Я думаю, на Западе у Русской революции было колоссальное влияние, в том числе ив культуре, и в философии. И оно, конечно, не сводилось только к левой марксистской традиции.
Понятно также, что без Русской революции в мире бы не было, например, деколонизации – во всяком случае, в том виде, в котором мы ее знаем. Или она была бы еще более разрушительной. Ну и, конечно, Мао Цзэдун, Красный Китай – это прямое порождение Русской революции, здесь, как говорится, родство не надо даже доказывать. А Китай – это, видимо, центральное государство следующего века.
Поэтому я думаю, что нам надо посмотреть на революцию, нам предстоит работа по извлечению опыта как политического и исторического, который не извлечен до сих пор, так и человеческого. Ведь революция создала общество, которое захотело и смогло сопротивляться гитлеровскому нацизму. Совершенно очевидно, что это не было просто-напросто национальным сопротивлением в банальном этническом смысле – это была такая национально-идеологическая война людей, для которых революция все еще была актуальной и все еще была их «родной» революцией.
После войны именно это поколение, «поколение победителей» было обдуманно разрушено, деморализовано и растоптано сталинской политикой. Это единственное, что Сталин успел сделать, кроме восстановления и послевоенной модернизации за счет самих же людей. И здесь мы опять возвращаемся к сюжету о том, что мы удивительным образом пока не можем сказать ничего интересного о тех людях, которыми мы сами являемся. И это – тоже часть загадки Русской революции», – сказал Глеб Павловский.
Читайте также
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Виталий Найшуль
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Владимир Пастухов
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Михаил Баранов
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Василий Измайлов
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Ярослав Леонтьев
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Юрий Пивоваров
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Григорий Голосов
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Алексей Левинсон
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Алексей Портанский
10 дней, которые потрясли мир: к юбилею революции 1917 года. Алексей Макаркин
